Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.
Шрифт:
Александр. Москва, 17 октября 1808 года
В среду был бал у бывшей княгини Прасковьи Юрьевны Гагариной, что теперь за Кологривовым. Бал кончился очень поздно; а как мне более часу езды в Слободу, лег я спать в седьмом часу и встал, вследствие того, во втором: надобно было как можно скорее одеться и ехать обедать с батюшкою к генералу Кнорингу. Меня в дом тот раз двадцать звали на вечер, – все не удавалось попасть; наконец хозяйка дает бал именин своих и зовет меня две недели наперед, чтобы я не успел получить другого приглашения, потому что Прасковий в Москве очень много.
Я приехал на бал в полночь. Ладно! Так
«Сударыня, – пробормотал я наконец, – желаю видеть вас в 1879 году в этот же день вполне здоровой, красивой и любезной, как сегодня, а себя более вежливым и менее рассеянным. Как видите, я назначаю весьма продолжительное время для моего воспитания, и потому надеюсь, что к назначенному сроку буду вполне приличным юношей». Эта шутка выручила меня из беды. Поставлено было условием перемирия, что я должен много танцевать и с бала уехать последним, что я в точности и исполнил; а хозяйка дома не преминула рассказать об этом приключении, и все общество много смеялось.
Александр. Москва, 26 октября 1808 года
Сегодня вечером я приглашен к Василию Львовичу Пушкину, где соберется много умных людей, а так как не надеюсь блистать там своим умом, то извинился, что, не имея такового, обладаю взамен его страшным кашлем. Не знаю, верно ли первое, но второе – грубейшая ложь, во избежание скучнейшего вечера. Для меня нет ничего противнее, как старание сделать такой-то день умнее обыкновенного или такой-то вечер любезнее обыкновенного. Я предпочитаю провести время в болтовне с тобой; это для меня гораздо забавнее.
Батюшка ищет повара. Отшедший от нас нашел очень хорошее место у Мерлина по 450 рублей в год.
Сегодня открылся Демидова театр; играли там какие-то поганые немцы. Я думаю, что Коцебу сошел бы с ума, ежели бы видел, как его несчастную пьесу отделали. Я был там с Реманом и Волковым, начальником полиции; мы смеялись как сумасшедшие; было очень холодно. Был между прочими один актер, постоянно согревавший дыханием своим руки, то ту, то другую. Антонио заломался в креслах также; ты можешь себе представить, с каким презрением смотрел мой Гарик на чудаков Слободских.
Константин. Вена, 27 октября 1808 года
Жить в Париже так, говорят, дорого, что смыслу нет. Вот еще пункт, меня беспокоящий, ибо здесь живу я славно тем, что имею, а ехать в Париж [то есть с князем Алексеем
Борисовичем Куракиным, послом в Вене, который перемещен был оттуда в Париж], чтобы всего себя лишать в городе, где общество не представляет никаких ресурсов, не стоит труда. Но со всем тем я решился, а Бог позаботится о прочем.
Жаль, что у вас дом Луниных отнят. Я часто к ним забегаю. Они очень меня трактуют хорошо, и нам дочь поет «Девицу-красавицу». Я в восхищении от этой песни. Ты мне повторяешь, что князь может мне много добра сделать. Он может, но ты знаешь, что по сие время ничего мне не удавалось; но и то правда, что я никогда ничего не просил. Увидим, что при перемещении меня или оставлении здесь для меня сделают.
Разуверь, пожалуйста, батюшку (и непременно), что я, говоря
Манзо твой наделал пакости. Татищев мне тоже говорил, что это тебя удивит; ибо, говорит он, мы всегда полагали его честнейшим человеком в свете. Княгинины деньги и вещи согласился он тотчас отдать в консульскую канцелярию, пишет к ней, что сам сюда будет: видел, что ему ничего более не оставалось делать, как все вручить Серво тотчас и не доводить до суда.
Князь непременно дня через три-четыре сбирается уехать. Тогда поотдохну. Вообрази, что по сие время не знаем, кто сюда будет. Я бы очень желал, чтобы то был граф Толстой, но этому не бывать. Я с ним познакомился немного покороче. Просидел вчерашнего утра часа с два с ним. Молодец и премилый человек. Государь не очень расположен перемещать его в Парижскую миссию из нашей. Ты все это лучше меня узнаешь в Петербурге. Я же не говорил еще князю о том положительно, чтобы дела не испортить. Наперед посмотреть нужно в Петербурге, решит ли государь согласиться на его требование, в чем сомневаюсь, тем более, что Парижская миссия и так велика, и государь ею доволен. Впрочем, не будет ли сюда послом Татищев? Здесь сильно об этом говорят. Он же совсем собрался ехать и опять остался.
Весь город наполнен вестью о перемещении князя Александра Борисовича в Париж; полагают это верным, потому что Толстой назначен уже к армии князя Прозоровского, а за князя, говорят, государь император заплатил 200 000 рублей долгу. Буде то и другое правда, кажется, сомневаться нельзя, что последует перемещение князево.
Батюшка ждет с великим нетерпением писем от тебя, дабы знать правду, а паче всего, какая будет твоя и, следовательно, моя участь. Все у него спрашивают: поедешь ли ты в Париж? Первое твое письмо все разрешит. Сегодня приходит иностранная почта, но я отозван на целый день обедать к Пелли, одному англичанину, батюшкиному приятелю, а ужинать – к Хованским.
Петербург и Москва в великом огорчении по случаю смерти генерал-адъютанта князя Михаила Долгорукова, убитого под Индельсами шведским ядром. За несколько дней перед смертью был он за отличие пожалован генерал-лейтенантом. Боятся, что отец и мать, которые по сие время не могут успокоиться от смерти первого сына, не перенесут сего удара в престарелых своих летах. В день получения сего известия в Петербурге, по воле его императорского величества, был отменен театр. Я покойника знал очень коротко и был с ним дружен; в Неаполе были мы всякий день вместе, а потом переписывались. Если бы он был жив, то стал бы героем России [51] . Потеря эта всеми оплакиваема. С тех пор, что ваш Гагарин [князь Павел Павлович?] в Вене сделал штучку эту с Цызыревым, все Гагарины перебесились. Вообрази (пишут из Петербурга), что мой князь Павел, генерал-адъютант, женится на какой-то модистке, а другой Гагарин, что имел Балабину за собою, женится на актрисе Семеновой, – это Жорж русской сцены. Не желал бы я, чтобы тем же недугом заразился и Гриша.
51
Двоюродный его брат, Владимир Сергеевич Толстой, неоднократно передавал нам, что этот князь Долгоруков влюблен был в Екатерину Павловну, что великая княжна отвечала ему взаимностью, что император Александр соглашался на этот брак и писал о том к матери молодого князя и что это письмо сохранилось в ее имении, Рязанской губернии.