Брелок желаний
Шрифт:
Кафе было уютным. Столики мелкие, будто с детского утренника, кресла скрипели, как суставы у бегемота, и всё вокруг пропахло кофеином, потом и туристической тревогой. Григорий сидел на стуле, как министр культуры в изгнании: хвост обвил ножку, лапа облокотилась на стол, взгляд — снисходительный и, безусловно, осуждающий.
И именно в этот момент к нам приблизился Он.
Рост — как у тромбона. Лицо — как у молодого Кафки, только хуже. В руке — багет, словно скипетр. Пальто — фиолетовое, с золотыми пуговицами и брошью
— Pardon, messieurs… — сказал он с выражением благородного ужаса на лице. — Est-ce que… le chat… par… le chat… parle?! (Является ли этот… кот ... по… кот ... говорящим).
Григорий обернулся медленно, театрально, как будто он профессор на кафедре логики, которому только что задали вопрос "А что, если солнце — это апельсин?"
— Да. Я. Говорю. И, судя по твоему виду, ты наконец перешёл со своих галлюцинаций на реальность, — произнёс кот с оттенком вальяжной скуку на чистом французском.
Француз, которого звали, как позже выяснилось, Артюром, охнул и сел. Сначала на воздух. Потом на мои колени. И, наконец, на землю. Там он устроился поудобнее и стал глядеть на Григория с выражением абсолютного смирения.
— Mon Dieu… — прошептал он. — C’est enfin arrive… (Господи…Наконец-то это произошло).
— Что именно "enfin arrive"? — поинтересовался кот, отодвигая тарелку с сыром, чтобы взгляд был лучше.
— Я… Я двадцать лет искал говорящего кота, — дрожащим голосом начал Артюр. — У меня три степени: философия, психология и экспериментальная мифология. Я был на грани. Сначала говорил с камнями. Потом с голубями. Потом — с собакой мэра Бордо. Она почти ответила, но сбежала. Но теперь… ты — ты говоришь!
— Угу, — сказал Григорий. — И у тебя на щеке остатки джема. Ты не мог бы, пожалуйста, не дышать мне в хвост экзистенциальным восторгом?
Я тихо зажмурился и помотал головой, встряхивая этот несуразный бред.
— Вот только этого не хватало, — прошептал я. — Теперь нас палят философы.
— Ты кто такой вообще? — спросил Артюр, обратив внимание на меня, как на ассистента чуда.
— Я? Просто гуляю с котом.
— С говорящим котом.
— Он сам гуляет, — пробормотал я. — Я просто его носитель. Грузчик говорящего чуда.
— Non non non! Это судьба! Это знак!
— Это Гриша. Он кастрат, между прочим, — сдал с удовольствием я своего кота.
— Кастрация — не диагноз, а освобождение от биологических обязательств! — с достоинством вставил Григорий.
— Вы должны прийти ко мне! — взвыл Артюр. — У меня есть лаборатория. Там были опыты с мухами, но они сбежали. Я вас накормлю! У меня шардоне 1968 года, сыр с плесенью, который запрещён в пяти департаментах, и коллекция сочинений Декарта, написанная на шкурках бананов!
— Гриша… — прошептал я. — Мы
— Подожди, подожди, — прошипел кот. — Этот чудак потенциально полезен.
У него явно проблемы с границами, но, возможно, он знает что-то полезное. Или, по крайней мере, даст нам вина.
— Или сдаст полиции, когда протрезвеет.
— Или мы его пожалеем, и тогда он привяжется навсегда, — добавил кот. — Будет приходить по ночам, стучать багетом в окно и кричать: "Кот! Открой тайны вселенной!"
— Звучит как-то не очень.
— О, обо мне сложат легенды.
Артюр тем временем встал, трясущимися руками достал визитку, на которой было написано:
Dr. Arthur Dambreuil. Philosophe mystique et fromager amateur. (Доктор Артур Дамбрей. Философ-мистик и любитель сыра).
И ниже:
"Если ваш кот говорит — доверьтесь судьбе. Или бросьте пить."
— Я буду ждать! На улице Вольтера, дом 11. Вы спасли мою веру!
И он исчез, как будто его унесли ветры спиртного озарения.
Наступила пауза.
— Это был сон? — спросил я.
— Нет, это была Франция, — сказал кот. — Я предлагаю сделать вид, что мы обычные.
— Мы обычные?
— Да. Обычный парень с ядерной кнопкой и котом-философом, которого преследует мировая поп-звезда. Бонжур, как говорится.
***
На бульваре Капюсинов (Grand Cafe des Capucines) пахло мимозой, дорогим парфюмом и лёгкой душной паникой, которой пропитывается каждый турист, впервые оказавшийся в Париже без понятия, как работает метро. Я сидел в тени каштанов, пил кофе, который в этом городе стоил как половина окна в Смоленске, и периодически бросал взгляд на телефон. На экране — карта. На карте — точка.
Красная. Пульсирующая.
Значительно ближе, чем вчера.
— Гриш, — пробормотал я. — А ты заметил, что наша Пайка… как бы это сказать… уже на левом берегу?
— Это ты про Сену или про уровень угрозы? — спросил кот, лежа на спине на лавке и наблюдая за голубем с лицом бывшего министра ЖКХ.
— Я про то, что она была в аэропорту, потом на окраине, а теперь — бац! — и около Монпарнаса.
— Надо отдать ей должное — телепортируется без визы. Но ничего, мы же теперь осторожные. Вон, ходим под прикрытием.
Я оглядел себя.
Бейсболка «I ? Strasbourg», очки с толстыми линзами без диоптрий и рюкзак с вышивкой в виде лягушки-аллергика.
— Мы не под прикрытием. Мы — карикатура.
— Идеальное прикрытие. Кто поверит, что у этого чувака — магический брелок?
Я хмыкнул, но не засмеялся. Вместо этого снова взглянул на экран.
Точка чуть сместилась. Как будто целилась.
— Она не просто здесь, — сказал я медленно. — Она… движется.
— Ну так что, бежим?
— Не-а. Ждём. Пускай не знает, что мы знаем.