Братство талисмана

Саймак Клиффорд Дональд

– Ты в этом уверена?

– Уверена.

– В таком случае мы не можем рассчитывать на Тайни и, как обычно, оставить на страже его одного. Придется нам самим дежурить. Я возьму первую вахту, Конрад – вторую.

– А меня вы не считаете? – Сердито спросил Эндрю. – Я требую права участвовать в дежурстве. Я же, в конце концов, солдат господа и делю опасность с вами.

– Ты будешь отдыхать, – распорядился Дункан. – День был тяжелый.

– Не тяжелее, чем для вас с Конрадом.

– И все-таки ты пойдешь спать. Мы не можем задерживать свой поход из-за

тебя. Твоя голова должна быть ясной, чтобы показывать путь, если понадобится.

– Да, – согласился Эндрю, – я знаю дорогу, потому что я много раз ходил по ней, когда был помоложе. Но теперь нет проблем. Никакой дурак тут не пойдет.

– Тем не менее ты будешь отдыхать.

Эндрю больше не спорил и сел у костра, что-то бормоча. Уснул он последним. Конрад натянул на себя одеяло и почти сразу же захрапел. Мег свернулась клубочком рядом с седлом и вьюками и уснула младенческим сном. По другую сторону лег Дэниел. Бьюти спала стоя, опустив голову чуть не до земли. Тайни дремал у костра и время от времени прохаживался вокруг лагеря, разминаясь и слегка ворча, но ничто, казалось, не привлекало его внимания.

Дункан сидел у огня рядом с Тайни.

Спать ему не хотелось. Он был предельно напряжен, и сбросить это напряжение ему не удавалось. «Ничего удивительного, – думал он, – после сообщения Мег о близком пребывании зла.» Но сам Дункан не ощущал его. Во всяком случае, это зло не шелестело в кустах и вообще не шумело. Он внимательно прислушивался, не ничего не слышал. Единственным звуком было журчание воды в ручье. Раз или два Дункан слышал совиный крик, но где-то далеко.

Дункан прикоснулся к мешочку на поясе и услышал легкий шелест пергамента.

Ради этой хрупкой вещи он и другие хотя никто, кроме Конрада, не знал о пергаменте – зашли в глубь разоренной земли, где только бог один знает, что их ждет.

Хрупкая и магическая вещь. Магическая в том случае, если будет доказана ее подлинность. Церковь усилится, больше будет веры, и мир, может быть, улучшится.

У орды злая магия, у маленького народа – маленькая магия. Но эти листы пергамента в конечном счете могут стать величайшей магией. Дункан склонил голову и помолился, чтобы так было.

Во время молитвы он услышал звук, но не сразу понял, что это. Звук был далекий, приглушенный. Топот копыт, явно конских, и собачий лай. Звуки были негромкие, но отчетливо различимые. Иногда вроде бы слышался окрик человека.

Но странная вещь: звуки эти доносились как будто с неба. Дункан посмотрел вверх, на усыпанное звездами, смоченное луной небо, но там ничего не было. Однако звук шел явно оттуда.

Прошло несколько минут, все исчезло, тишина снова сомкнулась над Дунканом. Дункан, вставший было, снова сел.

Тайни тихонько ворчал, подняв морду. Дункан погладил собаку.

– Ты тоже слышал, – сказал он.

Тайни перестал ворчать и снова лег.

Немного погодя, Дункан встал и пошел к ручью напиться. Когда он наклонился, в ручье плеснула рыба. Он подумал, что это форель. Если у них утром будет время, надо попробовать наловить на завтрак рыбы. Но стоит ли тратить

время? Чем скорее они пройдут разоренные земли, тем лучше.

Когда луна заметно склонилась к западу, он разбудил Конрада. Тот проворно вскочил, будто и не спал вовсе.

– Все в порядке, милорд?

– Все хорошо. Ничего не шевелилось.

Дункан не стал говорить о стуке копыт и лае собак, так как решил, что это прозвучит глупо.

– Разбуди меня пораньше, – сказал он. – Я постараюсь наловить форели.

Он положил под голову свернутый плащ, накрылся одеялом, закрыл глаза и постарался уснуть, но в мозгу возникла сцена, которую он сначала не понял, только потом осознал, что это подсказывает ему воображение. Внутреннее зрение увидело крадущегося человечка, который старался увидеть и услышать все, что можно, от маленького отряда, собравшегося вокруг высокой фигуры святого. Все эти люди были молоды, но слишком мрачны для своего возраста, слишком торжественны, со странным светом в глазах. Они были из простого народа, так как были одеты в поношенную рваную одежду. Некоторые были в сандалиях, остальные босы.

Иногда отряд был один, в другой раз вокруг собиралась толпа, глядевшая на святого и слушавшая, что он говорит.

И всегда у края толпы или в нескольких шагах от маленькой группы была эта крадущаяся фигура, мелькая повсюду, не среди группы, но поблизости, настораживая уши, ловя каждое слово, и его светлые, острые, как у ласки, глаза, следили за каждым движением.

Затем, скорчившись за валуном или у маленького костра в ночи, он записывал все, что видел и слышал. Писал он мелко, чтобы хватило пергамента, сжимал маленький рот, стараясь вспомнить и записать точно те слова, которые он слышал.

Дункан, как не старался, не мог разглядеть этого человечка, заглянуть ему в лицо: оно все время было в тени или отворачивалось как раз тогда, когда Дункану казалось, что он вот-вот увидит его.

Человек был маленького роста, довольно коренастый, босые ноги покрыты синяками и ссадинами, одет в пыльные лохмотья, едва прикрывавшие худое тело, длинные нечесаные волосы, запущенная борода. Он был не из тех, кто привлекает внимание. Он был никаким, он терялся в толпе. Дункан шел за ним, как собака по следу, обходил его кругом, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, но тот каждый раз отворачивался, будто зная о преследовании.

Затем кто-то потряс Дункана и тихим шепотом порекомендовал соблюдать тишину.

Дункан открыл глаза и сел. Перед ним сидел на корточках Конрад и показывал пальцем через угасавший костер. Тайни стоял, напряженно вытянувшись, как на поводке, и негромко рычал, оскалив клыки.

Из темноты сверкали два широко расставленных шара зеленого огня, а между ними – лягушачий рот, обсаженный по краям блестящими зубами, а вокруг всего этого – шаров и пасти – впечатление лица, столь отвратительного, что мозг отказывался принять его, не в силах поверить, что такое может существовать. Рот был, как у лягушки, но морда совсем другая: вся в углах и острых гранях, а наверху что-то вроде гребня. Изо рта капала слюна.