Бродяги Хроноленда
Шрифт:
Девушка заплакала, упала на колеи перед парнем и стала гладить его по голове.
Рииль удивлённо смотрела на парочку. В голове всё смешалось. Из всего сказанного она поняла только про куннилингус. Остальное не умещалось в голове. Как женщина может так опуститься, чтобы любить это дрожащее, плачушее у её ног существо. И нет сомнений, что в другое время он просто издевается над ней, бьёт и заставляет мыть посуду. Без вариантов. Если им дать свободу, то это уже не остановить.
Рииль слегка пнула ногой пытающегося встать парня и села в машину.
Ей было противно и обидно за эту дурёху. И жаль её, и в то же время, где-то в глубине души, Рииль завидовала ей. Ей вдруг захотелось испытать это чувство. Дикое, неправильное чувство. Хотя бы на минуту стать на место этой бестолковой дуры и понять, что такое кофе в постель и свёрнутые горы.
– Поехали, – сказала она Лите.
– А что произошло-то? Зачем мы тормозили?
– Точно! Развернись. Я там что-то увидела.
Вернувшись на триста метров назад, они увидели висящую над трассой растяжку «Сегодня на городском стадионе в рамках мирового тура в поддержку больных геморроем благотворительный концерт звезды шансона Мерлина Мэнсона».
– И что? – спросила Лита.
– А то, что мы нашли то, что искали. Его звали Мэнсон, того, который Зору убил. Давай на стадион.
Тесла рассекал пшеничные поля своим красным кабриолетом, оставляя за собой след поднявшейся пыли. Убедившись, что гости благополучно сели в автобус, он возвращался домой. Колея грунтовой дороги держала колёса, и поэтому можно было расслабиться и держать руль скорее для того, чтобы чем-то занять руки. Спидометр шкалил, что не удивительно. Какой серб не любит быстрой езды? Настроение было великолепное, солнце словно отражалось в каждом колоске, жаворонок выводил трели, даже висящая вдалеке тарелка не раздражала. Пусть себе летают, всё равно бороться с ними бесполезно.
Внезапно краем глаза Никола уловил какое-то движение впереди. Ему показалось, что дорогу перебежала зебра. Сбросив скорость, чтобы случайно не сбить животное, Тесла увидел источник своей галлюцинации. На обочине стоял ГАИшник с полосатым жезлом.
Тесла тяжело вздохнул, нажал на тормоза, и пока машина останавливалась, успел положить в права купюру.
Полицейский подошёл и, предупреждающе выставив вперёд руки, сказал:
– Инспектор Поперечко. Не стреляйте, пожалуйста.
– Я и не собирался. У меня и оружия нет. Вам права показывать?
– Желательно.
Взяв документы, полицейский отошёл в сторонку, повернувшись к Тесле спиной. Затем вернулся и вернул права.
– Спасибо. Я вас умоляю, не ездите так быстро. Это опасно для жизни. И не сочтите за хамство, от вас пахнет перегаром.
– Это вчерашний, – попытался оправдаться Никола.
– Это меняет дело. Жвачку хотите? – ГАИшник протянул пластинку «Ригли».
– Нет, благодарю. Я могу ехать?
– Да,
Полицейский протянул Тесле непонятно откуда извлечённый букетик васильков.
– Счастливого пути.
– Ага, – растерянно пробормотал Никола и поехал дальше.
Не понятно, думал он, в чём подвох. Что это было? Сумасшедший? Какая-то хитрая афёра? Подстава? Открыв права, Никола кроме своей купюры обнаружил там ещё одну. Полицейский сунул ему деньги. Это уже никак не укладывалось в голове. Чтобы отвлечься от таких тяжёлых предположений, Тесла включил радио и сразу попал на новости.
