Боярышня Евдокия 4
Шрифт:
А с другой стороны, из-за экстраординарных технических решений она капитально осушила свою пустошь. В начале осени не переставая шли ливни и там, где дороги не мощены, до сих пор несусветная грязь и любой транспорт напрочь вязнет, зато в месте будущей слободки у Дуни только пару раз засосало сапожок в грязь.
И если никому не говорить, что канал рыли не для пуска по нему воды, а для прокладки под землей труб, то... Дуня грустно выдохнула, потому что она уже всем растрепала про водопровод и остаётся только делать умный вид, как будто
Вечером Еремей вёл суровую мужскую беседу с сыном и внуком, так что Дуне было не подступиться. А утром спозаранку уехал в Кремль. После присоединения новгородцев и псковичей дел у московских приказов было невпроворот. А князь ещё подкинул бумажной работенки, собираясь с этого года начать укреплять все пограничные городки, особенно по реке Оке.
Дуня долго слушала вечерние разговоры мужской половины, но так и не поняла, ждать нападения или не ждать. Отец говорил, что хан Ахмат обязательно пойдёт на Москву через Оку. Дед же был убежден, что надо ждать подлянки от Казимира. Ванюшка тоже имел своё мнение и выбрал своими врагами Ливонских рыцарей, но подтверждения его версии у него не было. Зато Дунин отец говорил, исходя из того, что наблюдал у османов:
— Ахмату некуда деваться, — убеждал он отца. — Хан тратит уйму сил и золота на внутренние интриги, а внешняя политика ослабевает, особенно со стороны осман. Они его ни во что не ставят! Ахмату нужны победы и ресурсы.
— А я думаю, что Казимир себя проявит, — подумав, возразил Еремей Профыч. — Чую, что не простит он новгородцев за то, что они к нам подались. По моему разумению Иван Васильевич не купцов ради дороги ровнял, а чтобы быстро дружину вести на подмогу.
— И ливонцы ударят! — влез Ванюшка, стуча кулачком по столу.
На этом Дуня ушла к себе в светлицу, намереваясь потолковать с дедом о своих делах утром, но Еремей Профыч уехал, даже не позавтракав.
Боярышню никто не будил. Она проснулась сама. В доме было благостно. Привычный шум и суета поспособствовали отличному настроению, и даже мамины разговоры о женихах не испортили его Дуне.
— Мам, сядь ровно и почувствуй дзен, — протяжно пропела она, задирая юбку и складывая ноги бубликом.
— Ты где таких слов понабралась? — опешила Милослава.
— Опусти ноги, охальница! — подключилась Василиса.
— Ом-м-м, — тщательно зафиксировала звук Дуня.
— Боярыня, она заболела! — прошептала ключница. — Я сейчас за святой водицей сбегаю, а потом мы полынь зажжём и окурим дом.
— Эх, вы, неучи! — отругала их боярышня. — Купцы из Бухары привезли синские товары и немного рассказали о далекой стране. Так вот, «дзен» — это наивысшее состояние покоя. А «ом-м» помогает не слышать ваши псевдонаучные методы лечения.
Высказавшись, Дуня поставила женщин в известность о своих планах:
— Я в Кремль!
Ключница озабоченно посмотрела на боярыню :
— Проводи-ка её, — велела та, — не ровен час,
— Права ты, матушка, — поддакнула Василиса. — Ты на подоконник положи веточки вербы, чтобы нечисть отогнать, — посоветовала она.
— Иди уже, без тебя знаю! Присматривай там…
— Бегу матушка, бегу! Нынче князей да бояр в Кремле видимо-невидимо. Не поймёшь, кому как кланяться, — быстро посетовала Василиса и бросилась переодеваться.
Милослава согласно вздохнула. Пора бы уж князю навести порядок в чинах, а то и правда не понять, к кому как обращаться. Много появилось бояр из других княжеств, а есть ещё свои введённые и путные бояре. Ну, да с этим князь разберётся, важнее знать, наследует ли муж свекру даденный ему чин думного боярина? Старые рода не столкнёшь, крепко в думе сидят, а Еремей Профыч с Репешком новенькие и их пытаются выдавить из Думы служилые князья с пришлыми боярами.
— Мам, а мой новый опашень готов? — крикнула Дуня из своей светлицы.
— Готов, сейчас скажу, принесут.
— Вот и ладненько, — обрадовалась боярышня.
Рубаху из тонкой шерсти она менять не стала, а вот сарафан выбрала понарядней, чтобы не стыдно было широко шагать. Опашень-то* ( долгополый кафтан ) при ходьбе раскрывается и сарафан виден. Длинные рукава рубахи Дуня собрала под расшитые запястья, а спускающиеся до земли рукава опашня завязала позади себя, чтобы по земле не волочились. Одежда была щедро расшита мамиными рукодельницами и от того тяжела. Дуняшка предпочла бы накинуть вместо утеплённого опашня шубку, но заморозков ещё не было, а вот дождь мог пойти и попортить меховой воротник с манжетами.
Василиса тоже принарядилась, но на ней была надета душегрея и убрус. Дуня даже позавидовала ей, поскольку её голову украшал венец, и он не грел. Подумав, она стянула венец, померила шапочку с меховой оторочкой, но под укоризненным взглядом ключницы сняла.
— Надень каптур, — посоветовала Василиса и Дуня, хлопнув себя по лбу, полезла в сундук с тёплыми вещами. Она и забыла, что есть девичья повязка с ушками. Точь-в-точь, как тёплые наушники в будущем.
Наконец они вышли во двор, где их уже дожидался Гришаня со своими ребятками и свежей парой новиков. Получилась целая кавалькада сопровождающих.
Василиса гордо восседала в коляске, не позволяя поднять верх, чтобы укрыться от ветра. Дуня посмеивалась, но не возражала. Ей нравилось смотреть на довольную ключницу : не так уж часто ей доводилось выезжать в коляске.
По дороге им пришлось несколько раз остановиться и поздороваться со знакомыми. Василиса млела от оказанного её боярышне внимания важными людьми. Дуняшка улыбалась и поглаживала женщину по плечу.
— Совсем взрослая ты стала, — вылезая из коляски, с грустью произнесла Василиса. — Выйдешь замуж и улетишь из отчего гнезда …