Божественные истории
Шрифт:
То, что сделал Аполлон, впечатляет. Тело мужчины было выпрямлено, самые серьёзные из ран заживлены. Остались кое-какие синяки и царапины, но сердце уже бьётся ровно. Это немало.
Вскоре после захода солнца дыхание незнакомца внезапно изменяется. Оно становится быстрее, тяжелее, и здоровая рука начинает ощупывать землю в поисках чего-то.
— Не двигайся, — говорю я, дотронувшись до его костяшек. — Ты можешь навредить себе.
Он с трудом открывает опухшие глаза. У него тёмная внешность, но радужки — светло-серые, цвета камней.
— Кто… — он запинается
— Друг. А ты кто?
Он пытается сесть. Из его груди слышится какой-то хрип. Я мало что знаю о человеческой анатомии, но это явно какой-то нехороший звук.
— Ляг обратно, — я мягко надавливаю на его плечи. Он не в том состоянии, чтобы сопротивляться. К счастью, он даже не пытается. Я принесла воду и еду, если хочешь.
Он вновь облизывает губы, и я расцениваю это как согласие. Вливаю струйку воды ему в рот, и хотя он начинает кашлять, ему удаётся всё-таки проглотить большую часть.
— Где?.. — его голос уже не такой хриплый, но его слова всё ещё сложно разобрать.
— На моём острове. Здесь ты в безопасности, обещаю.
— С тобой.
Это не прозвучало как вопрос. Хотя я для него просто незнакомка, он смотрит на меня не как на возможную угрозу, а как на спасительницу. Может, для него я и есть спасительница. В том, как он смотрит на меня, есть какая-то мягкость, будто бы он понимает, что жив благодаря мне, и это чувство согревает меня изнутри. Я нежно сжимаю его руку. Он счастливчик. Если бы его нашёл Арес, то в его жизни появилась бы новая угроза.
— У тебя есть имя? — спрашиваю я.
Молчит. Просто смотрит на меня своими светлыми глазами и молчит. Я прикусываю губу. Я привыкла к тому, что на меня все пялятся. Мне льстит подобное внимание. Но что-то в его взгляде создаёт впечатление, будто он видит не только то, что на поверхности, и это заставляет меня внутренне сжаться.
— Отдыхай, — это всё, что я могу ему предложить. — Я буду рядом, пока ты спишь.
Его веки снова закрываются, и я даже чувствую некое облегчение. Понятия не имею, кто он и откуда, но эти серые радужки не дают мне покоя. Он выжил не просто так — мойры не оборвали нить его жизни по какой-то причине. И какой бы она ни была, я прослежу, чтобы он об этом узнал.
* * *
Вот уже шестнадцать дней незнакомец молчит.
Я наблюдаю за ним, пока Эрос находится под присмотром нимфы, которой я доверяю больше всех. Про себя я называю незнакомца Киром. Давать ему имя с моей стороны было не совсем правильно — почти наверняка его зовут иначе, да и я никогда не обращаюсь к нему вслух. Но в моей голове «незнакомец», «мужчина» или «смертный» — это слишком обезличенные понятия, тогда как Кир — живой человек, спасти которого, рискуя своим будущим, я была только рада.
Папа так и не появился. Ни в первый день, ни во второй, ни спустя половину лунного цикла. Поначалу я всё время была настороже, готовая в любой момент снова топнуть ногой и сказать «нет», если придётся. Но то ли папа не обратил внимания на Аполлона, то ли по какой-то
Кир поправляется медленнее, чем я ожидала, но вскоре он уже может сидеть. Он есть и пьёт всё, что я ему даю, но никогда не просит большего. Я постоянно переживаю, что ему этого мало. Знаю, еда очень важна для смертных, чтобы быстрее выздороветь, но не могу понять, сколько именно ему нужно. Иногда я даю дополнительную тарелку ягод, и он съедает их все. А выздоровление всё равно идёт медленно.
Его молчание нервирует меня, и я часто ловлю на себе его взгляд, но любовь, которую он испытывает, выбивает меня из колеи. Я всегда чувствовала любовь в других, но это… Не та любовь, к которой я привыкла. В её основе не огонь и желание, как у Ареса. Она мягче. Нежнее. Он словно бы хочет позаботиться обо мне, хотя это я выхаживаю его. И хотя я люблю Ареса и всё ещё жду его возвращения каждый день, я невольно потихоньку поддаюсь этому чувству. Ничего не могу с собой поделать — это мой дар. Я не могу получать любовь, не отдавая взамен. Но что-то мне подсказывает, что даже без всякого дара, он мне не безразличен, и с каждым днём моя привязанность растёт. Он добр — добрее, чем Арес когда-либо был, — и его присутствие дарит мне спокойствие, даже когда мне кажется, что папа вот-вот придёт сюда.
Впрочем, это неважно. Он смертный, и даже если я позволю ему остаться со мной до возвращения Ареса, он может умереть задолго до этого. В лучшем случае, это временная любовь. Осознание этого в какой-то мере облегчает моё чувство вины. И упрощает принятие растущей привязанной между нами, даже если Кир не говорит ни слова.
На шестнадцатый день — я знаю это, потому что каждый вечер Эрос приносит мне по одному камешку, найденному на берегу, — Кир садится и внимательно смотрит на меня. Его глаза по-прежнему не дают мне покоя, хотя у меня и было время привыкнуть к ним.
— А есть мясо?
Первые его слова с тех пор, как он очнулся, спросил, где он, и замолчал. Я почувствовала облегчение.
— Эм, типа… кролика? — спрашиваю я. Мне даже в голову не приходило убить и приготовить кролика. Нимфы были бы в ярости.
— Или рыба, — он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух
— Рыбу можно организовать, — и нимфы, наверное, не будут так возмущаться. — Пойду попрошу дядю.
— Дядю?
Краснею. Точно, он же не знает, кто я.
— Эм, да. Скоро вернусь.
Я бегу к океану — пляж находится неподалёку от грота. Посейдон спокойно даёт мне несколько рыбок для Кира. Я не очень хотела просить его о помощи — он вполне может рассказать папе, где я нахожусь, — но сама я понятия не имею, как ловить рыбу. Но если это поможет Киру быстрее поправиться, то риск того стоит.
Я возвращаюсь со связкой рыб, от которой прямо-таки ужасно воняет, но не нахожу Кира в гроте. Сердце пропускает удар. Я роняю рыбу и выбегаю из пещеры.
— Ау! — кричу. И почему я не спросила, как его зовут на самом деле, когда была такая возможность? — Ты где?