БП. Между прошлым и будущим. Книга 2
Шрифт:
А этот, найденный им спонсор, создаст музей не только для Стиля — у нас здесь есть замечательные художники, которые тоже подарят свои картины музею — Клионский, например, он готов отдать все свои работы, а ведь у него — шедевры! Да и в России есть — Глазунов, например, — в Америку картины они отдадут бесплатно!
— А кого бы ты выделил из них, из числа российских мастеров, кого назвал бы своими соратниками?
— Илюша Глазунов, он мой соученик — во-первых, его, а еще Шилов, Присекин… да и здесь — все Лёшкины друзья — они отдадут свои работы, среди
— Вопрос мой не в том, кто отдаст свои работы бесплатно, — а с чьими работами рядом ты хотел бы видеть свои?
— Я их назвал тебе только что…
— А с кем бы ты не хотел «висеть» рядом?
— С абстрактными художниками: с квадратом Малевича, с Шагалом, с Пикассо — с ними мне рядом нечего делать…
— А из нынешних — с Кабаковым, например?
— Нет! — хором ответили Лёня и Ляля. А Леонид добавил: — Я сторонник классического искусства, реализма в искусстве.
— Ну, хорошо, с музеем Лёша поможет, а что скажем сегодня о нем самом? Я знаю его работы, и, мне думается, он продолжает в живописи твою линию, не так ли?
— Верно, у него очень много работ, — вот и здесь они висят…
— Стало быть, он тебе и помощник и соратник по духу?
— Да нет, — смеется Стиль, — это я его помощник… Вот смотри, — это он себя написал в 16 лет — равносильно Ван Дейку! Рубенс сказал: нужно так научить своих учеников, чтобы потом было у кого поучиться. Теперь я учусь у него, как надо работать! А ведь он шестилетним мальчишкой уже написал первую свою работу…
— Уж не с тех ли пор вы и поменялись ролями?.. Шучу, конечно, ну, а всерьез: поговорим о Ляле — вдохновительнице твоих работ, о твоей музе, о жене…
Ляля, показывая на висящие на стенах портреты женщин, а их здесь немало, улыбается:
— У него были второстепенные музы, а теперь я — главная!
— Вот, — говорит художник, — видишь: этому портрету лет сорок, а этот — «моложе», ему — только пятнадцать…
— Знаешь, мне кажется, ты хороший пример по-настоящему счастливого человека, — готовлюсь я завершить беседу.
— Согласен, конечно! Хотя, что такое счастье? Есть шутка: говорят, счастье, это когда успел во время добежать до туалета!
Отсмеявшись, в разговор снова включается Ляля:
— … Когда мечты сбываются, это тоже счастье… Вот Лёня говорит: «Музея пока нет, но есть мечта», и ведь что-то обязательно сбывается, когда он говорит.
— Но, точно, не в России? — повторяю я свой вопрос.
— Знаешь, — отвечает он, — после 90-го года там был настоящий кошмар — в моей мастерской картины заливало водой… А сейчас там распад искусств, и у меня теперь такое чувство, что Америка — единственная страна в мире, которая способна у себя «раскрутить» новый виток ренессанса.
— И ты уже видишь какие-то ростки этого? — уточняю я.
— Нет, пока это просто предчувствия…
— И для них есть основания?
— Итальянский ренессанс возник не на пустом месте, но на базе расцвета — не только духовного, но и материального. А сейчас нет страны, которая могла бы сравниться
Вот, к примеру, наш сын Алёша уже сколотил вокруг себя такую замечательную компанию художников-реалистов, и это — только начало! Уже возникла целая плеяда новых художников, и число их прибавляется. Писали о них уже и в американской прессе… Вообще-то неловко как-то, я стесняюсь сказать о своем сыне, — но он возглавит ренессанс!
Ляля поддерживает художника:
— Мы получаем арт-журналы, там теперь появляется много произведений реалистического искусства, люди возвращаются к реализму…
Эти заметки были бы не полны, если бы я не завершил их упоминанием о еще одной ипостаси художника Леонида Стиля — он владеет не только кистью, но и пером. Правильнее сказать, пишущей машинкой: уже вышла книжечка его стихов — пусть небольшим тиражом, но для подарков друзьям — достаточным.
А еще пишется книга воспоминаний Леонида Стиля: ему есть о чем вспомнить, есть и будет еще немало такого в нашей жизни, что ему предстоит запомнить — копилка его памяти продолжает наполняться.
Ноябрь 2010 г.
…И глазами музыканта уезжая в одну сторону…
Рудольф Баршай
«Что — обо мне, давайте лучше поговорим о замечательном композиторе Александре Локшине», — так прозвучал ответ Баршая на мою просьбу поведать о своем жизненном и творческом пути. Рудольфа Борисовича привез к нам в редакцию его сын Владимир — и сам незаурядный музыкант, оставивший свое первое призвание ради… Но об этом лучше потом.
А пока — пока я повторил свой вопрос:
— Рудольф Борисович, о композиторе Александре Локшине — это очень интересно. Но, может быть, все же начнем беседу с вашего рассказа о себе, о нынешней вашей жизни, о том, что ей предшествовало? Наши читатели знают вас как выдающегося музыканта, педагога, дирижера с мировым именем… А что кроется за вашими титулами и званиями?
— О себе рассказывать не очень интересно: ничего особенного, обыкновенная жизнь музыканта: учился музыке, сначала играл на скрипке, потом захотел создать квартет, стал играть на альте, потому что альтиста в то время нельзя было найти. Так образовался квартет, который теперь называется Квартетом имени Бородина.
Потом стал играть больше, солировать, учиться дирижированию. Поехал в Ленинград, где занимался у замечательного музыканта Ильи Мусина. Позже организовался камерный оркестр, и я с ним занимался вплоть до эмиграции, до 1977 года. В 77-м уехал, довольно быстро мы с женой осели в Швейцарии, возле Базеля. С тех пор в Швейцарии и живем, ездим по разным странам.
А сейчас приехали в Лос-Анджелес, нас пригласил сын. Он обосновался здесь некоторое время назад, у него очень красивый дом в Беверли-Хиллз, где я и имел удовольствие с вами познакомиться.