Бродяги Хроноленда
Шрифт:
Дальше. Ближе всех парень в ковбойской рубахе. Кричит и подпевает вместе с толпой. Никто, кроме Чарли, не видит излучаемого света. Этого пришлось заколоть сзади в сердце. С хирургической точностью нож проскользнул между рёбрами и остановил пламенный мотор любителя школьниц. Рой мух вырвался из раны и ворвался в сердце Мэнсона. Семнадцать жертв. Девочки от восьми до двенадцати лет. Тех, кто старше, он уже боялся. Тело упало на передние ряды. Его подхватили, уложили на сиденье. Кто-то звал полицейского, размахивая руками.
Чарли не ждал, что будет дальше. Для него дальше был мужчина в костюме и галстуке – типичный коммивояжер, с прилизанными волосами и следами оспы на лице.
Ослепительная вспышка. Секундная слепота. Этот любил мальчиков. Приглашал их поиграть на компьютере. Самое интересное, что компьютера у него не было никогда.
Чарли удивился, увидев, что один из мишеней – женщина. Неряшливая толстуха с неровно накрашенными губами. Она улыбалась, шевелила губами, повторяя слова песни, и раскачивалась в такт. Из неё брызнуло розовое желе прямо в лицо Мэнсону. Но когда он провёл рукой, чтобы стереть его, лицо уже было сухим и чистым. Девушки. Двадцать шесть. Модели. Элитные
А вот с этим будут проблемы. Вип сектор. Охрана. Не добраться. Боров с тройным подбородком. Дорогой костюм. Перстень с бриллиантом. Золотые часы. Сигара.
Чарли снял нож и насадил пистолет. Плевать. Если его попытаются схватить – будет резать всех в винегрет. Он прицелился и выстрелил. Пуля попала прямо между глаз. Боров рухнул на спину. Изо рта вылетела летучая мышь и в глубоком пике врезалась в Чарли. Бродяги. Бомжи. Под мостами и на свалках. Сорок шесть трупов. Санитар города. Он ночью ездил по помойкам и убивал бродяжек. Как собак. Изуродованные трупы сваливал в сточные ямы или в реку.
Никто не схватил его. Парень рядом поднял большой палец, мол, классная петарда! Охрана всматривалась в людское море, прижимая к уху гарнитуру.
Чарли почувствовал, что ему нужна передышка. Полученная энергия от жертв переполняла его, кружилась голова, подкатывала тошнота. И в то же время хотелось ещё.
И только он захотел присесть на ступеньку в проходе, как получил сильнейший удар по почкам. Боль вонзилась в него ржавым штыком. Следующий удар пришёлся в затылок и Чарли потерял сознание.
ВИП-сектор представлял собой площадку, нависшую над трибунами, оборудованную мониторами и дополнительной акустикой для более комфортного просмотра выступления. Девушки в белоснежных фартучках разносили напитки и мороженое. Удобные кресла, бесплатные сигары, искусственный климат.
Антуан с Павлом заказали себе обед. Чапаев тоскливо цедил через соломинку водку. Махно пялился на монитор, пытаясь понять, что происходит на сцене.
– И это называется музыкой? – Махно сдвинул на макушку папаху. – Вот к нам приезжали кубанские казаки, вот где отжигали! Вот где музыка!
– Ага, а ещё варьете. – поддержал его Чапаев. – Варьете даже лучше.
– А ещё конкурс балалаечников – частушничников проводили. Эх, какие талантищи выступали.
– Всё равно варьете больше понравилось. Там даже пару номеров топ-лесс были. Куда там балалаечникам!
Махно укоризненно посмотрел на Василия Ивановича.
– Да я что? Я просто. И сказать уже ничего нельзя. – Чапаев обиженно вернулся в соломинке.
– Вот, озабоченный. – проворчал Махно и снова стал пялиться вниз на сцену.
– Слышь, Нестор, а если ему денег дать, он мне про чёрного ворона споёт? – Чапаев заёрзал в кресле.
– Ну ты даёшь, у тебя что столько денег есть?
– Нет, это я чисто гипотетически. Варьете же спело. Да куда он денется? Вот я сейчас позвоню куда надо… – Чапаев достал мобильник и принялся набирать номер.
– Отвали. Что-то там происходит. – Махно снял с пояса бинокль и приложил к глазам. Долго шастал взглядом по трибунам, несколько раз задерживался, всматриваясь в толпу. Затем снова скользил по рядам. – О! Убили кого-то!
Павел отложил куриную ножку и протянул руку за биноклем.
– Вон там, смотри, скорая грузит на носилки. – Махно передал ему оптику.
