Братья
Шрифт:
Ко входу меня должна была подвести Зира. Это женщина знает все закоулки и темные места города, недоступные для простого смертного. Входов в подземелье несколько, тот, что рядом с домом Карины, по вечерам освещается, сюда наведывается стража, и моя скромная персона могла бы привлечь внимание. Как раз то, чего мне бы не хотелось. Возле городской стены есть еще один вход. Белый плащ требует посвящения. А вот обычная черная накидка оказалась кстати. Главное, стараться держаться в тени, не привлекая внимания. Шпионов не любят нигде. Не зря Карина призвала меня быть осторожным.
— У них свои порядки. И они не
Без помощи Зиры я бы не справился. Темнело. Узкая дорожка вела вдоль стены, среди каменных завалов, сверху сыпались огненные искры. Это развлекалась стража, размахивая факелами и отпугивая шакалов от городской свалки. В опасных местах Зира, не доверяя моим глазам, брала меня за руку, и я ощущал ее сухую горячую ладонь. Шли долго, удаляясь от живой части города. Потом Зира развернула меня лицом к темным развалинам, и я увидел далеко в глубине ровный свет. Зира подтолкнула меня в спину, и я пошел, держась за стену и нащупывая ногой дорогу. Пришлось набраться терпения. Потом дорога стала шире, появились люди, с трудом различимые, угадываемые по дыханию и звуку шагов, они возникали будто ниоткуда, из плотных сумерек. Меня постоянно обгоняли, оставляя без внимания, идущие держались уверенно, и, видно, бывали здесь не раз. Я осторожно ковылял следом.
Впереди все больше светлело, далекие голоса слились в общий гул. Дорогу преградила расщелина, остатки древнего русла, я преодолел его по шатким мосткам, прошел дальше на свет, минуя темные коридоры, настоящий подземный город, о котором я даже не догадывался, и оказался в углу огромного зала. Чадно дымили факелы, переливались огни множества свечей, а по стене, доставая, как лапа громадного паука, почти до верхушки свода, тянулась тень огромного креста. Там, видно, был алтарь, толпа, собравшаяся в центре зала, отгораживала его от меня. Я не стал протискиваться вперед, нашел выбитое в стене каменное сиденье и устроился, слушать.
Я поспел вовремя, ждать не пришлось, издали, от невидимого алтаря возник голос, и все стихло. Голос вещал размеренно и громко, будто вколачивая слова. Конечно, я запомнил далеко не все.
— Мы стоим здесь, — возглашал голос, — где был Храм Иудейский, на месте, которое Господь своим провидением перепоручил в наши руки. Он ждет нашего ответа, нашей решимости. Что мы должны выполнить, чтобы подтвердить Его волю?
Мы должны объединить мужей, известных своей воинской доблестью и благородством происхождения с тем, чтобы собраться в единую силу. И, когда придет время, выступить против врагов веры, которые неистовствуют в своей злобе, чтобы уничтожить нас и захватить христианские земли.
С этой целью мы просили Папу утвердить устав нашего братства, чтобы силу молитвенного служения объединить с силой нашего оружия. Время это наступило. Мы должны быть готовы…
… Голос звучал все громче, срываясь на крик. Слушали напряженно, громкие вздохи неслись отовсюду. Голос принадлежал человеку немолодому, но звучал отчетливо и громко:
— Что мы видим каждодневно? Леность большую, чем порок. Хотят уклониться от исполнения долга. Пытаются отсидеться, прячась за стенами, забыли, зачем Господь даровал нам этот город. Орды язычников попирают окрестные земли, угрожают вторжением. Давно это было? Нет, только сейчас. Сегодня закончилось, завтра
— Нет, нет… — Разнеслось в ответ. Затем наступило молчание, и голос зазвучал снова:
— Зачем мы пришли? Отвоевать наши святыни. И мы сделали это. Что получили в награду? Град земной. О чем молим, тебя, Господи? Помоги завершить праведное дело.
Что спросят те, покрывшие себя славой, выдающиеся по роду и званию, достойные всякого почитания? Где они? Глядят с небес и негодуют, видя нашу робость, наше бессилие…
Заигрываем с язычниками, заигрываем с греками. Блудодействуем с дочерьми дьявола. Погрязли в бесчестии и безволии. Грешим и обманываем себя. Говорим, так можно сохранить мир. Неправда. Не станут бояться нас и щадить, если станем испуганно твердить о мире. Только силой можно убедить, только страхом можно заставить.
Греки в открытую похваляются, выдавая ложь за собственную правоту. Как смеют они. Разве они отвоевали этот город и оплатили его своей кровью? Нам досталось. А что теперь? Разве не про нас сказано: умы их ослеплены; покрывало доныне остается неснятым; лежит на сердцах их. Но когда обращаются к Иисусу, тогда покрывало снимается.
А мы обращаемся? Не смеем даже спросить, потому что знаем ответ. И стыдимся его. Говорю это я, враг всякой лжи. Вот что должны. Распрямиться, взять в руки меч, поднять его против народов, не знающих нашего Господа Иисуса Христа, рождённого Девой Марией, пострадавшего и распятого ради спасения рода человеческого…
Может ли быть иное? Нет, не может. Недостойные не слышат. Пусть они живут рядом, молятся рядом. Но чаяния их пусты. Пришло время отделить достойных. Вам я говорю: что завоевано, нуждается в защите, что назначено, должно быть исполнено. Мы несем эту волю. Этот крест. С нами Бог, с нами Христос.
Сказано в сей день, в 5070 год от сотворения мира, а от принятия Христом человеческого образа в 1118 год.
…Голос потух, будто устав от ярости, и последние слова сказаны были спокойно. Но речь воодушевила, прерывалась криками. Тени воздетых кулаков и колеблющегося пламени метались по стенам.
Все было кончено. Расходились в разные стороны, я повернул по знакомому пути. Когда шли по мостку, чьи-то крепкие руки удержали меня, увели в сторону. Под началом невидимого сопровождающего я повернул назад, миновал место недавнего собрания. На стенах опустевшего стойбища — возможно, здесь были когда-то царские конюшни — бессветно дымили угасшие факелы. Я не пытался осмотреться, не пытался сопротивляться, шел молча. Коридор вел все дальше, в подземные глубины. Шли в полном мраке, я чувствовал только лежащую на плече руку и слышал дыхание своего провожатого.
Потом невидимый человек спросил: — Кто ты?
Уже давно я считаю, что задержался на этом свете. И понимание наполняет мне спокойствием. Сейчас оно было кстати.
— Пришел вместе с другими. Много разговоров. Хотел сам поглядеть.
— Согласен с тем, что услышал?
— Хорошие слова не пропадают даром.
С той стороны долго молчали. — Назови себя…
— Артенак? — Задумчиво произнес в ответ голос и добавил, как мне показалось, с насмешкой. — Станешь рассказывать, не забудь, приняли тебя хорошо и приглашают впредь. Нам люди нужны, и ты сгодишься, если захочешь…