Бриллиантовая рука

Иванов Виктор

Их лица уже покрылись красивым морским загаром. Правда, когда Семен Семеныч снимал кепку, он выглядел довольно смешно: загар доходил до половины лба и, таким образом, казалось, что лицо его разрезано на две неравные части. Кеша советовал ему сдвигать кепку на затылок, но Семен Семеныч, ссылаясь на то, что у него от солнца болят глаза и что невесту ему уже выбирать не надо, упрямо прикрывал лоб. Да, действительно, это путешествие нельзя было сравнить с отпусками, которые Горбунков обычно проводил у тещи в деревне, хотя и там ему нравилось тоже. Но здесь была совсем другая жизнь!

И некогда было маяться идил­лическими воспоминаниями, потому что требовалось вре­мя, чтобы переварить новые впечатления, все более накап­ливающиеся с посещением каждого морского порта. Прав­да, времени для экскурсий отводилось немного, руководи­тельница группы зорко следила за порядком и нрав­ственностью своих подопечных, таская их за собою послушным стадом. Но все равно, все равно это было замечательно. Все слилось в какой-то яркий калейдоскоп, который еще предстояло осмыслить и переварить.

По вечерам, когда уже смеркалось, отужинав и сыграв партию в бильярд, которому он здесь же и научился по настоянию Кеши, Семен Семеныч с наслаждением откиды­вался в шезлонге и предавался либо мечтам о том, как он, возвратившись домой, будет долго и красочно рассказывать домашним обо всем, что видел, либо перебрасывался лени­выми фразами с Геннадием Петровичем, вальяжно разва­лившимся в соседнем шезлонге.

— Кстати, Семен Семеныч,— спрашивал Кеша.— Вы знаете, как расшифровывается слово «шезлонг»?

Не дожидаясь ответа, зная наперед, что он будет отри­цательным, Кеша снисходительно объяснил происхождение того или иного слова. Вообще-то его знания иностранных языков были довольно скудны, но он умело и эффектно пользовался тем, чего когда-то нахватался. Пижонская на­тура Кеши постоянно требовала восхищенной аудитории, пусть даже такой, какую являл собою этот неотесанный простак Семен Семеныч. Ему, конечно, было скучно­вато рядом с Горбунковым, который не курил, не выпи­вал, не глазел на девушек и вообще в Кешином представ­лении был придурковатым праведником. Однако приходи­лось терпеть, потому что впереди была серьезнейшая операция, которую ему предстояло осуществить. То была придуманная шефом операция по переправке из-за грани­цы бриллиантов. В случае удачи Кеша рассчитывал со­рвать на этом деле солидный куш. И тогда с новым рвением зажить в свое удовольствие.

Ему грезились роскошные виллы, фешенебельные оте­ли, шикарные женщины, а не те дешевые потаскушки, которые то и дело, в основном по пьянке, попадались в его руки. Да, за риск и талант нужно платить, и уж на этот-то раз он своего не упустит! Зубами вырвет свою долю, которую сам для себя определит, и пошлет ко всем чертям и шефа, и этого козла Лёлика. Станет работать один, будет хозяином самому себе, и вот тогда-то все радости этой жизни падут к его ногам.

Кеша никогда не признавался себе в том, что был неу­дачником. В глубине души он верил в то, что когда-нибудь ему наконец-то крупно повезет. Он молод, умен, хорош собою, умеет подать себя, достаточно ловок и изворотлив. Он еще себя покажет!

— Геннадий Петрович,— негромко позвал Горбунков.

— Да?

— А вы какую музыку любите?

— Классическую, конечно. Рахманинов там, Чайков­ский...

—

Вы музыке учились?

— Да... Когда-то в детстве...

— А у меня Танечка так красиво поет! Когда вернемся, приглашу вас в гости — заслушаетесь!

— А вы ее в музыкальную школу отдайте.

— Так ведь сейчас же все на пианино играют. А нам с Надей, чтобы пианино купить, знаете, сколько копить надо?

— А я думаю, главное выдать ее удачно замуж. И тогда все проблемы решатся сами собой...

— Вы все шутите. А мы вот с Надей мечтаем дать детям высшее образование.

Кеша вдруг вспомнил Лёлика и его крылатые фразы, которыми тот любил пересыпать свою речь.

«Дураков работа любит»,— подумал Кеша, но вслух не произнес.

Они помолчали.

Наконец, Семен Семеныч, негромко вздохнув, спросил:

— А вы песню про зайцев знаете?

— Про кого?

— Про зайцев...

Горбунков смутился, словно догадавшись, что ляпнул что-то невпопад.

— Сеня, про зайцев — это не актуально! — категори­чески заявил Кеша.

— А про что актуально? — развел руками Семен Се­меныч.

Кеша на мгновение задумался. Его артистическая натура жаждала сейчас какого-то всплеска эмоции, каскада чувств. Однако неожиданно ему на память пришла песня, которая, как он считал, не имела к нему никакого отноше­ния. Это было полудетское сочинение одного из его школь­ных друзей, с которым его давно развела судьба. Кеша знал о нем только то, что тот процветает на поприще какой-то точной науки, женат на дочери академика и ездит на собст­венном автомобиле.

Он не собирался петь, но какая-то непонятная сила подбросила его и он вскочил на ноги, театрально поднял обе руки и торжественно объявил:

— «Остров невезения»! Семен Семеныч рассмеялся:

— Тоже мне — актуально!

Однако Кешу уже охватил необузданный азарт. Он вращал туловищем, принимая одну позу за другой, не опасаясь быть смешным и пользуясь тем, что в этот час они были на палубе вдвоем. Внезапно он застыл на месте, испытующе посмотрел на изумленного Семен Семеныча и, глубоко вздохнув, негромко запел:

Весь покрытый зеленью, абсолютно весь

Остров невезения в океане есть,

Остров невезения в океане есть,

Весь покрытый зеленью, абсолютно весь.

Там живут несчастные люди-дикари,

На лицо ужасные — добрые внутри,

На лицо ужасные — добрые внутри,

Там живут несчастные люди-дикари!

Что они ни делают — не идут дела!

Видно, в понедельник их мама родила,

Видно, в понедельник их мама родила,

Что они ни делают — не идут дела!

Крокодил не ловится, не растет кокос,

Плачут, Богу молятся, не жалея слез,

Плачут, Богу молятся, не жалея слез,

Крокодил не ловится, не растет кокос!

Вроде, не бездельники и могли бы жить,

Им бы понедельники взять и отменить,

Им бы понедельники взять и отменить,

Вроде, не бездельники и могли бы жить!

Как назло, на острове нет календаря,

Ребятня и взрослые пропадают зря,

Ребятня и взрослые пропадают зря,

На проклятом острове нет календаря!