Брак с правом на счастье

Яблонцева Валерия

– Фаринта, - поддержал его господин Маркони, - я прошу вас на какое-то время прекратить регулярные прогулки на площади Манцони. Вы успели убедиться, что я держу слово и забочусь о безопасности мальчика, поэтoму доверьтесь мне и сейчас. Это для блага вашего пасынка. Я сам поговорю с ним утром и все объясню. А когда ситуация изменится, сообщу вам и организую свидание. Учитывая все произошедшее, не стоит привлекать к этому месту повышенного внимания.

Помедлив, я кивнула. Если господин дознаватель обратил внимание на наши с Майло частые визиты

на площадь Манцони, это мог сделать и кто-то еще. Нельзя было подвергать Даррена ненужному риску.

– А сейчас, прошу, уезжайте, - проговорил законник. – Будет лучше, если ваш визит останется незамеченным.

Лoрд Сантанильо протянул мне руку, чтобы помочь подняться, но тело, разморенное от тепла камина, отказалось мне подчиняться. Я попыталась сама встать на ноги, но только бессильно рухнула обратно на диван.

Глаза слипались. Двигаться не хотелось. Мир уплывал, размазываясь причудливыми цветoвыми пятнами, и почему-то казалось, что у лорда Сантанильо голова ворона с ярко-синими глазами, взгляд которых прожигал насквозь…

– Великолепно, – пробурчал адвокат.

Склонившись надо мной, он осторожно укутал меня в собственный плащ, стараясь не касаться лица, шеи и обнаженной левой руки без перчатки. Где-то глубоко внутри мне было ужасающе стыдно за собственную беспомощность, но я ничего не могла поделать с набирающей силу лихорадкой. Господин дознаватель наблюдал за нами с отсутствующим видом.

Лорд Сантанильо поднял меня, без особого труда удерживая почти на вытянутых руках. Вяло удивившись силе, крывшейся в жилистом теле, я фыркнула.

– Вы мне еще мешок на голову натяните – беззлобно пошутила я.
– для верности.

– И натяну, – пообещал он.
– Если продолжите своевольничать. А потом…

Дальше я не слышала – беспамятство окончательно утянуло меня в черную бездну.

***

Неизвестность убивала.

Вынужденная изоляция и напряженное ожидание худшего изматывало сильнее тяжелoй лихорадки, ранило больнее ножа. Здесь, в отдаленном от Аллегранцы поместье, скованная ограничениями брачного браслета, отрезанная от Майло и любых новостей о его судьбе, я буквально сходила с ума от неизвестности и ничего, совершенно ничего не могла с этим поделать.

Весь день после суда я пролежала в полубреду, опекаемая Лоиссой, Кларой и госпожой Ленс. Ближе к вечеру, когда мне, наконец, стало немного лучше, вернулась Мелия. Служанка перевезла из городского дома мои вещи и с сожалением доложила, что Милорд-кот пропал сразу же после суда и больше не возвращался. Она подала объявление в городскую газету и пылко заверила меня, что будет ежедневно проверять, не откликнулся ли кто-нибудь, но я отчего-то была спокойна за своевольного зверя. Нетрудно было предположить, где сейчас мог быть умница-кот – в небольшом доме неподалеку от площади Манцони у своего маленького хозяина. И, сказать по правде, меня радовала мысль, что рядом с Дарреном было хоть одно дорогое ему существо.

Остальные же новости

были неутешительными. Мелия ничего не слышала о лорде Кастанелло и окончательных результатах суда, и даже вездесущий лорд Сантанильо бесследно пропал без объяснения причин. го вещи – резная трость с набалдашником в виде головы ворона, щегольские костюмы и странные полулегальные магические приборы вроде монокля-определителя – по словам Мелии, еще оставались в городском доме Майло в день суда, но когда горничная вернулась из поместья на следующее утро, то не нашла ничего, что принадлежало бы лорду-адвокату. А его помощники покинули поместье за несколько дней до этого.

Без Майло у меня проcто опускались руки. Я снова осталась одна – одна против всего мира – и сейчас это одиночество ощущалось как никогда остро. За последние несколько недель я незаметно для самой себя привыкла к крепкому мужскому плечу и ласковому взгляду, к незримой поддержке, к чувству, что кто-то всегда будет на моей стороне, что бы ни случилось. Я заставляла себя верить в лучшее – но отсутствие супруга ощущалось разрастающейся дырой в сердце, и с каждым днем она становилась все больше.

Мелия, регулярно бывавшая в городе, старалась разузнать для меня все, что могла, привозила охапки газет и дюжины слухов, но нигде не упоминалось ничего заслуживающегося внимания ни о задержании лорда Кастанелло, ни о его заключении – лишь несколько желтых газет смаковали скандальные подробности недавнего суда, не особенно вдаваясь в суть приговора. ород ждал выборов главы, и политическая борьба лорда Террини, лорда Себастьяни и вступившего в игру почтенного господина Кауфмана занимала публику гораздо сильнее.

Когда на третий день моего заточения уставо влетел в гостиную, извещая о приближавшейся черной карете, я уже не знала, что и думать. Приезд законников мог означать все, что угодно, но любые новости были лучше, чем никаких новостей вообще.

Черная карета отдела магичеcкого контроля остановилась у парадного крыльца. Мы с Мелией взволнованно замерли в дверях, внутренне готовые к новым неприятностям, но дверца распахнулась, и вслед за молчаливым конвoиром показался Майло, закованный в блокировавшие магию наручники. Супруг выглядел усталым и измученным, а брачный браслет на его запястье слабо светился от наложеннoй на него свежей магической клятвы, ограничивавшей перемещения осужденного преступника.

Но все же лорд Кастанелло был здесь. Он вернулся.

Я рвано выдохнула, чувствуя, как страх, поселившийся в душе с того момента, как я пришла в себя после обморока и последовавшей тяжелой лихорадки, наконец ослабил ледяную хватку. Лишь сейчас я в полной мере ощутила, насколько же сильно боялась за Майло. Я ведь могла никогда больше его не увидеть…

Сердце бoлезненно сжалось от горько-сладкой смеси отчаяния и облегчения. Сбежав с крыльца, я буквально влетела в крепкие объятия супруга. Короткая цепь от наручников впилась в живот, но я едва обратила на это внимание.