Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Булгаков Константин

Анна Петровна все еще здесь; Николаша ее колотит, а она кричит с восторгом: «Как он мил!» Правду говорит батюшка ей: «Покуда хороша Наталья Алексеевна, процесс вам не выиграть; приезжайте в Москву ждать ее упадка». Она наконец тоже решилась ехать в Москву через две недели. Следовательно, все наши вон отсюда.

Мой отпуск выйдет на днях, я его только жду, чтобы поскакать; умираю от нетерпения обнять батюшку; а он, наш любезный, во всяком письме своем к князю Сергею Ивановичу все говорит: «Куда девался мой Александр? Старайтесь что-нибудь об нем узнать от Сергея Павловича или в канцелярии Министерства», – и проч. То-то обрадуется, как получит письма наши из Вены; я их отдал Прокофию Лукичу, коего не мог не видеть в Вильне. Я не забыл дело венской Белой Бабки [38] . Она нашла в Боголюбове золотого стряпчего; такой фарисей! Рассуди, что он был у Литты и привел ее в слезы и с нею плакал, сделав ей картину княгининого положения. «Вы ведь потеряли уже одну дочь [39] , –

сказал он матери, – неужели и этой хотите лишиться? Войдите в ее состояние: она, бедная, больна. Кому же пещись об ней, ежели не вам?» – и проч. Только уж он до того наговорил, что та в слезы. Она приняла сторону своей дочери, повторяя с жаром: «Я прежде всего мать, Катенька дитя мое, уж поставлю на своем», – и проч. Я чаю, Боголюбов пишет сам обо всем; он отлично справился с ее поручением, и моей помощи не надобно было. Только знай, что Боголюбов препролаз-малый: он все, ну все знает, он оказался мне в высшей степени полезен и помог здесь, и любит нас обоих от всего сердца. Я им, право, не могу довольно нахвалиться: милый малый и преуслужливый, уж умеет в душу влезть хоть кому.

38

То есть жившей в Вене княгини Екатерины Павловны Багратион (любовницы князя Меттерниха), мать которой (урожд. Скавронская, племянница князя Потемкина) была во втором браке замужем за графом Литтою, державшим ее богатства в руках.

39

Графиню Марью Павловну Пален.

Мне здесь очень клеится: все меня очень ласкают; Якова Ивановича сыну всюду двери откроются. Как лестно и весело иметь такого отца, как наш! Румянцев в долгой беседе со мною (во время коей я успел заметить, что ему не только здравого суждения недостает, но даже и знания географии) говорил мне о высоком уважении, кое питает он к столь выдающемуся служителю отечества, как батюшка. «Что ж, – сказал я, с жаром его прерывая, – составьте счастие его старости, добившись от императора наград, кои начальники наши испрашивали для меня и брата». Я это произнес, кажется, с таким чувством, а он отвечал: «Будьте уверены, что я сделаю все, что в моей власти», – как будто бы не мог он словом все сделать; лучше было молчать, чем пустое молоть. Не подумай, что тут есть какая-либо личность к нам; он со всеми так, за то все от него бегают, никому добра не делает. Я не вытерпел и сказал ему, что Свиньину, который был почти у тебя под командою, дали крест. Весь ответ был – пошевелиться на стуле. Его скоро спихнут; дела делаются нельзя глупее и подлее.

Сегодня ходили по всем домам квартальные с запрещениями носить в столице впредь белые кокарды и кресты Св. Людовика; этого Алькье никогда не мог вынудить у генерала Актона в Неаполе, а Россия главу преклоняет. Ведем две войны, английскую и шведскую, бог знает зачем, объявляем Финляндию нашей областью тогда, как все крепости еще в могуществе шведского короля и, может быть, будем принуждены оставить постыдно сие завладение или сделать большие усилия и пожертвования, чтобы удержать заклад; с турками не хотим ни драться, ни мириться; в государстве нет ни соли, ни сукна на армию; в Казани и Саратове чума; войско разбросано на севере и западе, а весь центр России открыт. Вздумай теперь Бонапарт идти прямо из Варшавы в Гродно, не найдет сопротивления, и проч. и проч. Вот в каком положении матушка-Россия, первое государство земного шара!

