Бриллиантовая рука
Шрифт:
По такому случаю с ночи до зари
Плачут невезучие люди-дикари.
И рыдают, бедные, и клянут судьбу
В день какой неведомо, в никаком году!
О, это было потрясающее зрелище! Семен Семеныч хохотал до слез, видя, как извивается Кешино тело, выписывают фантастические кренделя его ноги, как летают, словно длинные тонкие крылья, руки, драматично запрокидывается голова. Кеша носился вокруг шезлонгов на дикой скорости, и Семен Семеныч, едва успевая следить за ним, то и дело вращал головой до боли в мышцах. Песня закончилась проигрышем под «ла-ла-ла» и танцем, который был
— Вот,— еще не отдышавшись, сказал Кеша.— Такая песня. Веселая, правда?
— Геннадий Петрович,— вскричал Горбунков.— В вас пропадает гениальный актер. Зачем вы зарываете свой талант в землю?
— Талант, Сеня, он и в Африке талант,— назидательно ответил Кеша, поправляя галстук.
— Но почему вы не пошли в театральный?
В Кешином ответе прозвучали патетические нотки:
— Какой театральный, Сеня? Какой театральный, если нас ждут великие дела?
— Великие дела?
— Вот именно, Сеня! Я надеюсь, вы не забыли о том, что всего через несколько дней мы будем в Стамбуле?
— Но мы там будем всего три часа!
— Я думаю, этого хватит, чтобы прославиться... в определенных кругах.
— Что вы имеете в виду?
Горбункова вдруг осенила страшная догадка:
— Геннадий Петрович! Неужели вы...
— Нет, Сеня, не то. Я просто хочу напомнить вам о том, что, несмотря на неумолимо приближающееся завершение путешествия, в моем фотоаппарате еще осталась пленка. И разве мы сможем с вами обойтись без того, чтобы запечатлеть себя на фоне древних мечетей, магазинов и рядом с экзотическими женщинами? А потом мы покажем снимки вашей жене, и пускай она поревнует!
Семен Семеныч облегченно вздохнул:
— Будь по-вашему! Правда, вы и так уже за эти недели истратили на меня столько пленки...
— Пустяки, Сеня! Пойдемте лучше спать.
* * *
Прошло три дня, в течение которых время вдруг стало тянуться неимоверно долго. Солнце палило нещадно, и туристы, в отличие от первых дней путешествия, уже изрядно уставшие и поднадоевшие друг другу, предпочитали отсиживаться в прохладных каютах или отлеживаться на покачивающихся койках. Они покидали каюты только во время завтрака, обеда или ужина да в часы, когда проводились политинформации, на которых обязаны были присутствовать все. Морские дали и парящие над ними белоснежные чайки, дополнявшие пейзаж, казавшийся вначале таким притягательным, никого больше не волновали. Никто не изъявлял желания побарахтаться в бассейне, не стучали бильярдные шары, опустел кинозал, истощивший запас фильмов.
И вот, наконец, наступил четверг, утро того самого дня, когда теплоход должен был причалить в стамбульском порту. Все пассажиры, не сговариваясь, оживились, повысыпали на палубу, то и дело нетерпеливо поглядывая в сторону горизонта.
— Петр Данилович, взгляните, мне кажется, вон там что-то белеет,— оживленно говорила дамочка средних лет в крепдешиновом платье с кокетливыми рюшами.
— Нет-нет, вы ошиблись, Татьяна Степановна, там ничего нет. Вам, очевидно, показалось.
Женщина взглянула на свои изящные золотые часики и с сомнением покачала головой:
— Вообще-то,
С самого начала путешествия эта пара привлекала к себе всеобщее внимание. Они были неразлучны, во всем их поведении угадывалась давняя тесная привязанность друг к другу, это явно не было банальным и пошлым романом на один отпуск. Было в их отношениях что-то старомодное и трогательное. Мужчина, очевидно, был старше ее на несколько лет и, проявляя постоянную заботу о своей спутнице, был необычайно предупредителен и учтив.
Иногда они надолго замолкали, стоя по вечерам на палубе и наслаждаясь морским воздухом, иногда о чем-то часами беседовали, и чувствовалось, что им хорошо рядом, что они ждали этого путешествия давно и с нетерпением. Наверняка у каждого из них где-то остались семьи, но вряд ли сейчас мысли о них омрачали их души, они слишком были поглощены друг другом.
Глядя на эту пару, Семен Семеныч нет-нет, да и вздыхал украдкой, вспоминая Надю.
Как-то она там без него управляется с детьми? Ну, с Танюшкой, пожалуй, все в порядке, она каждый день в садике, а Вовка, небось, гоняет в футбол с утра до вечера во дворе без присмотра, пока мать на работе. Ох, напрасно он не настоял на том, чтобы отправить детей в деревню! И Надя бы немного отдохнула. Ну да что толку теперь об этом думать...
— Сеня, закройте глаза,— отвлек Горбункова от мыслей оживленный голос Кеши.
— Закрыл. А что будет?
— Разве вы не догадываетесь? Теперь повернитесь, медленно откройте и посмотрите вон туда!
— Смотрю.
— И что вы видите?
Семен Семеныч неуверенно пожал плечами:
— Да вроде ничего... Солнце мешает. Вода так отсвечивает лучи, что у меня рябит в глазах.
— А вы прищурьтесь. Ну, как теперь?
Семен Семеныч покорно прищурился и напряженно посмотрел вдаль. Но он не успел ничего ответить Кеше, так как рядом с ним раздался возглас одной из юных туристок:
— Ура! Я вижу его, вижу! Мы подплываем! Костик, смотри, это Стамбул!
— Ух, черт, красиво,— выдохнул Костик, невысокий и довольно невзрачный парень лет двадцати пяти.
Палуба мгновенно оживилась. За теми, кто оставался в каютах, был послан гонец, и вскоре возбужденная толпа туристов в полном составе дружно любовалась открывшимся зрелищем.
Когда спускались по трапу, кто-то оступился и чуть не упал в воду.
— Товарищи, будьте осторожны! — властно приказала руководительница грутш.— Смотрите под ноги, не торопитесь, у нас есть целых три часа, чтобы ознакомиться с городом и его достопримечательностями.
Семен Семенычу вдруг почудилось, что он попал на другую планету. Или что его неожиданно засунули в духовку, и от неимоверной жары в голове начались
галлюцинации. Он растерялся, глаза разбегались. Несколько раз, семеня в хвосте группы, он едва не; угодил под машину. Спасибо еще, что Геннадий Петрович оказался рядом и вовремя потянул его за рукав.
— Вот что, Сеня, я решил,— сказал вдруг Кеша.— Берите-ка вы мой фотоаппарат и снимайте все, что вам захочется. Я чувствую, вы полны впечатлений, которые обязательно нужно запечатлеть.