Бриллиантовая рука

Иванов Виктор

— Клюв захлопни, остряк-самоучка,— ласково посоветовал Кеша и слегка подбоченился.

Понизив голос, Лёлик вдруг с неожиданным пафосом, словно речь шла о жизни и смерти, произнес:

— Ну, пора, турист.

В тот же момент он ринулся на Кешу, крепко обнял его и, припав небритой щетиной к нежной коже, буквально впился в него поцелуем. Кеша стоически перенес эту процедуру, но когда за первым поцелуем последовал второй, затем третий, он попытался высвободиться из этих горячих объятий. Лёлик крякнул, словно сдерживая рыдание, и полез в карман за платком. Пока, полуотвернувшись от Кеши, он смахивал с глаз скупые мужские слезы,

тот украдкой сплюнул и отер рукавом подбородок.

Прощание явно затягивалось. Лёлик, наконец, дал волю рыданиям, и его плечи сотрясались, словно в лихорадке. Выждав еще несколько секунд, Кеша опустил ладонь на плечо Лёлика, словно желая его успокоить.

— Не надо,— простонал тот сквозь слезы. Затем, не оборачиваясь, он махнул рукой и бросил напоследок:

— Иди...

Второй раз Кешу просить не пришлось. Облегченно вздохнув, он сорвался с места и почти бегом направился к трапу, далеко отставив зад и повиливая бедрами.

Нужно сказать, что походка у Кеши была профессиональной. Он работал демонстратором моделей одежды, а попросту манекенщиком в доме моделей. Его несколько лет назад устроила туда одна приятельница, с которой он однажды познакомился в ресторане. В тот вечер, уже изрядно подвыпив, Кеша ухлестнул за миловидной девчон­кой и затащил ее потом к себе, наговорив разных слов о любви и вечной преданности. Дурочка поверила его бормотанию о несложившейся жизни и ударах судьбы. Да и трудно было не поверить, потому что подвыпивший Кеша умел говорить красноречиво, страстно и убежденно. Роман продлился недолго, и Кеша бессовестно бросил девушку, как только она устроила его на такую престижную работу. Однако она не стала для Кеши единственным способом добывания средств к существованию, а скорее служила ширмой и защитой от преследований по закону за тунеяд­ство. Как и всякому молодому человеку, привыкшему к комфорту, ему требовалось много денег. Кроме того, он был из породы тех людей, кого в народе называют пижона­ми. Считая себя неотразимым, Кеша трепетно относился к собственной персоне и тщательно следил за своей внеш­ностью. Однако лишь он один знал, что скрывается за его привлекательной наружностью, неизменно приветливой улыбкой, учтивостью и галантностью.

* * *

Дверь каюты осторожно отворилась и на пороге вырос улыбающийся во весь рот Кеша.

— Добрый день,— как можно вежливее проворковал он в спину человека, с интересом разглядывающего что-то за большим круглым стеклом люка.

Семен Семеныч,— а это был именно он,— с готов­ностью повернулся к вошедшему и с такой же приветливой и лучезарной улыбкой ответил:

— Добрый день.

— Простите, это каюта шестнадцать? Или, может быть, пардон, я ошибся?

— Да-да, вы не ошиблись. Шестнадцатая.

— Значит, мы с вами — попутчики?

— Выходит, что так.

Кеша снял очки и взглянул на часы. До отплытия оставались считаные минуты. Он внимательно изучил об­становку каюты и, по-видимому, остался ею доволен. Нако­нец, он вернулся взглядом к Семену Семенычу и, слегка приподняв шляпу, представился:

— Будем знакомы. Меня зовут Геннадий Петрович.

— Горбунков. Семен Семенович.

Они обменялись рукопожатиями.

— Надеюсь, мы подружимся,— сказал Кеша.

— Конечно. Я тоже надеюсь.

Тон и улыбка у Кеши были настолько располагающими, что Семен Семенычу ужасно захотелось продолжить столь приятную беседу, хотя он и обещал

Наде перед отплытием выйти на палубу и помахать ей на прощание рукой.

— Вас кто-нибудь провожает? — вдруг спросил он.

— Меня? — Кеша слегка замялся.— Да... так, один мой приятель... Но он уже ушел.

— А жена?

— Ну что вы, Семен Семеныч! Какая жена! Я холост. Но зато у меня дома живет роскошный черный кот.

И Кеша снова улыбнулся своей очаровательной улыб­кой.

— Геннадий Петрович, а вы... сувениры какие-нибудь брали с собой?

— Сувениры? Нет-нет! У меня было, знаете ли, так мало времени перед отъездом... А вы?

— Я взял!

— Хотите, я отгадаю, что это?

— Ну, попробуйте.

И Кеша с уверенностью выпалил:

— Это — водка! Правильно?

Семен Семеныч кивнул и оба громко рассмеялись.

Когда они снова поднялись на палубу, теплоход уже отчаливал. Семен Семеныч без труда отыскал глазами в толпе свое семейство и сразу же энергично замахал ру­кой, то и дело посылая воздушные поцелуи. В какой-то момент он обернулся к стоявшему рядом Кеше и, стараясь перекричать шум воды, музыку и очередной протяжный гу­док вырвавшийся из огромного круглого жерла, объяснил:

— Это моя Надя! Жена!.. Вон там, видите?

— Ага! — гаркнул в ответ Кеша в самое ухо Семен Семенычу и улыбнулся во весь рот.

— Вы не представляете, какая она у меня хорошая! И дети у меня тоже хорошие! Танюшка и Володя...

Его вдруг захлестнуло теплой грустной волной, потому что он ясно почувствовал, что расстается с родными на­долго и, несмотря на ожидавшие его заграничные красоты, будет скучать и считать дни до возвращения.

Долго еще, держась за поручень и осторожно переступая какие-то канаты, Семен Семеныч шел против движе­ния теплохода и неотрывно глядел туда, где от него посте­пенно отдалялись знакомые родные силуэты.

Внезапно его оглушил мощный удар по голове. Из глаз посыпались искры, и свет на мгновение померк. Повернув­шись, он увидел перед собой толстый стальной стояк. Палуба закончилась. Машинально потерев ушибленное место, он снова выдавил из себя улыбку и по инерции еще несколько раз махнул рукой.

«МИХАИЛ СВЕТЛОВ» покинул порт и начал неуклон­но удаляться в открытое море все дальше от причала, по-прежнему заполненного пестрой толпой провожавших.

* * *

Горбунков давно забыл, что такое настоящий отдых, беззаботность, свежий морской воздух и яркое летнее солн­це. Сейчас он всем этим наслаждался сполна.

Правда, первые несколько дней он никак не мог при­выкнуть к безделью и комфорту. В его голове снова и снова прокручивались хлопоты последних предотъездных дней, звучали обрывки каких-то фраз, произнесенных сослужив­цами. Ночью он иногда просыпался от мерного покачива­ния и не сразу вспоминал, где находится, а вспомнив, успокаивался и снова мирно засыпал. В общем, все было бы замечательно, но был в этом путешествии один не очень приятный момент: по ночам Кеша либо громко и натужно храпел, либо вскакивал внезапно с кровати и, издав хрип­лый стон, подбегал к двери. Он пил очень много пива и часто вставал в туалет, чем также будил Семен Семеныча. А то частенько закуривал ночью прямо в каюте, и едкий дым щекотал ноздри, хотелось чихнуть, но деликатный Горбунков подавлял эти позывы, чтобы Геннадий Петро­вич, такой интеллигентный молодой человек, не подумал, что ему это неприятно.