Братчина

Кожедуб Александр Константинович

Итак, интервью. На поверхности была беседа с кем-нибудь из властей предержащих, занимающихся вопросами Союзного государства. Посол Республики Беларусь в России подходил в этом качестве больше всего. Но для гвоздя он был слишком официален. Нужен был еще кто-то.

Я сейчас работал над книгой «Иная Русь», посвященной проблемам возникновения и существования белорусского этноса. Может быть, и надо начинать с истоков? У нас ведь была общая колыбель, и не все о ней забыли.

Я раздобыл телефон директора

Института славяноведения Владимира Волкова и напросился на интервью с ним. Человек он был занятой, однако согласился уделить мне какое-то время.

— Не больше часа, — предупредил он меня. — Хотя тема, конечно, предполагает многодневную конференцию, и не одну.

«Понимает», — подумал я.

Я поехал в Академию наук, два высотных корпуса которой располагались неподалеку от площади Гагарина. А это как раз Ленинский проспект, где я сейчас обитал.

Директор Института славяноведения принял меня сразу.

— Из газеты «Литературная жизнь»? — посмотрел он на меня.

— Да, — кивнул я, — открываем в ней белорусско-российское приложение «Лира».

— Хорошо... — побарабанил пальцами по столу Владимир Константинович. — Вовремя спохватились. Украину ведь уже потеряли.

— Да ну?! — удивился я.

— А вы разве не видите? — усмехнулся Волков. — После развала СССР повсюду власть захватили этнократические кланы. А это добром не кончится.

— Об этом давайте и поговорим.

— Давайте.

Я включил диктофон.

4

Интервью с директором Института славяноведения получилось острым.

— По шапке нам не дадут? — спросил Петров, ознакомившись с ним.

— Я его на второй странице «Лиры» поставлю, — сказал я. — А на первой интервью с послом.

— Ну да, ну да... — почесал затылок Михаил. — Вот ты тут пишешь: «заговор этнократических групп», «заговор президентов»...

— Это слова Волкова, — деликатно поправил я главного.

— Какая разница! — досадливо поморщился тот. — Отвечать я буду, а не ты.

— Но ведь это правда.

— Была правда, да сплыла, — фыркнул Петров. — Вместе с Союзом. Хотя... Кого еще публикуешь в номере?

— Интервью с художником Михаилом Савицким, стихи Михася Стрельцова, отрывок из повести Миколы Купреева, статью Петра Кошеля «Отторгнутые возвратих»...

— О чем последняя?

— О втором разделе Польши при Екатерине II.

— Что мы тогда присоединили?

— Центральную Белоруссию с Минском. Но основной упор я делаю на высказываниях о Союзном государстве известных деятелей культуры — Солженицына, Засурского, Капицы, Боровика, Лужкова...

— И мэра сюда прилепил? — засмеялся Петров. — Правильно, он самый главный деятель культуры. Ладно, публикуй свое интервью. Бог не выдаст, свинья не съест.

Я, кстати, умолчал о своей

статье «На круги своя», посвященной современной литературе, русской и белорусской.

— А что это за писатель, который залил перед съездом своего собрата по перу? Унитаз у него протек? — снова внимательно посмотрел на меня Петров. — В Финляндии который живет?

«Статью тоже прочитал», — обреченно подумал я.

— Есть один, — сказал я, откашлявшись. — Я с ним на телевидении работал.

— Ты и через телевидение прошел? — перевел взор в окно Петров. — Знаю я эту публику.

Михаил сейчас вел одну из передач на канале «Культура», ему ли не знать телевизионные нравы.

— Конечно, знаю, — кивнул Петров. — Но лучше бы не знать. Ладно, подписываю номер к публикации. У тебя, между прочим, целых четыре полосы, всю белорусскую литературу можно напечатать в одном номере. — Он засмеялся.

— «Научная среда» тоже четыре полосы, — сказал я.

— Так это же наука! — поднял вверх увечный указательный палец Петров. Он любил его демонстрировать к месту и не к месту.

— Наука, конечно, важнее белорусской литературы, — согласился я.

Михаил снова посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он никак не мог определить градус моей строптивости. А она была. Как опытный аппаратчик, Петров ее чуял.

— Я все чую, — сказал главный. — И в первую очередь предателей. Их у нас больше, чем надо.

— Предателями становятся от бедности, — вздохнул я. — Был бы народ богаче, он бы никого не предавал.

— Спорный вопрос, — стал рыться в бумагах на столе Петров. — Все эти Пуришкевичи во время революции были богатые и все равно царя предали.

Видимо, у него на столе был сейчас роман о революции или что-то в этом роде. Я к подобным глобальным темам еще не был готов.

— И не надо, — хмыкнул Михаил. — Пиши себе о своем болоте.

Несколько лет назад я говорил ему, что родился в Пинских болотах, являющихся клюквенной столицей Белоруссии. Памятлив, однако.

— У писателя должна быть хорошая память, — кивнул Петров. — Я хорошо помню, с кем ты пьешь в «Московском вестнике».

А вот об этом я ему не говорил. Откуда сведения?

— Оттуда, — сказал Петров. — Ты что, думаешь, я с одними либералами якшаюсь?

Об этом я как раз не думал. Миша мог оказаться за одним столом с кем угодно.

— А «Лира» получилась хорошая, — сказал я, взявшись за ручку двери. — Отнюдь не комом.

— Жизнь покажет, комом он или не комом, — бросил мне в спину Петров. — Современная российская действительность горазда на неожиданности.

5

Главный редактор газеты «Литературная жизнь» оказался прав. После выхода приложения «Лира» меня вызвали на Старую площадь.