«Ответственность за убийство двоих инспекторов ГАИ взяла на себя радикальная террористическая организация „Общество по защите прав потребителей“. Гибель всего двоих работников автоинспекции в корне изменила отношение полицейских к своей работе. Покончено с беспределом, взяточничеством, вымогательством на дорогах. С коррупцией на рабочих местах покончено. Никто не хочет стать очередной жертвой Правительство поддержало начинание, и акция приобрела поистине вселенский масштаб. Вчера был издан закон, по которому любой гражданин может стрелять в любого бюрократа, взяточника, самодура, крохобора. Вас обвесил продавец, вам отказал работник ЖЭКа, ваше дело слишком долго находится на рассмотрении. Вы не можете получить подпись чиновника. Вам намекают на взятку. Если у вас при себе нет оружия, вы можете потребовать его в той же организации, чьими услугами вы недовольны. Подобными методами правительство надеется покончить с нечистыми на руку работниками и искоренить коррупцию и бюрократию на корню».
– Круто, – сам себе сказал Тесла, – где-то у меня лежал револьвер. Нужно найти и пойти в Патентное ведомство.Круг автобуса представлял собой пыльную асфальтированную площадку с несколькими недоломанными скамейками и несколькими киосками. Максим, Борис и Фриц с белком на плече выгрузились, совершенно не имея представления, что делать дальше. Фриц предложил перекусить.
– А у нас что, деньги есть? – с надеждой спросил Максим.
– Есть, – Фриц вытащил из кармана несколько купюр. – Я у Теслы в долг взял.
– Он знает об этом?
– Пока нет, приедет домой – узнает. Но я обязательно верну. Клянусь здоровьем фюрера.
– Это же подло. Он нам одежду дал, приютил, накормил, подвёз, а ты ещё т деньги украл.
– Занял! – обиделся Фриц. – Я же отдам, когда будут. Я ещё тут у него пару чертежей взял. Думал – газеты, потом смотрю – чертежи какие-то. Можно тоже продать. А что, с голода умирать, да? Кому что купить?
– Мне пива, – сказал Макс. – И чипсы.
Борис заказал кефир и булку, а белк – что угодно, только натуральное, без ГМО.
Фриц вернулся через две минуты с беляшами для всех. И с бутылкой водки.
– Ребята, я подумал, кефир мы в доме престарелых будем пить. А пока можно и более крепкие напитки попробовать. Вот, я и стаканчики купил.
– А мне что? Я котят не ем. – возмутился белк.
– Ой, чуть не забыл! Без ГМО только горчица была. Вот держи. – Фриц выудил из кармана банку с коричневой массой.
– Сволочь ты, а я к тебе так привязался, – заворчал белк, – хотел уже стать ручным зверьком. Это же только разумные существа имеют такое извращённое чувство юмора. Вообще, чувство юмора – это атавизм. Все поистине разумные, не такие, как вы, юмора не понимают. Это потому, что природа пошутила только один раз, когда создавала людей. Всё остальное она делала вдумчиво и серьёзно. Ладно, водка без ГМО. Наливай.
Он выпили за розу ветров, за ветер приключений и за Жюля Верна.
– Так, перекусили, теперь нужно думать, что дальше делать, – сказал Боря, – надо у местных узнать, где здесь Экспо-холл.
На остановке собралось уже десятка три колхозника, очевидно уже отторговавших, и приехавших на конечную, дабы погрузиться поудобнее и домой ехать сидя.
Все галдели, матерились и пахли землёй, печкой и навозом.
Два мужичка курили самокрутки и степенно разговаривали, не спеша, тщательно выговаривая слова.
– А ты видел, какой стадион отгрохали!
– Ну, дык, к Евро-2012 готовятся.
– Оптимисты! Говорят, в двенадцатом конец света будет.
– Тю, так то ж зимой!
– А-а-а! Тогда ладно. А что, конец света точно будет?
– Ну, говорят если, значит будет.
– Жалко.
– Да.
Тут к ним подошёл третий, попросил закурить и додержал беседу.
– Да не бойтесь вы. От конца света ещё никто не умирал. Вот у нас в Катаклизмовске по десять раз на день армагеддон. Летом – глобальное потепление, зимой – ледниковый период. Осенью – всемирный потоп. По утрам цунами, по вечерам – землетрясение. Вот так и живём. Да к тому же по двадцатым числам смена полюсов.
