Божественные истории
Шрифт:
— Прости. Я просто хотела помочь ему…
— Это моя вина, — вмешивается Гефест. — Я обманом заставил её поверить, что я кто-то другой.
— И обманом ты пытался влюбить её в себя? — рычит Арес, и они прожигают друг друга взглядами.
— Лучше бы ты не возвращалась, — злится Гера. — От тебя всегда одни только проблемы. Сколько боли ты причинила моим сыновьям…
— Гера, — папа одёргивает её своим повелительным тоном, которого никто из нас не смеет ослушаться. — Оставь нас. И все остальные тоже.
Остальные
— Серьёзно, Афродита, как ты можешь называть себя богиней любви, если даже не можешь разобраться в своих чувствах?
Я ощетиниваюсь. Будто она что-то понимает в любви.
— Сердце не обязательно отдавать кому-то одному, — выпаливаю я, невольно повторяя слова Гефеста, сказанные прошлой ночью.
Она надменно хмыкает, и я уже собираюсь сказать ей, куда она может пойти со своей заносчивостью, но тут вмешивается папа:
— Артемида, уйди.
Бросив на меня последний взгляд, она выходит вслед за Аполлоном и малышом Гермесом, который успел подрасти за эти годы. Они присоединяются к Деметре с её дочерью, Персефоной, и впятером они направляются в коридор, по которому раньше почти никто не ходил. Никто не пошёл в ту сторону, где располагаются наши покои. Должно быть, именно ту часть Олимпа разрушили Арес с Гефестом.
— Кто? — Эрос показывает пальцем на уходящую пятёрку.
— Это Персефона и Гермес. Они могут стать твоими друзьями.
Если совет позволит мне остаться здесь. Эрос хмурит лобик, задумавшись, и снова прижимается ко мне. Будет здорово, если у него появятся друзья, но прежде мне надо будет найти способ оградить его от царящей здесь ненависти. Начиная с того, чтобы держать его подальше от Геры.
Когда остаёмся только мы втроём, папочка касается моей руки.
— Я скучал по тебе. Больше не сбегай от меня, милая.
Я поджимаю губы. Не знаю, что на это ответить.
— Прости. Ну, за то, что покинула Олимп. Мне казалось, что у меня нет иного выбора.
— Понимаю. Когда я был в твоём возрасте, поступил так же, — он улыбается. — Кстати о юном возрасте. Боюсь, я не имел удовольствия быть представленным нашему новому члену семьи.
— Это Эрос, — я продолжаю обнимать сына, защищая от всего мира. — Эрос, это Зевс, мой папа.
Глаза Эроса округляются, он берёт в рот свой большой палец. Я треплю его кудряшки. Бояться нечего… надеюсь.
Какое-то время мы сидим в дружелюбной тишине, наблюдая за Эросом. Он притворяется застенчивым, но я чувствую, как на самом деле ему приятно быть в центре внимания. Моё маленькое солнышко.
Но этот чудесный момент не мог длиться
— И что ты собираешься делать, дочь моя?
Я смотрю за золотые кудри Эроса. Думала, что возвращение на Олимп даст мне ответы на вопросы, но я по-прежнему в растерянности.
— Не знаю. Я люблю обоих.
— Но ты провела совсем немного времени с Гефестом.
Пожимаю плечами.
— Это неважно. Я чувствую его любовь ко мне. Она… согревающая. Нежная. Незыблемая. И это то, что мне нужно, пап. Правда, нужно.
— Тогда в чём проблема?
Слова застревают в горле.
— Ареса я тоже люблю.
— И в чём отличие между ними?
Во всём.
— Арес… Я знаю, кто он. Знаю, какой он. Знаю, как стремительно может измениться его настроение и что на него не всегда можно положиться. Но когда мы вместе, это как будто… как будто мир наполнен яркими красками.
— А с Гефестом?
Мои щёки розовеют. Папа — последний, с кем мне хотелось бы это обсуждать, но, возможно, он единственный, кто может меня понять.
— С ним есть только мы. Всё остальное бледнеет, темнеет, исчезает в никуда. И о чём бы мы ни говорили, даже о всяких глупостях, эти разговоры греют душу. С ним мне всегда тепло.
А с Аресом бывает как жарко, так и холодно.
— Тогда тебе нужно сделать выбор, — отвечает папа.
На глаза снова набегают слёзы.
— Как? — шепчу я. — Все думают, что я… что я шлюха, потому что люблю обоих, но я ничего не могу с собой поделать, папочка.
— Ох, Афродита, — он поднимается со своего трона и подходит ко мне, чтобы заключить в объятия. — Тебе совершенно нечего стыдиться, чтобы там ни говорили злые языки твоей матери и сестёр. В тебе столько любви, сколько в них никогда не будет, и твои чувства к моим сыновьям совершенно естественны. Некоторые рождены моногамными. Они видят любовь в ком-то одном и целиком посвящают ему себя. Но есть и такие, как мы с тобой. Мы видим любовь повсюду и понимаем, как много теряем, отказываясь от неё. Это не умаляет нашей любви к избранникам. Просто мы можем любить и других тоже, вот и всё.
Я всхлипываю. Папа протягивает мне кусочек ткани. Я беру платок и промокаю глаза.
— Но что делать, если это причиняет такую боль нашим избранникам, что они больше не хотят нас любить?
Папуля молчит несколько секунд. Не стоило мне спрашивать. Я точно знаю, что будет дальше… Видела, как развивались их отношения с Герой. Все видели.
— В таком случае, видимо, нам с ними не по пути.
— Но как тогда выбирать? — бормочу. — Гефест говорит, что его устраивает такое положение вещей, но мне кажется, он тайно надеется, что его одного будет достаточно. Арес… чётко дал понять, что не желает видеть меня ни с кем другим.