Вдруг что-то произошло на задних рядах. Что-то упало, раздался долгий и громкий мат. Раздался звук бьющейся посуды. И тут же Павел увидел клоуна. Рыжего, с красным поролоновым носом, в балахоне с яркими помпонами на месте пуговиц. Он целился прямо в Павла. Но не выстрелил, убрал руку, равнодушно отвернулся и стал пробираться к проходу. И тут Павла осенило – клоун! Еже одна часть головоломки. Сзади всё ругались. Павел оглянулся и увидел, как качки охранники возятся с кем-то, лежащим на полу. Времени рассматривать не было.
– Нестор! – крикнул Павел, вскакивая с кресла. – Давай со мной!
Нестору Ивановичу повторять не нужно. Разборки он чуял, как кот сметану. Махно побежал вслед за Павлом. Они спустились вниз, на трибуны. Клоуна Павел не потерял из виду. Тот никуда и не торопился. Его яркий наряд выгодно выделялся среди черноты рокерских футболок и бандам с нарисованными черепами.
Клоун стоял в проходе, слегка покачиваясь и только он собрался присесть на ступеньки, как Павел оказался рядом и что было мочи врезал ему сапогом по почкам. Клоун выгнулся, схватившись за поясницу, и тут же получил удар рукоятью «маузера» по затылку.
Нестор и Павел подхватили тело, не дав ему упасть и поволокли к выходу. К ним кинулся было полицейский, но почему-то решил не вмешиваться и покорно опустил взгляд.
Клоуна затащили в туалет, ткнули лицом в унитаз и спустили воду. Он закашлялся, пошевелился в попытке встать, но его снова запихали в толчок и снова нажали на спуск. Затем приподняли и швырнули на кафельный пол.
– Паша, а кто это? – спросил Нестор. – За что мы его?
– Не знаю ещё. Сейчас выясним. Эй, ты, Олег Попов, ты кто такой? – обратился Павел к открывшему глаза Чарли.
– Я Мэнсон, – прохрипел Чарли, пытаясь встать.
– Вот, сука, издевается. – Махно двинул клоуна сапогом по рёбрам. – А на сцене кто?
– Не бейте, я сейчас. – Чарли стал рыться в карманах, наконец, нашёл удостоверение, выданное в полицейском участке, протянул Павлу.
– Да он ещё и мусор! – Махно снова ударил. Чарли охнул и сплюнул на пол сгусток крови.
– Погоди, погоди. – схватил Павел Нестора за рукав. – Пусть расскажет. Ты в кого стрелял?
– Я маньяков истребляю. Маньяков. Истребляю. Тех, которые девочек маленьких, которые семьи вырезали… Я инвалид, у меня руки нет, – он выставил вперёд культю, – я на задании. Мисс Марпл…
– Всё, мне надоел это бред. Дай я его шашкой, и пойдём, а то концерт пропустим.
– Иди, Нестор, спасибо, что помог. Я тут с ним сам разберусь. – Павел присел на корточки перед Чарли. – Поговорим?
Мэнсон согласно кивнул.
– Ну, я пошёл тогда. Смотри, осторожно с ним. Не нравится мне этот
– Чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой… – пел Мэрлин Мэнсон перекрикивая ухающие басы.
Боб Марли ткнул в стол окурок косяка и огляделся. Слева за столиком сидел Джимми Хэндрикс, восторженно смотрящий широко открытыми глазами в потолок. Боб последовал за его взглядом и уткнулся в скучный вентилятор, лениво передвигающий лопастями. Что видел Джим, не знал даже он сам, так как его глазами смотрел Великий Ганджубас, понимающий глубинную суть вещей и событий. Справа мирно спал, положив голову в салат оливье, Майк. Насколько Боб знал, в меню не было оливье. Но для дорогого гостя сделали исключение, проявив понимание к национальным рязанским традициям.
Ещё в баре был бармен, сонно курящий за стойкой и официант, протирающий пустые столики. Публики не было. Ни одного человека.
– Эй, парень, – окликнул Боб официанта, – а где все?
Официант оглянулся через плечо, не отрываясь от полирования столика.
– Дома все. Шли бы и вы. Четыре часа утра.
– А концерт уже начался? – вспомнил Боб.
– Ага, уже два дня, как кончился.
Боб нахмурил брови. Эта информация не хотела анализироваться. Он понимал, что что-то пошло не так, а вот что – никак не понималось. Наверное, официант так шутит.
Конечно, это розыгрыш, скрытая камера. Сейчас бармен, широко улыбаясь, покажет пальцем на большую картонную коробку с вырезанной дыркой, а официант будет ржать и хлопать дружески по плечу. Но ничего не происходило, бар словно застыл в нерешительности. Боб достал из кармана мобильник, посмотрел дату и присвистнул.
– Джимми, слышь, мы концерт прокурили. И билеты на обратную дорогу. Поезд ушёл.
Джим послал воздушный поцелуй вентилятору и снова погрузился в восторг созерцания.
– Растаман его мать, – выругался Марли.
