Бойся меня

Каррэн Тим

Ромеро пересказал Аквинтесу свой разговор с Чёрным Псом, хотя Аквинтес уже и сам о многом догадался: внутри этих стен ничего не менялось, и из года в год зеки играли по одним и тем же правилам.

Аквинтес вытащил самокрутку с травкой, закусил конец и сплюнул.

– Ладно, брат. Я хочу, чтобы ты меня выслушал и услышал. Ты не можешь выступить против этих людей. Ты не можешь броситься один на свору животных, вроде Чёрного пса, его байкеров, Арийцев и Папаши Джо. Да они с тебя на хрен кожу сдерут!

– Я знаю,

ДжоДжо.

– Тогда к чему вообще весь этот разговор?
– спросил Аквинтес.
– Почему я вижу в твоих глазах готовность пойти на самоубийство? Почему я начинаю думать, что ты достаточно безумен, чтобы попытаться защитить этого малька и поплатиться за это своей собственной задницей?

Но Ромеро не собирался, да и не мог ответить на этот вопрос. Наверно, он и сам ещё толком не знал.

В этой тюряге в течение многих лет впроголодь он научился плыть по течению, ни о чём не заботиться и ничем не интересоваться, просто сидеть в камере и закрывать глаза на то, что не касается его лично... А теперь вот это.

Сейчас что-то, чего он и сам понять не мог, разбудило его совесть, и Ромеро не мог её контролировать. И эта совесть говорила ему, что он должен помочь мальку, невзирая на последствия.

Совесть не станет прислушиваться к голосу разума.

Совесть не бывает расчётливой.

Она отрицает безразличие в любом его проявлении.

– Вот твой мальчонка, - сказал Аквинтес, указывая на бредущего вдоль изгороди и пытающегося слиться с окружающей местностью Палмквиста.
– Вот твой малёк.

– Он не мой, - отрезал Ромеро.

Аквинтес выдохнул дым через нос и усмехнулся.

– Ага, только вот тебе неприятно даже думать о его судьбе, да? Что-то внутри тебя - возможно, именно та часть, благодаря которой я тебя люблю и уважаю - хочет защитить этого ребёнка и порвать любого подонка, который за ним придёт. Но нужно смотреть на вещи трезво, друг мой. Если Папаша Джо говорит держаться в стороне, лучше держаться в стороне. А если станешь у него на пути... плохо, очень плохо. За тебя возьмутся не только люди Чёрного Пса или Арийцы, или приспешники Папаши Джо - он бросит клич, назначит сумму, и за твоей задницей будут гоняться все зеки. Ты не сможешь сразиться со всеми.

– Не смогу.

– Но ты об этом думаешь...

Ромеро не стал отрицать. Не мог.

Часть него жутко хотела заступиться за Палмквиста, когда все эти животные потянут к нему свои грязные лапы... Но вторая часть желала убраться от малька как можно дальше.

Потому что он не мог ни думать постоянно об одном и том же - Уимс сунулся к мальчишке, и теперь Уимс мёртв.

Что-то произошло прошлой ночью. Что-то произошло, когда Палмквист спал. И Ромеро мог хоть сотню раз говорить себе, что ему всё приснилось, но он в это ни хрена не верил.

Он продолжал думать о Палмквисте и о том, что тот рассказывал про брата. Бред сумасшедшего.

Бессмыслица. Но Ромеро не мог перестать об этом думать.

«Мой брат... Деймон... Он не такой, как мы; он отличается от нас».

А, чепуха! Этот чёртов малёк наверняка просто с головой не дружит! Его изнасиловали в Брикхейвене, и теперь он потерял связь с реальностью, пребывая в каком-то мире грёз. Иначе и быть не может.

– Но что-то же достало Уимса, - пробормотал Ромеро себе под нос, но Аквинтес его расслышал.

– Вот это правда, брат.

– Вокруг Палмквиста продолжают появляться трупы. Запертые в своих камерах зеки. Зеки, которые тем или иным образом зацепили мальчонку.

Ромеро тряхнул головой.

– Я размышляю вслух, как какой-то псих.

– Ты не говоришь ничего, о чём бы я не думал сам, брат, - произнёс Аквинтес, поднялся на ноги и затушил сигарету.
– Может, и вправду, мальчишка что-то делает? Может, у него есть ангел-хранитель? Жирному Тони стоит над этим задуматься.

Ромеро смотрел ему вслед и размышлял о том же.

Проблема была в том, что парни вроде Жирного Тони не думали. Они действовали. Реагировали. Как тупые животные.

Если голодны - ели. Если устали - спали. Если их загнать в угол, они выцарапают глаза. А если им в голову ударяют гормоны, они...

– Эй, Ромеро, - окликнул его один из охранников, помахивая дубинкой.
– Рядом с тобой на земле окурки. Убери. Не загрязняй мой грёбаный двор.

– Да, начальник, - ответил Ромеро.

12

Тем вечером в комнате отдыха в блоке С растлитель малолетних по имени Нил Гивенс сидел и читал Библию, пытаясь выяснить, как заставить бога простить мужчине насилие над одним из его агнцев.

– Я понял, - тихо произнёс Гивенс, - мы приходим в этот мир несовершенными и поэтому грешим.

Тощий чернокожий паренёк Скив кивнул, не отрывая взгляда от журнала:

– Как скажешь.

Каждый день в Долине Шэддок был для Гивенса одинаковым.

Он по несколько часов сидел и молился, не замечаемый входящими и выходящими зеками. Вот и сегодня ему везло.

Никто из обычных бандитов не цеплял его, не замечал и не оскорблял. Никто.

Словно он был невидим.

Не существовал.

И Гивенса это полностью устраивало.

Он не отрицал того, что совершил.

Большинство ночей он лежал в темноте и в подробностях вспоминал произошедшее. Никто не знал: он раскаивался или ему нравилось вновь и вновь ощущать удовольствие от преступления. Никто не знал. А Гивенс не рассказывал.

Всё, чего он хотел, это отсидеть свой срок, не вляпаться в неприятности и снова выйти на свободу... Хотя по законам штата это случиться ох как нескоро. Если вообще случится.