Breakfast зимой в пять утра
Шрифт:
Официантка приняла заказ, после чего, продолжая улыбаться, сказала, что, если мистеру будет ночью не по себе от столь обильного ужина, она принесет еще таблетки «Алька-Зельцер» – помогает от тяжести в желудке…
– Мистер, вероятно, из России? – спросила она, чтобы смягчить проскользнувшую бестактность, и добавила беспечно: – А я родом из Польши, – и ушла, покачивая крутыми «польскими» бедрами, обтянутыми синим атласом.
«Вот стерва! Будто из своего кармана оплачивает мой заказ», – я смотрел ей вслед и вспоминал Варшаву шестьдесят шестого года, свою первую загранкомандировку от завода «Геологоразведка» и прелестную пани Христину, дежурную по этажу в гостинице «Нова Прага», что на левом берегу Вислы, за мостом. Бедер, как у Христины, я не встречал ни
А за окном, в кромешной тьме, простирался штат Миссури, названный, как и штат Миссисипи, по названию протекающей в его пределах реки, которая вместе с рекой Миссисипи считается самой протяженной рекой мира. На ее берегах козырял сорванец Том Сойер, и здесь же родился его создатель, писатель Марк Твен, человек, прославивший штат Миссури. Прославил свой родной штат и крупнейший поэт Америки Томас Элиот. Кстати, и тридцать третий президент Гарри Трумэн, что родился в Миссури, внес свой вклад в историю страны не только первой атомной и водородной бомбой да созданием НАТО, но знаменитым планом Маршалла, что поднял Европу из руин Второй мировой войны… Лично мне штат Миссури пришелся по душе тем, что символом его стал куст кизила. С детства я обожал кизиловое варенье. Своим густым гранатовым цветом, нежным кисло-сладким вкусом, варенье не имело себе равных… Так что я понимаю жителей штата Миссури. И птичка-синичка – маленькая, голубая, голосистая по весне – тоже была выбрана символом штата Миссури удачно, ничего не скажешь…
В темень вагонного стекла стали постреливать огоньки. Вначале одинокими выстрелами, потом целыми очередями и, наконец, залпами – мы въехали в какой-то населенный пункт. Сочные рекламы, люди, магазины, автомобили, дома…
На фронтоне скромного здания вокзала высвечивалась надпись – «Канзас-Сити. Штат Миссури». Хорошенькое дело! Откуда он тут взялся, этот Канзас-Сити? Ведь до самого штата Канзас по расписанию осталось более часа хорошего хода. Выходит, существуют два Канзас-Сити…
Да, веселые дела творились в этих местах в стародавние времена. Подумать только, совсем недавно, без малого двести лет назад, гигантская территория, распростертая вдоль самой протяженной реки мира с севера на юг, принадлежала Франции и называлась Луизианой. Это пятьсот миллионов акров земли – больше, чем вся площадь Соединенных Штатов в те времена. Первый консул Франции Наполеон Бонапарт готовился к будущим победоносным войнам, готовился стать повелителем Франции. А тут лишние хлопоты о заморских колониях, да и деньги не помешают… Вот он и предложил Соединенным Штатам купить у Франции Луизиану, а заодно и Новый Орлеан, в общей сложности за пятнадцать миллионов долларов. Таким образом, каждый акр земли обошелся казне Соединенных Штатов в четыре цента. Неплохая сделка. «Луизианская покупка» разом удвоила просторы США. Позднее на территории Луизианы полностью или частично разместились земли вновь образованных тринадцати штатов, в числе которых был и штат Миссури, по которому и отсчитывал сейчас свои ночные мили поезд компании «Амтрак». Путем, по которому пролегала знаменитая Дорога на Санта-Фе, что протоптали толпы золотоискателей, устремившихся на Дикий Запад. И кстати, весьма обогативших казну штата Миссури «данью за транзит»…
Великие события когда-то переживал этот штат, да и войны гремели нешутейные в гнездовье рабовладельческого Юга.