Павел смотрел на перекошенное от боли и злобы лицо лежащего перед ним клоуна. Парик намок и на лбу испачкался в фекалии. Нос из поролона налился водой и сполз на губы, став похожим на садо-мазо кляп для рта. Клоун кашлял, сплёвывая кровь.
– Это, чтоб у тебя не возникло необдуманных желаний. – Павел сунул под нос своё удостоверение с пылающими буквами.
– Фамилия, имя, место прописки.
– Мэнсон Чарльз. Дойчланд. – Мэнсон вытер рукой кровь с губ, посмотрел на испачканный рукав. – Чёрт. За что вы меня? Что вам нужно?
Чарли знал народную примету – увидеть хранителя – к неприятностям, поговорить с хранителем – к проблемам, увидеть удостоверение – к непредсказуемым последствиям.Павел набрал номер на мобильнике.
– Мне нужны данные на Чальза Мэнсона. Да. Понял. В каком году? Хорошо. Сколько? Сколько-сколько? Ни чего себе! – Павел удивлённо посмотрел на Чарли. – Кто бы мог подумать! Любопытненько, ага. Спасибо. Понял. До свидания.
Чарли нащупал в кармане лезвие ножа. Плевать, что это хранитель. Врут всё, конечно, что убить их нельзя, а тех, кто это попытаются сделать, забирают Комиссары. А это худе ада, пыток инквизиции и мук совести. Не важно, плевать, главное, побороть боль и вложить все силы в удар. Вспороть горло этому самоуверенному хранителю. Пусть знают, что даже на них найдётся управа. А там посмотрим на этих Комиссаров, может, они тоже смертные.
Чарли попытался встать, но голова кружилась и боль разрывала поясницу. Единственное, что он смог, сесть, прислонившись к стене. Рука всё ещё чувствовала в кармане лезвие ножа.
– Где потерял руку? – спросил Павел.
– В боях под Кюрасао.
Павел ударил клоуна ногой в грудь. Тот захрипел и завалился на бок.
– Я с тобой играть не буду. У меня нет времени. Или я выжму из тебя всё, что мне нужно, или отправлю в твоей мамаше, на тот свет. Она тебя там ждёт – не дождётся.
– Руку мне отпилил один маньяк.
– Коллега?
– Почему коллега? Я полицейский. Я же вам показал…
Павел снова ударил, теперь по коленной чашечке. Чарли чуть не потерял сознание от боли, но мысль о том, что в чувство его будут приводить в засранном толчке, не дала отключиться.
Павел достал сигарету, подкурил, выпустил кольцо дыма, повисшее над его головой, словно нимб. Что делать с этим клоуном? Что делать с бродягами и амазонками? При чём здесь белка? Как они связаны? Ситуация напоминала головоломку, в которой из круга, квадрата и пятиконечной звезды нужно сложить треугольник. Задача должна иметь простое и нестандартное решение. Что-то было с клоуном не так. Павел чуял в нём силу, зарождающуюся, страшную, чёрную. Она уже проглядывала во взгляде, в мимике лица, в вымученной окровавленной ухмылке. Внезапно лицо клоуна обострилось. Зрачки сузились до чёрных точек посреди белков гнойного цвета, нос провалился, оставив два провала ноздрей, рот неестественно широко раскрылся, обнажив кривые, острые клыки. Вывалился коричнево-зелёный раздвоенный язык, покрытый бородавками. Руки стали похожи на лапы рептилии. В нос ударил запах разложения и аммиака. Чудовище засипело и поползло к Павлу.
Павел схватился за пистолет, судорожно пытаясь вытащить его из кобуры.
– Нет, не стреляйте! Пожалуйста!
Никакого монстра не было. На полу лежал, харкаясь кровью, клоун в сползшем набок парике и умолял о пощаде.
Ничего себе, подумал Павел, вот это померещилось. Чуть в штаны не наложил. Наверное, догоняет косяк, который он курил в баре. Он спрятал обратно оружие.
– A я тебя знаю, – сказал Чарли. – Знаю, кто ты.
– Да, ну и что? Меня все знают.
– Рассказать анекдот? Приходит Павлик Морозов в налоговую. А ему говорят…
Договорить он не успел, так как получил очередной удар в живот.
Борис и белк так и не дождались Максима и Фрица. Пить надоело, халявных орешков больше не давали.
– Какие предложения будут? – спросил изрядно посоловевший белк. – Может подраться? Вот мне не нравится вон та компания.
Он показал пальцем на компанию пятерых мужчин в шляпах и костюмах в тонкую полосочку. Один из них – громила со шрамом через всё лицо говорил сальности официантке, придерживая её за край фартушка. Остальные, вальяжно раскинувшись на стульях, курили сигары и хихикали над шутками товарища. Драться с такими было всё равно, что разбить своё лицо об стену, потом заехать в багажнике на кукурузное поле и закопать себя заживо.