– Да, слыхали мы про вашу дыру. Каждый день по телеку про вас показывают. И как вы там живёте?
– Да нормально, привыкли. Люди и глисты в любой жопе жить могут. Летом загораем, зимой – лыжи, санки, осенью – серфинг и дайвинг. Нормально, короче.
– Во, народ, а у нас в Тихопёрдовке тоска смертная. Только и знай – корову подои, курей накорми, бурьян прополи, и дня нет. Некогда даже на волторне поиграть. Лежит инструмент, тараканы его совсем заиграли.
Невдалеке от этой компании ушлые работники сетевого маркетинга пытались впарить тётке Гербалайф. Дамочка с бейджиком жонглировала всякими баночками и щебетала:
– Вот, посмотрите, этот препарат чистит организм от шлаков. Принимаете в день всего по две таблетки, и через месяц почувствуете эффект.
– Да мне твой эффект, милка, не нужон. – Тётка задорно засмеялась. – Я утром банку молока вхерячу – так организм чистит, куда твоим пилюлям. Шла бы ты дальше.
– А вот, помада у нас недорогая…
– Иди, иди, пока ходишь.
Кто-то рассказывал под дружный смех, как на сельскохозяйственную выставку вырастили огурец рекордных размеров, а доярка, у которой муж недавно утонул, упёрла плод – чемпион для любовных утех.
Борис и Максим глазом не успели моргнуть, как Фриц завязал спор с мужичком в телогрейке и засаленной кепке. Фриц доказывал, что Рейх захватил весь мир и теперь на глобусе сплошная Германия. Мужичок смеялся и объяснял, что фашистов ещё под Гданьском в тридцать девятом разбили, а Гитлера сварили в кипящей смоле в назидание потомкам. Спор разгорался нешуточный, стали подтягиваться антифашистские силы в виде троих ковбоев и пьяного в дым здоровяка, который, не вникая в суть беседы, рвался надавать хоть кому-нибудь по соплям. Фрица оттянули, ковбоев успокоили, мол, товарищ историю не по тому учебнику учил. Здоровяк обиделся и уснул на скамейке.
У тех же ковбоев разведали, где тут выставки проходят. Оказалось, что на стадионе, всего в квартале отсюда.
Стадион нашли сразу, но оказалось, что сегодня там проходит концерт Мэнсона, и по этой причине попасть на территорию проблемно, только по билетам на сам концерт.
– Ну, что делать будем, ждать до завтра? – спросил Боря.
– Эх, жаль, люблю я Мэнсона, – вздохнул Максим, – душевные у него песни. Я бы и концерт посмотрел. Но билеты, наверное, по бешенным ценам.
– Эй, разумные! – пискнул с фрицева плеча белк. – Проблема? Вам что, билеты достать? Так уж и быть, сделаю одолжение.
Белк спрыгнул на землю, проскользнул между прутьями ограждения и вернулся через несколько минут с пачкой билетов в зубах.
– Ты их что, украл? – удивился Максим.
– А ты мне что, мораль хочешь прочитать? Что воровать не хорошо? Странные у вас стандарты. Леса амазонские вырубать – морально. Бомбы сбрасывать на мирные города – морально. Шапки шить из белок – морально. А взять несколько бумажек без спроса – аморально? Так я сейчас их верну.
– Не надо! – хором закричали приятели.
– То-то, будете должны.
Обстановка в Германии за последние дни накалилась до предела. Верхи не хотели, низы не умели. Назревали бунт, переворот, мятеж и революция. Проблема была в том, что возглавить этот кипеш было некому. Гиммлер держал несколько ларьков на вокзале и магазинчик в центре города. Ему было наплевать на все перевороты, лотки при любой власти актуальны. Геринг вышивал крестиком и вязал чудесные шарфики с альпийскими узорами, Борман погряз в интригах мировой паутины, и вечно кто-то там был не прав, форумы рыдали от Бормана, его вечно банили за флуд и хамство, но он не сдавался. Большая политика для него умерла. Геббельс не вылезал из казино. Короче, фашистская элита плевала на судьбу нации.
