БП. Между прошлым и будущим. Книга 2
Шрифт:
Надеин внимательно выслушал меня и заговорил:
— Я думаю, что главный вывод лежит за пределами нашей дискуссии. Конечно же, пресса, питающаяся с руки правительства, свободной не является и стать таковой не может.
Но вначале следует сказать о том, что чувствовали бывшие советские люди, что чувствуют нынешние постсоветские люди и о чем редко задумывались даже профессиональные журналисты.
Из чего складывалась чрезвычайно низкая цена наших газет, которые, тем не менее, были необычайно прибыльными? «Известия», например, давали не менее восьмидесяти миллионов рублей чистой
Но важнее другое — лес был бесплатным, его рубка стоила дешево, ибо всегда использовался каторжный труд заключенных, труд несвободных людей. На восстановление окружающей среды деньги практически не тратились. Для подсчета промышленных издержек на производство собственной бумаги использовали весьма льготную для ее потребителя арифметику: закупали, например, за десять миллионов долларов крупную бумагоделательную машину в Японии, но на балансовую стоимость ставили эту машину по сказочному курсу — 54 копейки за доллар. И получалось, что машина стоила не десять миллионов долларов, а пять миллионов четыреста тысяч рублей. А отсюда выводилась себестоимость бумаги.
После этого «сверхдешевая» бумага на дешевом транспорте, а потому постоянно убыточном, доставлялась в типографию, и конечный продукт, баснословно дешевый по себестоимости, собрав «пыльцу» на всех предыдущих этапах, отдавал огромные деньги — кому? — партии.
Все знают, что у нас не было не партийных газет — «Комсомолка» была партийной… «Труд»… даже «Советская женщина»! То есть сама по себе цена газет, к которым привык потребитель, была основана на идеологическом подходе.
— А партия, — вставил я, воспользовавшись паузой, — получала двойную прибыль: и материальную, и — по широкой доступности издаваемой ею прессы — идеологическую…
— Совершенно верно, — наша мудрая партия убивала сразу двух зайцев, — согласился Надеин. — С одной стороны, с помощью дешевых маленьких газет людям ежедневно вдалбливался набор политических клише, стереотипов. И это была очень эффективная система пропаганды.
Несколько отвлекаясь от темы, скажу, что никогда задачей нашей пропаганды не являлось превращение читателя в единомышленника.
Главным было — путем многократного повторения вбить в него тот набор изречений, за который он не будет наказан, если выскажет их публично. Например: нужно говорить — «с чувством законной гордости все советские люди восприняли…». Ну, и так далее…
Но вернемся к экономической стороне. Наши газеты доставлялись во все отдаленные уголки страны, ибо феномен центральной печати состоял в том, что Центр хотел контролировать идеологию везде: чтобы в какой-нибудь отдаленной области вдруг не появились «чуждые» мысли.
Так вот, и у журналистов, и у читателей выработалась одинаковая привычка: одни привыкли, мало получая, делать дешевую прессу, но зато хвастать миллионными тиражами, другие привыкли потреблять продукцию первых, просматривая газету мельком и используя ее для самых разнообразных хозяйственных потребностей… И это стало нормой жизни.
Войдя в перестройку, коммунистическая печать действовала в интересах свободы лишь в той мере, в какой это соответствовало ее интересам. Газеты устали от глупого диктата партии, от того,
Но сейчас пришло первое серьезное испытание, когда надо действовать против себя. И то — в каком смысле против себя? Я согласен с вашим тезисом, что старые структуры наиболее болезненно переживают вхождение в рынок. Для «Коммерсанта» и других новых газет это проходит безболезненно. Ну, а те, кто привык к огромным кабинетам, к десяткам и сотням сотрудников, к тому, что каждое дело, которое может сделать один человек, делается вдесятером?..
В то же время, у старых газет немало преимуществ по сравнению с новыми, и они могли бы их использовать. Например, уплотнившись, можно сдавать огромные помещения и получать за это деньги… Есть и ряд других возможностей — словом, время действовать!
Конечно, ни одна страна не в состоянии выдержать такого количества центральной прессы, которое наплодила партия в своем желании контролировать все. Тут тебе «Советская культура», тут «Советское кино», «советское» это, «советское» то… Сегодня монополии на слово приходит конец. Районы обретают все больше прав, они не хотят слушать, что им сообщают из Москвы — у них есть своя информация. И тут-то настает момент, когда журналистам остается только «взвыть»: ведь это они оказали серьезную помощь либеральным структурам в их приходе к власти, они во многом помогли Ельцину. А сегодня, действуя старыми способами, они же говорят: «Мы умрем, если вы нам не поможете».
И вот в октябре был издан указ «О поддержке печати в переходный период», по которому «Российские вести» — официальный орган Верховного Совета — получили право покупать бумагу по удешевленной цене. Ни на кого больше это не распространилось. Сейчас, когда «Труд», «Комсомольская правда» и другие газеты стоят перед реальной возможностью закрытия, включаются старые коммунистические рычаги — редакции требуют, чтобы привилегии распространились на все остальные газеты. А что, наша антисемитская печать тоже получит это преимущество? «Голос Тушино» получит субсидированную бумагу, оплаченную нашими налогоплательщиками? Или — не получит?..
Но есть еще одна опасность: она состоит в том, что любая субсидированная печать, живущая в оранжерейных условиях, становится дряблой, безвольной, начинает покорно, даже без принуждения, следовать воле правительства. И достаточно будет простого телефонного звонка: «Ребята, ну-ка сделайте то-то…». И ребята сделают. А если иначе, то потихоньку перекрывается кислород, и газета умирает. И все же — газеты, которые сориентируются в новых экономических условиях, будут существовать. А подкармливаемые будут заглядывать в рот правительству, позорить звание свободной газеты, порождать недоверие в стране и за рубежом и, в конце концов, умрут.
Я бы хотел затронуть еще один важный вопрос.
Ко мне, как к руководителю зарубежной редакции «Известий», не раз обращались ответственные лица из наших разведорганов, откуда нам в иностранные корпункты присылали «сотрудников» на должность журналистов. Сейчас мы освобождаемся от таких людей, мы предлагаем им вернуться и во многих случаях уже вернули их в прежние организации. Таким образом, разведывательные органы оказались в очень сложном положении: они тоже не были подготовлены к подобному развитию ситуации в стране.