Брак по расчету
Шрифт:
– Да, моя мама из Лондона, а папа из Ш… – Но не успеваю я закончить фразу, как Эшфорд опять хватает меня за локоть и тащит к выходу.
– Нам пора. Нужно обсудить детали свадебного путешествия.
Я едва успеваю уловить последние слова беседы:
– Ее отец из Ш…? – переспрашивает Одри.
– Исчез, – сообщает Дельфина. – Ужасная история, чудовищная потеря. Но не будем грустить в такой счастливый день. Кто-нибудь хочет еще чаю?
16
Эшфорд
Я хочу впасть в кому и
Нет, на нас не надвигается армагеддон. Хуже. Вот-вот начнется официальный прием в честь нас с Джеммой: представление новых герцогов Берлингемов обществу.
Глядя на лестничные пролеты, мне хочется броситься головой вниз с тройным кульбитом, но тогда я приземлюсь прямо в кучу гостей в зале, которых развлекает моя мать в ожидании нашего появления. А от Джеммы ни слуха ни духа. Больше не мешкая, я стучусь к ней: тишина, ничего.
Это, вообще, мой дом или нет? И комната моей жены, так? Так что я имею право войти, если хочу (знаю, правильнее сказать «когда хочу», а не «если», но я же никогда не хочу)!
Открываю дверь, но внутри ни души – только телевизор, включенный на канале МТV, где показывают Ники Минаж во всем ее блеске.
– Джемма? – зову ее я.
– Я здесь!
Черт! Со мной разговаривает шкаф.
На долю секунды я надеялся, что ее поглотил пол.
– Не хочешь выйти? Мы уже настолько опаздываем, что таким темпом придем аккурат к приему следующего года! – Я настойчиво стучу в гардеробную.
– Я еще не готова! Дай мне десять минут, – нахально, как и всегда, просит Джемма.
– Можешь выйти и без всех своих десяти слоев макияжа на лице! Я женился на тебе не ради твоей красоты.
– Знаю. Ты женился на мне ради денег.
– Да, Джемма. Как и ты.
«Ты тоже женился на мне из-за денег» – теперь наша ежедневная мантра. Мы непринужденно бросаем эту фразу в беседах вместо знаков препинания. Не знаю, как это началось, но теперь она стала регулярной. Возможно, это необходимо, чтобы вернуться в реальность и держать дистанцию после всех этих тошнотворных «любимый» и «солнышко», которыми мы вынуждены обмениваться на людях.
Я бы обошелся и без этого, но Джемма настолько меня раздражает, что с ней во мне просыпаются худшие черты. С каждым днем я все больше чувствую себя дистиллированной желчью.
Прислонившись к дверному косяку, оглядываю комнату: все перевернуто вверх дном. Апофеоз хаоса. Неудивительно, что она всегда выглядит, как… как… как будто ее нарисовал Пикассо! Да, когда я ее вижу, я будто смотрю на картину Пикассо: все в беспорядке, сплошные углы и неправильные пропорции. Вот только у Пикассо такой художественный стиль, а у Джеммы, думаю, получается случайно: эта кричащая одежда, либо слишком провокационная, либо не подходящая к случаю, эти волосы непонятного цвета, чрезмерный макияж. Я, правда, не понимаю, зачем она часами напролет ухудшает свою внешность.
– Джемма, я тут состарюсь, тебя дожидаясь!
– Вряд ли, – с сарказмом отвечает
Эшфорд, спокойно. Ты должен сохранять спокойствие. Нет.
– Знаешь, что я скажу? Что пойду один! – объявляю я и собираюсь выйти из комнаты.
– Стой, я готова! – говорит она, выходя. – Пошли.
Я приостанавливаюсь и озадаченно смотрю на нее:
– Ты пойдешь так?
Она собрала волосы в высоченный хвост, и ее крашеные светлые, переходящие в ярко-розовые пряди выглядят еще более фосфоресцирующими, чем обычно. Проклятый неоновый цвет. Платье, которое я заказал ей из ателье, так и валяется позабытое в коробке, на ней же ярко-фиолетовый наряд с глубоким декольте и короткий, так что большая часть ног тоже открыта. Не говоря уже о чудовищно-безвкусной бижутерии, которую она откопала на худших барахолках Лондона.
– Тебе что-то не нравится? – вызывающе уточняет Джемма, качнув головой так, что волосы мотнулись в одну сторону, а большие сережки-кольца в другую. Как же она меня раздражает.
– А ты сама что скажешь? – автоматически приподняв бровь, интересуюсь я.
– Скажу, что пойду так.
– Я же отправил тебе идеальное платье для приема! – восклицаю я, терпение уже находится на грани.
– Видела, но предпочитаю это. Не беспокойся, у меня еще будет возможность надеть то.
– Например?
– Например, на похороны, – с самым естественным видом отвечает она.
Я не слишком бережно хватаю ее за запястье, накручиваю на шею шелковый платок, прикрывая часть декольте, и тащу в коридор.
– Идем. А то проспорим всю ночь. Я знаю, ты это можешь, поэтому лучше закончим сейчас!
Она не отвечает, только раздраженно пыхтит до самого конца пути.
Когда гости собираются у подножия лестницы, мы слышим голос моей матери:
– И вот, после долгого ожидания, встречайте моего сына Эшфорда, герцога Берлингема!
Ланс, стоящий позади, довольно однозначно кашляет.
– И его жену, очаровательную Джемму, – сухо добавляет мама, на этот раз гораздо тише и раздраженнее.
Гости у входа замирают в тишине, и не думаю, что от восхищения – скорее, от замешательства.
Я знаю, что все они думают: этот вечер должен был состояться не после, а до свадьбы, для объявления о помолвке. Будущую герцогиню следует представлять задолго до события, в элегантном платье, сшитом на заказ. Все ожидали увидеть рядом со мной другую женщину, но стоит там Джемма, нравится им это или нет.
Она здесь, и они обязаны относиться к ней со всем уважением, так как любое оскорбление по отношению к ней будет оскорблением и по отношению ко мне.
Я мельком смотрю на нее и замечаю, что она уже ведет себя по-другому. Это уже не тот флегматичный и ленивый вид, как раньше в коридоре. Она напряжена, глаза широко распахнуты, а ладонь со всей силы сжимает мою.
В холле полно народу, и все взгляды направлены на нее.
– Ты сломаешь мне руку, – шепчу я.
– Что, черт побери, это за толпа? Мы на параде? – тихонько бормочет Джемма.