Бремя власти

Rungerd

А они развязали войну между двумя нациями, они предали свою Богиню. Вместо того, чтобы подчиниться ее воле, они дерзко пошли супротив. Они – проклятые дети, бывшие когда-то благословенны и величественны. Для них больше не будет прощения.

Стелла поняла это мгновенно и остро, как понимают смерть или новую жизнь. Девушка, израненная, истекающая кровью, больше не имела сил стоять. Да и можно ли ей попирать землю, созданную Той, чью милость она потеряла?

Ноктис растерялся. Желание мести уступило странному знанию, точнее приговору: он ошибался. Вся его жизнь – ошибка. Он не прошел испытание Божества, не оказался достойным не то, чтобы стать монархом, но для того, чтобы быть принятым в город мертвых. Он навлек гнев на весь свой народ, пожелав убить ту, что должен защищать, с кем должен был построить новый мир. Но его гордыня, его самовластие уничтожило все перспективы.

Сожаление пришло слишком поздно. Принц чувствовал себя пустым, разрушенным до основание. Все, что он построил в своих мыслях, к чему он стремился, вся его якобы простая философия стремления к смерти – глупость, достойная юнца, не отягощенного ответственностью.

Глухой стон прервал его мысли. Даже сейчас, получив урок у самого мудрого существа в мире, он ничего не понял! Он не заметил, что принцесса едва жива, и, возможно, скоро умрет. И все по его вине.

Свет у кромки небес стал тусклым, едва заметным. Сияние Стеллы тоже исчезло. Ноктис едва успел подхватить девушку, ослабевшую от ран и столь долгого сражения. Кристалл Селума тоже замолк, растворился в воздухе, стал незаметными частицами.

Мрак снова опустился на их головы, ничем не выдавая, что только что было чудо. Что ночь стала похожа на день.

Девушка в его объятиях дрожала, а руки у нее были холодными и слабыми. Из прекрасных глаз текли слезы, падали бриллиантами. Каждая из них была золотистой, как бы наполненной остатками силы тенебрайского кристалла.

Ноктис возненавидел себя, неспособный вынести такого зрелища. Он бессильно сжал зубы, зажмурился, как от страшного стыда или горя. Тогда кожа век, лба, скул и переносицы похожа на смятый пергамент, который вот-вот порвется, обнажая бездну горя, открывая путь непередаваемым эмоциям, которые сопутствуют невозвратимой потери.

Селум поднял раненую на руки и, превозмогая боль, пошел через руины, растрескавшийся и взрытый асфальт, препятствия в виде раскуроченных и смятых машин. Ему было холодно и отчего-то тяжело, но не физически. Внутри собирались ледяные глыбы, похожие на отчаяние. Стелла же была легкой и теплой, только удивительно слабой, хрупкой, так что одно неверное движение могло убить ее.

— Отпустите меня, — попросила она слабо, когда принц пронес ее через улицу и остановился, чтобы передохнуть.

Он тяжело дышал, шумно и хрипло, и не сразу смог ответить:

—

Исключено.

Стелла жалобно улыбнулась и слабой рукой коснулась его холодной щеки, стирая каплю выступившего пота:

— Вам нельзя так изматывать себя. Это бессмысленно, — робко продолжила она.

— Вам помогут, — упрямо заявил он и двинулся дальше, пытаясь найти хотя бы наблюдательный пункт, чтобы связаться со штабом, а там – с медкомандой.

Парк был бесконечным, а улицы – пустынными. Город будто бы вымер, хотя сейчас здесь размещалась добрая шестая часть всех войск Нигильхайма. Селлум ругал себя за глупость: он не взял ни рации, ни коммуникатора, так что связаться с кем-либо было невозможно.

Девушка на его руках слабела. Что-то липкое приставало к одежде, твердело ледяной коркой, что-то бурое. Принц не хотел верить, что это кровь. Что Стелла потеряла слишком много крови.

— Остановитесь, — едва слышно попросила принцесса. Ее тон был необъяснимо убедительным, как никогда не смог бы стать крик или приказ. Ноктис осмотрелся вокруг, но не увидел подходящего места, где бы можно было оставить Флерет. Повсюду обломки зданий, вырванные деревья, чьи корни путались с проводами. Небольшая площадка была у одного ствола с жухлой кроной. Ясень, гибкий и когда-то сильный, был повален, сломан пополам.

Селум оставил принцессу у самых корней, а сам принялся расчищать место, поближе к кроне. Он сломал несколько веток и застелил асфальт, а потом перенес девушку туда.

Ее кожа утратила последние краски жизни, бледное лицо стало тонким, почти прозрачным, где легко просматривалась сетка вен. Она откинула голову назад, устало закрыла глаза и чуть заметно дышала. Багровые пятна на жемчужной мантии были как обвинение. Селум неслышно выругался, проклиная себя, и принялся осторожно освобождать девушку из складок одеяния. Кровь засохла, и приходилось отдирать шелк от платья, а потом – от ран.

Стелла почти не реагировала на боль, привычная к ней. Только волна страдания пробежала по ее чертам. Селум же разорвал мантию на длинные полоски и попытался перевязать Флерет.

Но было уже поздно: такая мера ни к чему бы не привела. Только срочная госпитализация, помощь, переливание крови – больше не на что надеяться.

Все взвесив, Ноктис принял решение:

– Я оставлю вас ненадолго, — почему-то шепотом предупредил он девушку. Она вздрогнула, открыла глаза и едва коснулась рукой плеча принца. На это простое действие ушли ее последние силы:

— Не оставляйте меня, — попросила Стелла тихо.