Брак и злоба

Вольф Триша

— Черт, — выкрикиваю я проклятие. Отпустив ее горло, я делаю решительный шаг назад. — Надень свою гребаную одежду.

В ее затуманенных глазах плещется отторжение, пока она одевает бретельку на место.

— Расскажи мне, что моя семья сделала с тобой, — требует она.

Я кручусь на месте, сжимая руки в кулаки.

— Это тебя не касается. — Из ее уст вырывается издевательский смех.

— Очевидно, касается, раз я здесь и наказана за это. — Ее гнев угас так же быстро, как и разгорелся. — Люциан, я знаю, что это еще не все. Эти шрамы рассказывают ужасную историю,

и в основе ее лежит моя семья. Я заслуживаю того, чтобы знать все.

Мне хочется рассмеяться, но правда слишком зловещая.

— Значит, ты видишь во мне ужас? Это лестно.

Мой сарказм ее не смущает. Она подходит ко мне и, когда она уже так близко, что я чувствую ее лавандовый аромат, вцепляется в воротник моей рубашки. Ветер завывает под каждым раскатом грома, буря укрывает нас своей яростью. Не сводя с меня глаз и слегка приоткрыв рот, она расстегивает пуговицы на воротнике. Я позволяю ей просунуть руки под рубашку, и она нерешительно, но целеустремленно нежно проводит ладонями по моей коже, распахивая рубашку и ощупывая шрам, пересекающий мою грудь.

— Кто сделал это с тобой? — спрашивает она.

Я остро ощущаю тепло ее рук и свое затрудненное дыхание. Ее прикосновение ослабляет мою защиту.

— Человек, который уже мертв. — Но это лишь частичная правда. Рану нанес один из силовиков Карпелла, заклеймив меня и опозорив мое имя. Но это было сделано по приказу Карлоса Карпелла. После того как они вторглись в наш семейный дом и застрелили моего брата, меня избивали и пытали почти до смерти, но пощадили, оставив лишь предупреждение.

— А татуировка? — спрашивает она, проводя пальцем по замысловатым деталям черной работы. Крест сделан лезвием, смоченным кровью. — Это чтобы скрыть шрам?

— Нет, — честно отвечаю я. — Чернила забирают их силу, то, что они пытались украсть. Это моя клятва — вернуть то, что принадлежит мне.

Это вся правда, которую она получит от меня сегодня. Я кладу свою руку на одну из ее и убираю ее захватническое прикосновение. Затем я просовываю палец под бретельку ее ночной рубашки и оттягиваю ее в сторону, обнажая маленького чернильного воробья. Мои действия требуют ответного удара.

Она слегка кивает, ее взгляд падает на пол. Я провожу пальцем под ее подбородком, чтобы вернуть ее взгляд на меня.

— Для меня воробей олицетворяет творчество и силу, — говорит она. — Поиск способов жить творческой жизнью среди тьмы, чтобы изменить эту жизнь к лучшему. Когда умер мой брат-близнец, я думала, что не выживу в этом мире. Поэтому я сделала татуировку как напоминание о нем, о его таланте, о том, что было отнято у этого мира и у меня, и о том, что никогда нельзя сдаваться. Каждый раз, когда я выхожу на сцену, я прикасаюсь к воробью, прося у него силы продолжать попытки.

Ее глаза мерцают, они полны слез и призраков, и они так чертовски красивы, что моя грудь раскалывается на две части. Она зажимает губы между зубами, и желание украсть эти губы для себя — почувствовать их тепло и мягкость на своих губах — превращается в безумное желание.

— Иисусе, — говорю я, делая шаг от нее и запуская пальцы в свои волосы. Она так

сильно трахает мою голову, что я не могу думать.

— Что случилось?

— Ты пришла сюда без трусиков, с историями о брате и душевной боли, и… Я не такой мужчина, девочка. Иди в свою комнату, пока я не заставил тебя пожалеть о том, что ты покинула ее безопасность.

Гром уже стал далеким раскатом. Ливень хлещет по окнам, заполняя тишину.

Она с усилием сглотнула и подняла подбородок, бросая вызов.

— Я не такая хрупкая, как ты думаешь. А ты не такой злой, как утверждаешь. — Я смеюсь над этим. Со зловещей улыбкой я принимаю ее вызов.

— Хочешь потанцевать с дьяволом? Я дам тебе то самое чудовище, которое ты ищешь.

Ее взгляд даже не дрогнул.

— Покажи мне. — Чертов ад. Каждая клеточка моего тела хочет осквернить ее, прямо здесь и сейчас. Я вынимаю нож из кармана и смотрю, как она борется со своим страхом. Подойдя к камину, я кладу нож, чтобы не было соблазна, и достаю телефон, выбирая знойный ритм, а затем кладу телефон рядом с ножом.

Затем я сокращаю расстояние между нами, хватаю ее за бедра и прижимаю ее стройное тело прямо к своему.

— Потанцуй для меня, Кайлин Биг.

На ее лице промелькнула настороженность, прежде чем она начала неуверенно раскачиваться.

На моих губах заиграла мрачная улыбка.

— Покажи мне, как сильно ты ненавидишь хотеть меня.

В глубине ее янтарных глаз загорается понимание, и она кладет руки мне на грудь. Она медленно, эротично покачивает бедрами, прижимаясь своим телом к моему. Я остаюсь неподвижным, пока она находит ритм музыки, ее руки прокладывают путь по моему торсу, а она греховно тянет свое тело вниз по моему в соблазнительном движении, призванном разжечь мое возбуждение.

Она поворачивается ко мне задом, и ее задница терзает мой твердый член. У меня чешутся руки, чтобы схватить ее за волосы и нагнуть, но вместо этого я прижимаю их к бокам, довольствуясь тем, что чувствую, как ее сексуальное тело работает против моего.

Я много раз наблюдал за ее танцами. Я даже видел, как она соблазнительно танцует. Но никогда так — никогда так близко и развратно, как будто она занимается любовью под музыку, а ее тело — это оружие.

Она обхватывает мое бедро своей сильной ногой и отступает назад, изгибая свое тело таким образом, что тонкое платье обтягивает ее грудь, а соски видны сквозь тонкий материал. Когда она выпрямляется, ее волосы хлещут меня по груди, и она упирается своими бедрами в мои, а затем поворачивается и двигается вокруг меня.

Ее движения дики и безрассудны, она выплескивает похоть и гнев с каждым сексуальным движением бедер и взмахом своего тела.

Она танцует как ангельская стриптизерша, используя мое тело как шест, и когда она снова направляется ко меня, ее рука хватает мой твердый, пульсирующий член, я издаю шипение сквозь зубы. Каждое движение мучительно, и какая-то больная потребность во мне желает ее пыток — чтобы она сорвала с себя это платье и показала мне, какую боль может причинить ее маленькое тугое тело.