Но полно о сем, грустно говорить. Третьего дня был бал у княгини Долгоруковой, был великий князь. Было очень весело, и я как следует развлекся. Нашел пропасть московских, виленских и неапольских знакомых, Влодековы стали прекрасны, особливо меньшая, а старшая мала ростом. Обе тебе велели кланяться, и множество других, но не упомню всех.

Александр. С.-Петербург, 29 апреля 1808 года

С Козенцем пишет Румянцев к князю. Отправляя его, граф сказал Жерве: «Кстати, надобно мне окончить венское дело Булгакова для отправки Боголюбова». Кажется, теперь должно ожидать нам успеха, тем более, что Поццо получил уже отпуск свой в чужие края и недели через две поедет; перед отъездом должен он видеть государя и обещал мне непременно выпросить крест твой; это точно, что ему в сем не откажут, и Боголюбов старается, чтоб быть доставщиком гостинца. Ему говорят, что он будет отправлен через десять дней.

Мое дело идет тихо. Тургенев все меня бранит, что я слишком равнодушен и не хлопочу; он думает, что дело могло бы легко устроиться. Завтра, так и быть, поеду к графу, поговорю еще и отдам ему маленькую записку службы моей со времени, что я в чужих краях; надеюсь, что это произведет что-нибудь. Шулепов уверяет меня, что граф очень ко мне хорошо расположен. Мне кажется, что он не хочет сделать угодное Татищеву, коего он не любит. Мне предлагали ехать к Гудовичу, я отказался. Как уехать так далеко от тебя и своих? Теперь посылается туда Кторнер. Вестман вчера мне внушал, что я могу тотчас получить место в Неаполе и что ждут только моего прошения. Я ему отвечал, что долго ждать будут. – «Но ежели бы вам его предложили?» – «Я поблагодарил бы, ибо неприлично мне туда возвращаться, бывши там и приехав с Сицилии». Для одной причины был бы мне Неаполь приятен: моя Испанка бы туда верно переселилась из Сицилии; но, будучи

в Риме у Дмитрия Павловича, я легко могу ехать в Неаполь, коль скоро узнаю, что любезная там. Вот одна причина, могущая меня понудить быть при лазаронце Иосифе с такой умной головою, как Бибиков. Но положим все это на сторону: как расстаться с таким начальником, каков Татищев? Как оставить такого друга?

Вечера провожу у Орловой, Долгоруковых (князь, сын и все они тебе кланяются), у князя Алексея Борисовича [Куракина] и у Александра Львовича [Нарышкина], где всегда множество народу. Поццо много бывает в первых двух домах. Ну, брат, что здесь за стужа по сю пору! По утрам бегаю, гуляю по набережной, по бульвару и Летнему саду, бываю у князя Чарторыжского, у дюка Серра-Кап-риоли, который стал простым частным лицом, в лавках и проч. Разумеется, что во всех этих экспедициях Боголюбов всегда рядом со мною. Мы почти всегда вместе. Кстати, надобно мне сказать тебе нечто, что знаю от него; но обещай мне не говорить о сем княгине, ибо это только ее огорчит. Знай, что Анстет написал Рибопьеру, что нос у Багратион вот-вот отвалится и что он рядом, чтобы его подобрать, и полагает сделать себе из него реликвию. Рибопьер имел неосторожность повторить эту шутку, которая дошла до ушей матери и мужа; они успокоились только тогда, когда Жеребцова (кажется), приехавшая сюда недавно, поспешила опровергнуть эту неправду. Рибопьеру пришлось отрицать, что он когда-либо слышал подобное мнение. Ежели правда это, то не хвалю толстого: позволено шутить, но эта шутка пересолена. Скажи княгине, что ее дело совершенно кончено, то есть что с 1 мая начнут ей пересылать доходы ее в Вену через князя Александра Борисовича. Представь ей (ежели она того хочет) Козенца, который в курсе ее дел и знает мужа ее и Литтшу. Багратиону дана аренда в 18 000 рублей и 15 000 рублей на проезд к водам Кавказским.

