Боярышня Евдокия 4
Шрифт:
— А как же, — лениво поддакнул Фёдор. — Княжич поверить не мог, что всё так просто и дёшево. Отцу скажет, тот осерчает на монахов, а они ему свой укор выскажут, что лезет в их дела, и по-новой будут лаяться.
— Повод ругаться и без меня находят. А так-то, князь по делу сердиться будет. Нехорошо и недальновидно нарочно не расширять производство плинфы и удерживать высокую цену.
— А ты себе новых врагов приобрела, — вздохнув, ответил ей управляющий.
Дуня нахохлилась и буркнула:
— Переживу.
—
— Может, и ничего, — повторила боярышня, успокаивая себя же.
— Вячеслав Еремеич что пишет? К осени дома будет?
— Отец к концу лета вернется, — оживилась Дуня. — Сразу сюда приедет, чтобы при нём постройку защитной стены закончили. У него есть какие-то идеи по военным хитростям. Пишет, что подглядел их у османа.
— Ишь, куда его занесло, — покачал головой Федор. — То-то боярыня-матушка беспрестанно молится о его возвращении.
Дуня погрустнела. Отца приписали к посольскому приказу, и он уже больше года не был дома. Но печалиться управляющий ей не дал, озадачив новой проблемой :
— Боярышня, ты бы поглядела, чего не так с тем мылом, что мы сварили. Вроде всё по твоим записям делали, а не застывает.
— Показывай, — вяло отреагировала Дуня, заодно вспомнив о планах по внедрению стекольного глазурования. — Фёдор, а чего гончар с нами ряд не заключает?
— А чего ему его заключать? — с досадой хмыкнул управляющий. — Он нынче сам по себе.
— Я ему в прошлом столько разной посуды придумала и научила, как её правильно продавать. Неужели это ничего не стоит?
— Вот когда ты всё это придумывала, тогда и ряд с ним был, а потом он без тебя управляться решил.
Дуня понимающе кивнула и поделилась с управляющим своими планами:
— У Петра Яковлевича скоро станут много стекла варить, а из разбитого стекла можно красивую глазурь делать для нашей посуды.
— И? — Фёдор ждал продолжения, понимая, что боярышня больше не станет делиться своими идеями с гончаром.
— Вот бы нам такую посуду начать делать.
Управляющий сорвал травинку, зажевал её и степенно выдал:
— Можно было бы написать Вячеславу Еремеичу, чтобы в Кафе выкупил гончара, но боюсь, что наше письмо опоздает.
— Опоздает, — согласилась Дуня, умолчав, что письмецо может и вовсе не быть доставленным в московское посольство в Кафе. Всё же дорога полна опасностей.
— Тогда попроси отца Варфоломея разузнать, не согласится ли кто работать на нас, — предложил Фёдор. — Только ты хорошо подумай, полезно ли это нам. Мастера с семьей надо кормить и одевать, дать жильё и защиту.
— Златых гор не обещаю, но с новой глазурью наша посуда будет хорошо продаваться. Только бы мастер рукастым оказался и не ленивым.
— Рукастые и не ленивые редко в холопы
— Ох, да иду я, иду, — откликнулась Дуня, расстроенная разговором о гончаре.
Искать нового гончара и заключать ряд она не хотела категорически. Слишком это ненадежно. Хорошо, что мебельщики без претензий обновили ряд с Дорониными, а то бы вся Москва над ними смеялась.
Никто не пёкся о своих рядовичах так, как Дунина семья. Дед и Фёдор создали все условия для их работы. Не за спасибо, конечно, но у мебельщиков всё есть: сырьё, доставка, место на торгу и защита. Те же условия были у гончара, но он предпочел быть сам по себе, самостоятельно выплачивая все налоги. И все бы ничего, но поднявшись на Дуниных идеях, он вовсю включился в конкурентную борьбу с нею же.
А значит, новый гончар должен согласиться на холопство. Звучит для свободолюбивого мастера страшно, но будь люди уверены в своих боярах, то предпочли бы иметь постоянную работу со скромными доходами и защиту. Боярин же не только от внешнего врага закрывал, но и от произвола служивых людишек защищал.
Дуня за свое честное отношение к людям была уверена, а вот каким хозяином покажет себя брат — ещё неясно. Даже насчёт отца были сомнения, потому что ему не приходилось вести хозяйство. Вот и получается, что люди правы, когда боятся холопства.
— Смотри, боярышня, — Фёдор показал ей рамки с разлитым в них мылом. Оно было тёмное, вонючее и застывать не собиралось. Дуня даже трогать его не стала.
— Это на выброс, — резко прокомментировала она.
— Я так и думал, — расстроился управляющий.
— Зольная вода у нас есть?
— Как не быть.
— Тогда завтра сварим новое, — пообещала боярышня. — А сейчас пойду, надо церковь рисовать.
— Евдокия Вячеславна, ты уж не мудри там, — попросил её Федор, — а то мы потом не найдем мастеров, которые её сложат.
— Не переживай, вряд ли кто-то возьмется строить церковь по моим рисункам. Отец Варфоломей придумал испытание для меня, чтобы посмотреть, как я представляю себе дом божий, не более. Интересно ему, видишь ли, — не удержалась от ябедничания Дуняша.
— Боярышня, но ты купола раскрась синим, как небо. Лепо будет посвятить церковь в честь Богородицы. А можно зелёным — в честь Святого Духа.
— А чего не золотые?
— В честь Небесной Славы? Эх, не потянем! А было бы красиво.
— Знаешь, Фёдор! А ты сам себе ставишь ограничения. Если хочется праздника для души, то я нарисую разноцветные купола! И форма у каждого купола разная.
— Это как же?
— А так же, — передразнила она его и взмахнула руками, собираясь немедленно показать, какова её задумка, но ничего не получилось.