Братья
Шрифт:
Немало хлопот доставляет прибывший монах. Он одержим странной идеей. Этот человек считает, что распространению христианства можно содействовать, приучая мусульман к свиному мясу. Язычники, в отличие от наших, считают этих животных нечистыми. Монах говорит, что наблюдал за время пребывания в плену, бывшую антиохийскую принцессу. Когда-то наши держали ее у себя и щедро потчевали свининой. Теперь среди мусульман принцесса сочла себя несчастной из-за отсутствия этого мяса и готова грешить, как только сможет. Она утверждает, что христианские рыцари имеют преимущество над мусульманскими именно по этой причине. Монах говорит, что многие мусульмане расспрашивали его о вкусе свиного мяса. Сам он расхваливал его на каждом шагу. Остается дивиться спокойствию эмира, сохранившего монаху жизнь.
Монах в течение
(Конец рукописи оборван и оставляет неизвестным имя хроникера. Остается принести ему нашу благодарность за беспристрастное изложение фактов. Пусть душа его услышит нас и порадуется, что земные труды не пропали даром. Как и труды монашеской братии, сохранившей это повествование в течение нескольких сотен лет, а именно до 1530 года от Р.Х., когда рукописные страницы были переписаны заново.)
Михаил
Год назад он расстался с Миллисентой. Она отстранила его так же легко, как задумала и организовала их тайные встречи. Несколько дней он бесцельно провел в гостинице, слушая перебранку пьяных постояльцев, потом собрал мешок и пошел в порт. Он хотел покинуть город, как можно быстрее. Весь берег реки в месте впадения в лагуну был заставлен кораблями. Сырой болотистый дух обозначал конец короткого зимнего ненастья. Наступил вечер, на город упали прозрачные сумерки. Сходни на судах были убраны, гуляки дожидались утра на берегу. Линия причала тянулась так далеко, как только мог достать глаз, было пустынно, а несколько солдат, охранявших выгруженный товар, велели Михаилу идти прочь. Чуть дальше начинался район дешевых кабаков. Ранняя весна, когда корабли только выходят в море, — не лучшее время для трактирщиков, и сейчас они старались. Михаил миновал шатающегося пьяницу, толкнул дверь и вошел. Запах вина, дым, возбужденные голоса — все было ему знакомо. Перед плаванием моряки пропивали последние гроши. Хватало и женщин — крикливых, ярко накрашенных, как принято в Венеции. Они пели и горланили не хуже мужчин, не забывая, однако, осматриваться, не упустить выгоды. Одна плюхнулась рядом с Михаилом и уставилась на него, подперев голову рукой. Еще молодое, смуглое лицо, отличалось расслабленностью черт, которая быстро проявляется от неумеренного потребления вина и постоянной ночной жизни. — Ты новый здесь, красавчик? Почему сидишь один и смущаешь несчастных женщин? У тебя есть деньги?
— Найдутся. — Михаил выложил почти все, что у него осталось. Одну монету женщина забросила
— Чего ты хочешь? — Спросила женщина.
— Уехать.
— А остаться? На несколько дней?
— Уехать. Как можно быстрее.
— Ты кого-то убил. Я могу спрятать тебя. — Женщина провела рукой по лицу Михаила, задержала пальцы на подбородке, скользнула по шее, замерла на груди.
— Уехать.
Женщина оторвала руку, выпила, запрокинув голову. — Идем. Я помогу тебе.
Они оказались в лачуге, куда пришлось заходить, согнувшись. Жалкая комната была занята кроватью. Женщина потянула Михаила за собой и стала целовать горячими от вина губами. Она вела себя беспокойно, была возбуждена и готова разразиться пьяными рыданиями, весьма необычными для особы, получающей плату за труды. Что-то происходило в ней самой, и ее возбуждение перешло к нему. Как пена на пожаре гасит огонь, так чужая боль гасит собственную. Утром она разбудила его бесцеремонно.
— Одевайся. Пойдем. Ты, такой же, как все. Думаешь, за морем лучше. И другая даст тебе больше. Торопись. У меня нет для тебя времени. — Она была раздражена и не дала себя обнять. Он шел по грязной улочке, которую не смог разглядеть накануне. Перекошенные домишки торчали из влажной земли на плоском, как огромный стол, берегу, Растрепанные женщины несли на задворки ночные горшки. Плакали дети. Сохло на веревках рванье. Чадные запахи напоминали о жалкой еде бедняков. И только небо сияло, блестящее, без единого облачка весеннее небо. Женщина шла впереди, покачивая бедрами. Потом остановилась, повернулась и, будто угадав мысли Михаила, сказала. — Конечно, что может быть хорошего в такой жизни. Лучше утонуть в море, чем в помоях. — И тут, как будто вторя ее словам, впереди, за выходом из залива открылась ровная слитая с небом синева…
— Эй, Уго. — Прокричала женщина. — Выйди. Я знаю, ты там. — Она глядела снизу вверх, пряча глаза от света под козырьком ладони.
Над бортом возникла голова. — Арчила. Мои слова дошли до тебя. Ты собралась?
— Нет. Я привела замену.
— Вот этого. — Палец указал на Михаила. — Думаешь, он заменит тебя?
— Ты сделаешь из него моряка.
— А ты?
— Я буду искать того, кто не умеет плавать. Чтобы не добывать соль из собственных слез.
— Он не вернется, Арчила. Клянусь. Я сам видел, как он утонул.
— Но почему тогда ты не умер, Уго? Вы были вместе. И плавал он лучше тебя. Не отвечай, все равно не скажешь правду. Тебе нужен моряк? Вот он.
Красное лицо Уго свесилось с высоты. Он перебросил через борт длинный канат. — Покажи себя. Лезь.
— Пусть поднимется по сходням. Как человек. — Сказала женщина.
— Нет. Ты хочешь, что бы он стал моряком. А ты? — Уго обратился к Михаилу. — Будешь держаться за ее платье?
Михаил вцепился в канат. — Погоди. — Женщина, прощаясь, обняла его. — Я сделала, как ты хотел. — Зашептала она, касаясь губами его щеки. — Не позволяй ему себя обмануть. Он — плохой человек. А по тебе я буду скучать. Недолго.
Михаил обнял женщину на глазах облепивших борт матросов. Губы ее были солеными. Потом вскарабкался по канату, ловко перемахнул через борт и оказался на палубе.
— Я вижу, ты проворен. — Уго тяжело смотрел на Михаила. — Иди. — Он показал на скалящихся матросов — Они найдут тебе место. И запомни. Здесь я — хозяин. Понял? Ты должен делать, что я скажу. А иначе поползешь назад. Или прямо в море. Ты понял? — Михаил молчал, и голос Уго взревел. — Понял?
Женщина на берегу ждала. Уго вытащил из кармана монету — Лови. Это тебе за новенького. Ты делаешь их послушными. Скоро я приведу к тебе всю команду. — На палубе загоготали. Женщина подняла деньги. — Ты хотел купить меня, а когда не удалось, хочешь унизить. Я возьму. Пригодится. А ты, красавчик, помни, что я сказала. Ты сможешь найти меня, только не медли. У меня короткая память. — Она повернулась и пошла прочь.