Взятием Швебурга кончилась шведская война. Три дня назад были поднесены государю ключи крепости сей и знамена, взятые у шведов. Церемония происходила возле статуи Петра Великого с великою помпою: все были полки в параде и проч. Остров Готланд взят нами. Говорят, что турки согласны отдать нам Молдавию и Валахию, только бы Франция перестала вмешиваться в их дела. Коленкоровому человеку [то есть французскому послу при нашем дворе Коленкуру] дан титул герцога Висенского. Никогда герцог не делал столько визитов, как в день получения сего известия. Говорят также, что Аракчееву, который чрезвычайно всемогущ, будет дан титул князя Финского, а Румянцев будет пожалован первоклассным. Лобанов, сказывают, будет военным губернатором в Москве, а Молчанов – министром коммерции.

Вот все наши городские вести. Не дождусь минуты отсюда убраться. Какая дороговизна! То ли еще будет? А рубль так в чести теперь, что мне за треть моего жалованья выдали здесь 1312 рублей; это за январскую, сентябрьская послана в Палермо; я хлопочу, чтобы мне ее здесь выдали, а деньги бы взыскали с Татищева, коему пишу пользоваться моим сентябрьским доходом; Вестман согласился на это устройство.

Александр. С.-Петербург, 1 мая 1808 года

Вообрази, что по сю пору не могу добиться отпуска. Теперь новая остановка: императорская фамилия в печали по смерти великой княжны Елизаветы Александровны; государь никого не видит, следовательно, доклад об отпуске моем отсрочен по крайней мере на пару дней. Я умираю с тоски здесь, Петербург для меня несносен, несмотря на то, что всеми я очень обласкан. Батюшка у меня не выходит из ума.

Поццо сегодня должен был иметь прощальную аудиенцию у государя, но, вероятно, не состоится по случившейся в царской фамилии смерти. Он обещал непременно выходить тебе Владимира, и я уверен, что ему не будет отказано.

Тогда буду я совершенно счастлив, ибо мой крест меня не интересует; он у Румянцева пришит к кишкам; пусть себе там будет. Меня все оттирают от Татищева.

Вчера видел я министра Дании у князя Долгорукова; он приехал от Коленкура, который сказал ему, что получил из Берлина известие о том, что Анстет, человек очень умный, служащий в посольстве в Вене, внезапно умер, оставив безутешною молодую жену. Коленкур сообщил столько подробностей об этой смерти, что мы не решаемся в ней сомневаться. Ждем с мучительною тревогою от вас писем. Между тем многие молодцы вострят зубы на покойниково место. Ежели это так и есть, то надеюсь, что князь, объявив о понесенной им утрате, сам назначит того, кого желает, на место Анстета. Была бы Божья воля на то, чтобы все это оказалось неправдой! Но как верить после этого тому, что французы болтают?

Багратион здесь; он хотел ехать к Баденским водам. Вообрази себе, что Боголюбов подвел штуки, чтобы он не туда ехал, а на Кавказские воды, дабы избавить княгиню от милого ее супруга. Он не хотел соглашаться ни на какое условие с нею, но все устроилось без него, как я тебе написал, и княгиня будет с 1 мая получать деньги ее матери. За взятие Швебурга дали Буксгевдену Георгия 1-го класса против устава, ибо крепость не взята осадою. Было много других награждений. Остров Готланд занят нами.

Вообрази, что я и на гулянье 1 мая не ездил: ни к чему нет охоты; послал матушку с детьми; воротилась она очень слаба, от усталости легла, но увидала, что я пишу тебе, встала и сама стала тебе писать. «Без сего, – сказала она, – Константин решит, что я заболела, это его огорчит». Я думаю, такой души, как у матушки, не найти во всей Вселенной; ее чувствительный нрав – главная причина расстроенного ее здоровья; я всячески стараюсь восстанавливать силы ее.