БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Половец Александр Борисович

Вернулся я домой, зову сына: «Лёшка, поезжай с паспортами в американское посольство!» Принял его там чиновник, говорит ему: «Папа у тебя хороший художник, а сам-то ты не собираешься с ним вместе?» — «Да нет, это папа хочет в Америку..» — «Езжайте вместе, если решишь…»

Визы пришли быстро… Так мы и стали туристами. Взяли с собой самое необходимое. А там — Америка, Канада — Монреаль, Торонто и обратно в Нью-Йорк.

* * *

— В Америке нам понравилось, — вступает в разговор Ляля, — Лёня полетел в Лос-Анджелес,

я осталась в Нью-Йорке. «Куда ты, — говорю ему, — едешь, Лёня? Там же у нас нет никого и нет ничего!» Он сел в самолет, и — прямо из аэропорта к человеку, знакомому по Киеву. А тот ему: «Принять тебя у себя не могу — у меня гости…» Устроился Лёня в недорогой гостинице. Пришел ему на помощь попутчик, с которым он летел в самолете — оказался очень состоятельным человеком. А вскоре, почти сразу, этот попутчик сделал ему два заказа на работы!

А у Лёни ничего с собой не было, даже репродукций… Получив эти заказы, он сразу взял нам билеты, звонит — вылетайте! И начал работать, потом и заказы пошли один за другим — портреты, главным образом… Алеша тоже получил несколько заказов на роспись домов. В общем, выживали как-то.

А прошло время — настал год 1991-й, и мы оказались «нелегалами»… Что делать? Случайно взяла я русскую газету, а там объявление: адвокат по иммиграционным вопросам сообщает: правительство США выделяет 40 тысяч виз ежегодно — для особо одаренных и выдающихся специалистов…

— Лёня, — говорю, — ты проходишь по этой статье! — собрали все его документы — дипломы, грамоты, награды… — и к адвокату. Пришли, все ей показали, она говорит — это точно для вас!

Через две недели звонит — на вас уже пришло решение! А еще через месяц мы получили гринкарты. Так что теперь мы здесь вот уже 20 лет… И все эти 20 лет Лёня постоянно пишет. Здесь он создал около тысячи картин — пейзажи, портреты… Получается по 50 работ в год, и в том числе 12 этих колоссальных полотен, — показывет Ляля на картины.

— Там у тебя картины покупали, а здесь, как я понял, ты их не продаешь — почему же? — спрашиваю.

— Принципиально!

— Что же это за принцип? — не понимаю я. — Сказал же когда-то поэт: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать!»

— Рукопись — другое дело: у меня останутся тексты, а с картиной я расстаюсь навсегда. Денег же мне не нужно, хватает…

— Но ведь когда покупают картины, когда за них платят, — это, можно сказать, материальное подтверждение признания!

Ляля снова включается в наш разговор:

— А мы и продавали картины, первые 15 лет — портреты, пейзажи…

Алеша расписывал стены в домах — даже как-то получил заказ на 200 тысяч долларов… А потом Лёня начал тяжело болеть — у него было 6 операций! И когда я привезла из России всю его коллекцию, он говорит: «Какой мне смысл сейчас продавать свои работы? Ну, продам за 10 тысяч или даже дороже — картина ушла и исчезла из моей коллекции…».

— Но ведь можно сделать для себя фотографии! — возражаю я.

— Мои картины — мои дети! Зачем разбазаривать коллекцию, —

не соглашается художник, — я хочу полностью передать её в американский музей. Вот сейчас ко мне приходят люди, даже экскурсии целые — я продам картины, и что я покажу им?

— Но невозможно ведь посмотреть 3 тысячи работ, даже 500 — за один раз… Хотя бы частями, ну, не продал — так передал бы здесь в галереи, в музеи…

Ляля поясняет:

— Лёня считает, что его мечта должна осуществиться здесь, в Америке, — когда картины его станут доступны для показа в одном музее. Наш сын занимается сейчас этим вопросом, и он нашел мецената, который станет спонсором строительства развлекательного комплекса, а в нем будет постоянно действующий Музей русского искусства.

— Реально ли это? Помню, вам посоветовали чиновники в Лос-Анджелесском муниципалитете, когда к ним поступило предложение от супруги губернатора Калифорнии найти помещение для экспозиции картин Стиля: «Отвезите их обратно в Россию…» Так ведь, и правда, — какой же зал потребуется, чтобы выставить все три тысячи работ! Нужен не один, а три или даже больше музеев!

— Я работала главным хранителем Московского областного художественного музея, — говорит Ляля, — и у нас были, как и в Пушкинском, как в Третьяковке, и в Эрмитаже, запасники, там они огромные: только в Третьяковке хранится триста тысяч работ!

— У нас была как-то в Балашихинском музее моя персональная выставка, мы выставили больше трехсот работ, — останавливает ее Стиль. — Там в книге отзывов была занятная запись: «Благодарим художников за разнообразие экспонатов…».

— Они не заметили твоих подписей на картинах, посчитав, что это все работы разных художников… — предполагаю я.

— Конечно! — смеется Стиль.

— У него такая разница в стилях!.. — добавляет Ляля.

— Саша сказал лучше — «разностильный Стиль»! — перебивает ее Леонид. — В этих трех с половиной тысячах моих картин есть самостоятельные серии.

— Ну, хорошо, и что, если в ближайшие годы здесь не построят музей, а из России тебе предложат: «Даём огромное помещение — и это будет твой музей», согласишься? — интересуюсь я.

— Не подходит, — и вот почему: здесь это реально, а там…

— Но ведь там есть очень богатые люди, они покровительствуют искусствам, для них построить здание музея — как для тебя заказать здесь подрамники… Им отдал бы свои картины?

— Думаю, что нет, не отдал бы!.. Да там и духовная ситуация сейчас не такая.

Возвращаясь к началу беседы, я спрашиваю:

— А все же — почему ты…

— Сюда приехал? — не дает он мне досказать.

— Да нет, — уточняю, — «оттуда уехал», почему «сюда» — понятно!

Мы оба смеемся и продолжаем беседу.

— Только из-за подрамников?

— Во-первых, там пропала всякая возможность, даже теоретическая, сделать свой музей.

— Значит, с этой идеей ты живешь уже не первое десятилетие, так?

— Да. И если пройдет еще десятилетие — есть Алеша, сын!