А нация тем временем возмущалась. Уставшие от побед немцы были не довольны. Вождь без усов. Его жена шляется по кабакам с масонским режиссёром. Мужчинам не нравились страшненькие немецкие фрау, фрау не нравилась жмотливость их супругов, всем надоело пить из алюминиевых кружек пойло «Майн кампф», сардельки начали делать из туалетной бумаги и сои. Пиво пенилось не так, солнце светило не так, небо было недостаточно голубым.
Народ ворчал, появились листовки с карикатурами на фюрера, из уст в уста передавались скабрезные стишки. Даже фантомы собирались больше трёх, пили в подворотнях антифриз и пели шепотом «Катюшу».
Гитлер чувствовал, как из под ног уходит почва, содрогается фундамент фашизма, он пьедестала откалываются куски. Поэтому он понял, что нужно прикрывать тылы.
Гитлер попытался налить Штирлицу коктейль, но тот отодвинул кружку, достал из кармана хрустальную рюмку и бутылку виски.
– Вы не любите «Майн кампф»? – удивился Гитлер. – Вы не патриот.
– Я патриот. Поэтому я люблю водку. Но разве здесь можно достать нормальную «Пшеничную»? Поэтому довольствуюсь виски. Тоже гадость, но лучше, чем ваши помои. Итак, Адольф, я слушаю вас.
– Отто, как бы вам сказать, у меня к вам деловое предложение. Вы же видите, что творится в империи – сплошное шатание. Чем закончится вся эта каша – не известно. Поэтому, хочу опередить события и сдаться, если только с меня снимут все обвинения и будут гарантии моей неприкосновенности. Поговорите со Сталиным, а? Вы же с ним в близких отношениях.
– Адик, я сомневаюсь, что Сталину интересна твоя судьба. У него в Кутаиси четырнадцать точек по ремонту обуви. Ты умеешь набойки ставить? Может, возьмёт учеником. А что, усы так и не растут?
– Не растут! Представляешь, уже который день, а под носом, как на попке у младенца – даже пушка нет.
– Плохи дела. Без усов ты похож на лопоухого идиота. Народ не доверит судьбу империи идиоту.
– У меня есть план. Есть! Но эта шлюшка телефон отключила, и я даже не знаю, как продвигается дело.
Штирлиц хлебнул виски и, достав папиросу, стал мять в гармошку мундштук.
– Что за дело?
– Да, разогнался! Так я тебе и сказал. Ты же сейчас побежишь к своей радистке, и сразу депеши во все издания мира пойдут, мол, Гитлер хочет усы отобрать у Чапли… – фюрер испуганно закрыл ладонью рот. Может, не догадается – тлела слабая надежда.
– Ну, продолжайте.
– Не дождёшься. Отто, лучше скажи, что бы ты сделал на моём месте?
Штирлиц прикурил, сплюнул попавший в рот табак, достал из кармана пузырёк, поставил на стол, встал с кресла и молча вышел из кабинета.
– Синильная кислота, – почитал этикетку Гитлер.
Штирлиц шёл по коридору, и всё думал, о чём же чуть не проболтался Гитлер. Нужно будет вечером сложить из спичек ёжика и подумать над словами фюрера, может, получится разгадать эту шараду.
Мисс Марпл закурила сигару, отпила остывший кофе и снова разложила «косынку». Уже который раз тузы прятались в самом низу, мизера пёрли со всех щелей, чёрные и красные шли не поодиночке, а табунами. День был испорчен окончательно.
Вчера снова убийство. По календарю выходило, что это дело рук «полнолунного хирурга», но жертва была не разрезана, а задушена, что указывало на «воскресного душителя», хотя вчера был четверг. Эти чёртовы маньяки совсем выбились из графика.
Искать их было всё равно бесполезно, поэтому пасьянс хоть немного спасал от монотонности будней. Не пялиться же тупо в потолок.
Дверь приоткрылась и в кабинет заглянул детектив Пронин.
– Комиссар Марпл, там к вам клоун.
– Какой ещё клоун?
– Рыжий.
– Пронин, ваши шутки скучны.
