Бракованные
Шрифт:
– Это всё невыносимо.
В этом он уверен.
Он делает надрез.
Тёмно-красная влага выступает на поверхность. «Хорошо. Так намного лучше. Намного сноснее»
Внезапно он слышит, как хлопает входная дверь. «Наверное, хозяин квартиры пришел». Мэтт прибавляет напор воды, чтобы тот подумал, что он в душе.
«Лишь бы не зашёл…»
Знакомый голос, как удар. Этан кричит ему из-за двери:
– Эй, Мэттью, привет.
Как же легко и непринужденно звучит его голос. Словно солнечный весенний денёк, так тепло и… Нормально.
Ему
Мэтт прислушивается к шорохам за дверью. «Зачем он пришёл? Это странно. Быть может, я просто это выдумал, и нет здесь никакого Этана? Быть может, одна из частичек меня просто мечтает о том, чтобы появился брат и остановил всё это?»
Мэтт неуверенно спрашивает:
– Этан, это ты?
Он сразу же спрашивает снова:
– Зачем ты пришел?
И слышит разочарованный вздох:
– Может, ты всё-таки выйдешь, и поговорим нормально? Мы две недели не виделись.
«Значит, уже две недели прошло». Мэттью смотрит на свои запястья, на бритву в руке, и твердо произносит:
– Прости, не могу. Забирай, что там тебе нужно и уходи. Я всё решил.
Последнее предложение он произносит шепотом.
Он продолжает аккуратно рассекать кожу. Лезвие недостаточно глубоко входит в его плоть, он никак не может достать вену. Даже с этим он не может нормально справиться. То ли от боли, то ли от сладостного предвкушения конца, всё вокруг становится легче. Мэтт так близок к финалу, но Этан решает по-другому и бестактно выламывает дверь, нарушая суицидальную эстетику.
Мэтт смотрит куда-то сквозь него. Слегка пьяный, и всё также сильно разбитый он совсем не может осознать происходящего, как ни старается.
Этан выхватывает и отшвыривает бритву. Его движения слишком резкие и стремительные. Они пугают. Они страшно-живые.
Теперь он за шиворот вытаскивает Мэттью из ванной и кидает на холодный кафель. Плеск воды. Он что-то говорит, но Мэтт не может разобрать что. Он слишком далеко в своих мыслях. Слишком далеко от жизни.
Этан. Это же время.
Когда Этан вошёл в квартиру, он сразу заметил присутствие в ней брата. Его изрядно потрёпанные кеды валялись под табуреткой, а из ванной доносился плеск воды. Однако, всё вокруг было очень странным, другим. Как будто фальшиво-обитаемым. Да, все атрибуты быта присутствовали, но не было тепла. Исчезло чувство дома, уюта. «Наверное, мне показалось». Этана охватило лёгкое волнение. Он решает предпринять попытку заговорить с братом и, прислонившись к запертой двери, кричит:
– Эй, Мэттью, привет.
Он старается произнести это как можно более непринужденно. Словно они и не ссорились. Словно минут 20 назад, Эт просто вышел в магазин, а сейчас вот вернулся.
Шум воды прекращается. Повисает напряженная пауза. После Мэтт нерешительно откликается:
– Этан, это ты?
Его
– Зачем ты пришел?
Нет, он говорит это не со злобой или обидой, а с вынужденным любопытством, скорее. Будто кто-то заставляет его поддерживать диалог. Этан всё ещё насторожен:
– Может, ты всё-таки выйдешь, и поговорим нормально? Мы две недели не виделись.
Мэттью долго молчит. Этан прислоняется к двери и прислушивается. Он слышит дыхание брата, шорохи, ничего необычного.
Мэтт всё же отвечает:
– Прости, не могу. Забирай, что там тебе нужно и уходи. Я всё решил.
Голос звучит отстранено и холодно.
И то странное последнее предложение…
Этану это совсем не понравилось. И дело даже не в обидных словах, а в интонации. Он произнес это так, словно вот-вот совершит большую ошибку. Сердце забилось чаще. Этан прислонился к двери вплотную и напряг слух, как только мог. Он слышит странный чиркающий звук, точнее ему кажется, что он это слышит, он знает, чего ожидать, но не хочет верить… Да нет, не может быть… Этан вспоминает, на какие глупости способен его брат. Он замирает на долю секунды, а затем со скоростью света выламывает дверь и врывается в комнату…
Однако, стоит Мэттью забросить таблетки, как он уходит в отрыв. Тогда остаётся только ставить решетки на окна и прятать острые предметы.
Он влетает в ванную и к глубочайшему своему сожалению, понимает, что в своих догадках оказался прав. Мэттью валяется в ванной, его лицо ничего не выражает, его поза неестественная, он зажат и напряжен, на нем черная футболка и, протёртые, порванные в нескольких местах джинсы, под глазами огромные мешки, ко всему прочему он ещё сильно отощал.
Иногда люди берут животных из приюта, а потом выкладывают фото «до и после». То, как сейчас выглядел Мэтт, было сравнимо с «до».
Мэттью так и застыл, засучив рукава, занеся лезвие, чтобы сделать ещё надрез. На левой руке уже красовался один. Продольный и довольно глубокий. Красная влага стремительно выступала.
Этан в бешенстве. Ему совсем не нравится, когда обижают кого-то, кто ему дорог. Даже когда этот кто-то обижает сам себя. Он мгновенно выхватывает опасную бритву из рук брата и отшвыривает ее в угол. Он переключается на самого Мэттью и за шкирку вытаскивает его из ванной. Его он тоже отшвыривает, и тот с глухим стуком ударяется о кафель. Этан, сквозь зубы, шипит:
– Да как ты посмел?!
Теперь Этан злится. Очень сильно. Отчаянная ярость, переполняет его. Ничто так не уничтожало его самолюбие, как брат, с которым он никак не мог справиться.
Мэттью не предпринимает попыток встать, и просто продолжает валяться на полу, такой потерянный и убитый, он избегает взглядом Этана. Мэттью шепчет:
– Перестань. Я больше ничего не хочу. Я не могу больше видеть все это. Нет сил находиться здесь. Моя жизнь бессмысленна.
Знакомые слова. Сколько лет, а пластинка не меняется.