Где-то в этих краях стояла хижина дяди Тома, вызвавшего своей судьбой сочувствие и сострадание. Знаменитый роман Бичер-Стоу сыграл в победе Севера большую роль, морально подавляя дух противников аболиционизма. А замечательный роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», события в котором привязаны к этим местам, вообще «закрыл тему» Гражданской войны США – этот американизированный вариант «Войны и мира»…
За окном поезда мрак ночи еще плотнее сгустился
Паренек сидел в своей спортивной кепке со сдвинутым в сторону козырьком, натянутой на коромысло наушников, шнур от которого тянулся к карманному магнитофону. На вид ему было не более двадцати лет. Прикрытые веки оперяли короткие редкие рыжеватые ресницы. Впалые щеки изможденного лица окропили веснушки… прошло несколько минут в тревожном ожидании – примется ли он свистеть, дослушав музыку, или нет? Меня нередко приводило в изумление склонность американцев свистеть во всю мочь в любом общественном месте. И хоть бы кто отреагировал, сделал замечание свистуну; неспроста старина Эдди Уайт с такой неохотой отправился усмирять этого паренька по моей просьбе…
Я оглядел салон – практически все столики уже были заняты. В глубине вагона, у сверкающей никелем стойки хлопотали официанты и обслуга. Вспыхнула сигнальная лампочка, створка стойки приподнялась, и в проеме, откуда-то снизу, точно лифт, всплыла площадка, уставленная тарелками. Официантка, похожая на Целиковскую, отделилась от подруг, шагнула к раздаточному проему и принялась переставлять на поднос заказ… Я ждал ее, борясь с искушением провести ладонью по синим атласным бедрам. Просто наваждение какое-то. Сосед-паренек сидел по-прежнему смирно, словно Будда.
Обдав волной парфюмерного аромата, официантка принялась разгружать поднос, аккуратно выставляя на стол тяжелые широкие тарелки с фирменным вензелем. На одной из них возлежал здоровенный кусок мяса под смачной румяной корочкой в окружении золотистых картофельных стружек, обильно осыпанных укропом и подбитых зеленью спаржи, лука, фиолетовыми ушками рейхана. Подле тарелки заняла место изящная бутылка темного вина, над вскрытым горлышком которой вился студенистый пар. Две фарфоровые чаши, одна за другой, представили взору кипень овощного салата и салат из крабов – россыпь каких-то буро-пятнистых и желтовато-серых фрагментов, усыпанных маленьким горошком. Не забыла и лососину, несколько розовых ломтиков которой зарылись в колечках лука и редиса. Две горбатенькие булки сыто разлеглись на салфетке рядом с набором специй и соусов…
Официантка отставила поднос и ловким движением полноватых рук, одна из которых была перехвачена в запястье золотистым браслетом, расставила тарелки согласно протоколу: ближе ко мне – закуску: лососину, салаты и вино, поодаль – тарелку с мясом и совсем в стороне – булочки со специями. Потом положила передо мной пачку «Мальборо» с фирменным спичечным коробком, пожелала приятного аппетита, шагнула к соседу и перенесла с подноса на стол булочку, пакет с сырковой массой и пластмассовую баночку йогурта…
Паренек приподнял рыжие ресницы, скосил изумленные глаза на мое пиршество и… присвистнул. Перевел взгляд на меня, и выражение изумления возросло. Ловким движением, не касаясь кепки, он сдвинул на затылок коромысло наушников и, растягивая в улыбке тонкие пергаментные губы, пробормотал: «Горбачефф?!» Я кивнул и сурово, дабы отринуть всякую попытку к общению, принялся за еду.
– И это все вы слопаете, сэр? – поинтересовался паренек, не обращая внимания на мою демонстрацию.
Сухо кивнув, я разворошил овощную грядку.
– Пожалуй, и я бы с этим справился, – рассудительно продолжал сосед, – но с утра…
Салат оказался довольно вкусным. А еще предстоял салат из крабов.
– Хочешь, я поделюсь с тобой? – вдруг произнес я, выразительно взглянув на сиротский йогурт соседа.
– Что вы? Я и сам мог бы заказать такое, – ответил парень. – Но на ночь есть вредно. Меня так приучили.
– В твоем возрасте я ел днем и ночью, – буркнул я. – Да и теперь, как видишь, не сдаюсь.
– А сколько вам лет? – Паренек перехватывал инициативу. Меня это рассмешило.