Божественное пламя
Шрифт:
Через несколько дней после того, как царь отправился на восток, весь гарнизон Пеллы был выведен на учения. У Александра появились новые мысли о пользе легкой конницы в бою с пешими рядами. Кроме того, сказал он, солдатам нельзя позволять накапливать жирок.
Огорченные или, напротив, испытывавшие облегчение от того, что не участвуют в походе, солдаты так или иначе слегка расслабились. Прежде чем опрятный, тщательно одетый юноша доехал на своей лоснящейся черной лошади до середины шеренги, в рядах занервничали и начали старательно выравниваться, стараясь скрыть упущения — попытки, не возымевшие большого успеха. Несколько человек с позором были отосланы в казармы. Остальным предстояло тяжелое утро. Впоследствии
— Они теперь в хорошей форме, — сказал Александр Гефестиону. — А главное, знают, кто здесь командует.
Впрочем, первыми почувствовали это не солдаты.
— Дорогой, — сказала Олимпиада, — сделай мне пустяковое одолжение, прежде чем твой отец вернется, — ты же знаешь, как он перечит мне во всем. Дейний оказал мне столько услуг, помогал моим друзьям, предупреждал о происках врагов. Твой отец не дает его сыну повышения просто из злобы. Дейний хотел бы, чтобы он получил отряд под начало. Он очень полезный человек.
Александр, мысли которого наполовину были заняты учениями в горах, спросил:
— Да? Где он служит?
— Служит? Я имею в виду Дейния.
— А… Как имя его сына, кто начальник его отряда?
Олимпиада укоризненно посмотрела на него, но заглянула в записи.
— А, Геракс. Он хочет, чтобы Гераксу дали отряд?
— Это не много для такого достойного человека, как Дейний, он это знает.
— Он знает, что сейчас самое время заявить свои права. Думаю, это Геракс просил его.
— Почему нет, если твой отец преследует его из-за меня?
— Нет, мама. Из-за меня.
Она резко обернулась. Ее глаза, казалось, пристально изучали какого-то опасного незнакомца.
— Я видел Геракса в бою, — продолжал Александр. — И рассказал отцу, чего он стоит. Вот почему он сейчас здесь, а не во Фракии. Он упрям, он не терпит людей, которые соображают быстрее, чем он, а когда дела плохи, старается переложить вину на других. Отец перевел его в гарнизон, вместо того чтобы понизить в должности. Я сделаю это сам.
— О! С каких это пор отец то, отец сё? Я теперь для тебя ничто только потому, что он дал тебе поносить печать? Ты принимаешь его сторону против меня?
— Я принимаю сторону мужчин. Их могут убить враги, но это не повод позволять убивать их дуракам вроде Геракса. Если я дам ему отряд, мне перестанут верить.
Она вступила в битву с родившимся в нем мужчиной, ощущая одновременно любовь и ненависть. Давным-давно, при свете факелов в пещере Самофракии, когда ей было пятнадцать, она заглянула в глаза мужчине, еще не зная мужчин. Теперь она их знала.
— Ты ведешь себя нелепо. Что, по-твоему, означает эта побрякушка на твоем пальце? Ты всего лишь ученик Антипатра, Филипп оставил тебя здесь, чтобы ты смотрел на него и учился править. Что ты знаешь о мужчинах?
Она была готова к битве, слезам и купленному кровью миру. Он молчал, но внезапно улыбнулся.
— Прекрасно, мама. Маленькие мальчики должны предоставить дела мужчинам и ни во что не вмешиваться.
Она стояла, озадаченно глядя на сына. Александр сделал три быстрых шага вперед и обнял ее за талию.
— Дражайшая! Ты знаешь, что я люблю тебя. Предоставь все эти хлопоты мне. Я справлюсь. Отныне тебе ни о чем не нужно беспокоиться.
На какое-то время она оцепенела, потом наконец выпалила, что он жестокий испорченный мальчишка и она не знает, что ей теперь сказать Дейнию. Но ослабла в его объятиях, и Александр знал, что мать рада почувствовать их силу.
Александр отказался от охоты, чтобы находиться рядом с Пеллой: Антипатр в его отсутствие мог бы принимать решения самостоятельно. Лишенный привычных физических упражнений, он однажды в
Из Пропонтиды приходили сообщения от Филиппа. Взять Перинф, как и предполагал царь, оказалось невероятно трудно. Город стоял на мысу, неприступном с моря, а со стороны суши был хорошо укреплен. Жители Перинфа, который процветал и рос на отвесных скалах, годами возводили свою крепость: четырех- и пятиэтажные дома ярусами поднимались вверх, как ряды в амфитеатре, и с каждого открывался вид на крепостные валы; теперь на крышах засели пращники и метатели дротиков, готовые отразить штурм. Чтобы обеспечить своим солдатам огневую поддержку, Филипп возвел стофутовые осадные башни и платформу для катапульт; он попытался сделать подкоп, но обнаружил за внешней стеной еще одну, образованную первым рядом домов, плотно спаянных камнями, землей и щебнем. Как он и ожидал, Бизанфа пришла на помощь его врагам; юркие триремы, команды которых прекрасно знали местные воды (у Македонии никогда не было мощного военного флота), привезли в крепость войска и охраняли пути для караванов Великого царя, который выполнил свою часть договора с Афинами.
Царь Филипп, диктовавший свои послания, излагал суть дела с блеском и проницательностью. Читая их, Александр не находил себе места, сознавая, какую великую кампанию он пропускает. Даже печать была слабым утешением.
Однажды утром он был на выездке, когда увидел машущего ему Гарпала. Гонец из дворца обратился к человеку, который мог безбоязненно прервать занятия наследника: дело, видимо, не терпело отлагательства. Александр спрыгнул с колесницы и пробежал рядом с ней несколько шагов, чтобы сохранить равновесие. Он был покрыт слоем пыли с ипподрома: она лежала на его ногах до самых колен, как толстые сапоги. На лице, похожем на маску из-за размазанного пота и грязи, сияли одни глаза, ярко выделявшиеся своей ослепительной бирюзой. Его друзья стояли поодаль, не столько из-за этикета, сколько из боязни запачкаться.
— Это удивительно, — пробормотал Гарпал за спиной Александра, — вы заметили, от него никогда не воняет, а любой другой на его месте смердел бы, как лисица.
— Спроси у Аристотеля, — сказал кто-то.
— Нет, я думаю, это его разозлит.
Гонец сообщил, что во дворце наследника дожидается нарочный с северо-восточной границы.
Александр послал слугу за чистым хитоном, наскоро смыл грязь и пот под фонтаном во дворе конюшни и появился в зале как раз в ту минуту, когда Антипатр, держа в руке нераспечатанный свиток письма, заканчивал расспрашивать посланца, которому было что рассказать. Он едва не лишился жизни, пробираясь в Пеллу из горных областей за Стримоном, где Македония схлестнулась с Фракией сетью оспариваемых ущелий, гор, лесов и луговых выпасов.