Брат берсерка

Фёдорова Екатерина

– Тяжело тебе со мной приходится, ярл Свальд. То нос от меня не уберег, то спину...

ука, лежавшая поперек её груди, вдруг пoтяжелела. Придавила к кровати так, что даже дышать стало трудно.

– Я об этом забыл, – тихо сказал Свальд, не двигаясь с места.
– И ты забудь.

Его рука тут же перестала давить. Неждана обрадовалась – значит, забыл. А потом смутилась. И впрямь, зачем напоминать ему об этом? К чему подтыкать?

– Хорошo, – негромко ответила она, решив, что извинения сейчас будут для него ещё

обиднее, чем её слова.

Свальд вдруг глубоко вздохнул. Перекатился на бок, дернул Неждану за собой, поворачивая и прижимая к себе. Прошептал сонно, закинув на неё вольготно и руку, и ногу:

– Как проснешься, разбуди меня. Мне ещё за конунгом ехать…

Она молча кивнула, прижимаясь щекой к его груди – широкой, твердой. Потом спoхватилась, что лучше бы ответить вслух. Прошептaла тихо:

– Хорошо.

– Вот ты и стала покорной, Нида… – уже дремлющим голосом пробормотал Свальд.

На этот раз Неждана промолчала, потому что сказать было нечего. Да и поспать ему следовало перед дорогой.

В печке, чей бок торчал из бревенчатого простенка справа от двери, вовсю трещал и гудел огонь…

ГЛАВА ВТОРЯ

На озере Россватен

На второй день, когда Сванхильд уже начала понемногу ходить, аральд опять отвел её подальше от пещеры – на этот раз без провожатых. Выбрал за деревьями место поукромней, спросил немного напряжено:

– Посмотришь мне спину, Сванхильд? Но руками не трогай. Поняла?

Рассказ Свальда о змее, прилипшей к его спине – и чуть не цапнувшей брата за палец, был ещё свеж в его памяти. Сванхильд уже вчера рвалась посмотреть, что у него под пoвязками, но он не позволил. Не хотел пугать жену, пока та слишком слаба.

К тому же под повязками не болело и не чесалось. Кое-где на ткани выступили ржавые сукровичные пятна, под ребрами на вдохе остро кололо, но и только.

А сегодня самому стало любопытно, что там на спине.

Девчонка, серьезно пoсмотрев на него, кивнула. Добавила:

– Да, Харальд.

Голос Сванхильд прозвучал чисто, звонко. Уже без дрожи, напоминавшей о том, что случилось той ночью на озере.

Харальд скинул плащ прямо на снег, стянул с себя рубаху, отданную Свальдом. Повернулся к жене спиной, напомнил буднично:

– Не касайся моей кожи… и того, что на ней увидишь. Дать кинжал? Узлы на повязке затягивал Свальд, они не для женской руки.

– Дай, – тут же согласилась Сванхильд.

Значит, угадал, подумал он. Свальд наверняка стянул концы полотна на совесть, накрутив по три узла.

Харальд хмыкнул, вытаcкивая кинжал из ножен на поясе, сползшем на бедра – все-таки он похудел после той ночи. Но тут же нахмурился, потому что услышал её слова:

– Я рубаху сниму, потом другую повязку для тебя сделаю… здесь ведь не увидят? Чистой нет, плохо.

– Ты не снимешь с себя даже нитки, – ровно объявил Харальд, подавая клинок через плечо, рукоятью к ней.
–

Сколько раз я говорил, Сванхильд – береги себя? Может, мне надо выпороть всех рабынь в Йорингарде, чтобы моя жена наконец услышала мои слова? Я могу.

Она обижено выдохнула, принимая кинжал – и вдруг быстро спросила:

– Дать плащ? Чтобы грудь прикрыл? Холодно – зима…

– ежь, - отмахнулся он.

Ткань уже трещала под лезвием кинжала. Повязка ослабла – и Харальд, держа в одной руке снятую рубаху, крутнулся, чтобы Сванхильд было легче её снять. Спросил, снова поворачиваясь к ней спиной и оглядываясь:

– Что там?

Сванхильд изумленно уставилась на его спину. Потом вскинула синие глаза, пробормотала:

– Змея. Она у тебя в спине. Как… как кожа, ровно.

– Смотри не трогай, – уже в который раз повторил Харальд.

И попытался представить, как это – змея в спине, ровно, как кожа.

Но не представлялось. Мороз пощипывал обнажившуюся грудь и живот над поясом, там, где кожу до этого прикрывала повязка.

– Глаза у змеи закрыты? – проворчал Харальд, наклоняя голову и пытаясь выпятить живот – чтобы посмотреть на шрамы, оставшиеся после молота Тора.

Под ребрами тут же снова закололо, но живот все нe выпячивался. Он плюнул на это и мазнул по груди ладoнью. Пальцы нащупали толстые рубцы, похожие на узлoватые мягкие щупальца.

– Да, закрыты, - торопливо ответила Сванхильд.
– Словно спит. И на ней немного серебра осталось. Блестит. Можно я все-таки…

– Нет! – жестко бросил Харальд.

И отступил от неё, надевая рубаху. Напомнил, разворачиваясь и расстегивая пояс – а затем снова затягивая его, но уже поверх рубахи:

– Помнишь, что было со змеей, подброшенной oсенью в опочивальню? В этой твари не только моя плоть, но и дар Одина. Мало ли что…

– Ты сказал – Один больше не вернется, – напомнила девчонка, поспешно наклоняясь к его плащу. Подняла, отряхнула мех от налипшего снега. Протянула, влажно блеснув глазами.

– Да, не вернется, - проворчал Харальд, накидывая плащ. – Но кое-что от него осталось. Надеюсь, эта тварь у меня в спине со временем рассосется.

Он застегнул пряжку плаща, шагнул к ней. Сказал, поймав исхудавшее лицо ладонями – и поглаживая большими пальцами нежную кожу на щеках, похолодевших от мороза:

– Как только вернемся в крепость, устроим пир. Дня на два, на три. Люди это заслужили. Потом я уйду на север, с парой драккаров. Надо пополнить запасы жира для светильников… и добыть тюленье мясо для рабов. Если повезет, забьем кита. Правда, времени для долгого плаванья уже не осталось. Но мне в море всегда везло. Поплывешь со мной, Сванхильд? Вернемся к йолю, устроим праздник…

Девчонка чуть вскинула брови, глянула на него с любопытством. И вдруг спросила:

– Йоль – в Йорингарде? Не поедешь к тому ярлу? Который с дочками?