– Я серьёзно. Говорит, что у него к вам предложение.
– Сложноподчинённое?
– Что?
– Да это я так. Клоун, говорите? Ну, давай его сюда. Может, с повинной кто явился.
В её хриплом, прокуренном голосе послышались нотки надежды. Пронин исчез и появился клоун. В рыжем парике, с поролоновым красным носом. В ярком балахоне, смешных ботинках и с крюком вместо кисти левой руки. Он уверенно зашёл в кабинет, плюхнулся на стул, закинув ногу на ногу.
– Чем обязана? – спросила удивлённая мисс Марпл. – Что за праздник?
– Мадам, я, конечно, надеялся на вашем месте мужчину, но так даже прикольнее. Не будем терять время. Хочу вам кое-что предложить. Бартер. Вы мне полицейский значок и информацию по серийным убийствам, а я вам головы этих маньяков. На блюдечке. По рукам?
– Эй, погодите, не нужно так спешить. Снимите для начала парик и этот дурацкий нос.
– Не могу, я здесь инкогнито. – Мэнсон ещё глубже нахлобучил на лоб парик.
– Это меняет дело. Что у вас с рукой?
– Хотите посмаковать подробности?
Марпл встала, обошла стол и нависла своим мощным корпусом над посетителем, уперев кувалды кулаков в бока. Бородавка не её носу нервно подрагивала.
– Послушай, ты, шут гороховый, я ни одного слова не произношу напрасно, поэтому, если я о чём-то спрашиваю, то мой вопрос жизненно важен. Я не из тех болтливых тёлок, у которых рот не закрывается. Я тебя спросила – что с рукой?
– Потерял.
– Ясно.
– У вас какие-то немотивированные приступы ярости.
– Ах, простите. Нервная работа, пасьянсы не сходятся, маньяки задолбали, гормоны, неудовлетворённые сексуальные желания. Да что там говорить: мисс – это вам не миссис. У мисс свои проблемы.
– Насчёт пасьянсов я не помощник. А вот с маньяками – это ко мне.
– А с гормонами? Шучу. – Мисс Марпл улыбнулась, похлопала клоуна по плечу. – Итак, ты предлагаешь истребить маньяков? И каким
– В городе много серийных?
– Это мегаполис. Это рассадник всяких идиотов. Вы, кстати, тоже не внушаете мне доверия. Как вас зовут?
– Мэнсон.
У Мисс Марпл перехватило дыхание.
– Мэнсон? Тот самый? У меня билеты на ваш концерт! Дайте автограф!
Чарли ничего не понимал, но ситуацию сразу уловил.
– Автограф? Да хоть на лбу. Дайте мне то, что я прошу, и я вам весь полицейский участок автографами испишу. Значок и дела посмотреть.
– Да что там их смотреть? Забирайте, – Марпл достала с полки штук двадцать пыльных папок, перевязанных ленточками. – Всё равно никто этим не занимается. Куда вам их положить? У меня где-то сумка была – мечта оккупанта.
Она откопала в столе огромную клеёнчатую сумку в сине-красную клетку, сгрузила туда все документы, сунула в карман Мэнсону полицейский значок и протянула блокнот и ручку.
«Самой сладкой конфетке от воздыхателя» – написал Чарли, поставил невнятную закарлючку и выскочил из кабинета. Впереди было так много дел.
Выйдя из полицейского участка, он сел в кабину своего грузовичка и достал первую папку. Сладкие, будоражащие и возбуждающие фото жертв плохо сочетались с сухим языком документов, но Чарли сразу понял, чьих рук это дело. Мэнсон знал всё. Новый талант открылся у него. Он стал чуять всех маньяков за версту. Даже вернее, не маньяков, а ту субстанцию, которая переходила к нему после их смерти. Адрес всплыл в голове, даже лицо первой цели проявилось где-то в подсознании. Чарли завёл грузовик и тут в глаза бросился билборд с фотографией какого-то урода с улыбающейся рожицей вместо зрачка. И через весь плакат истекающими кровью буквами: «МЭРЛИН МЭНСОН. ТОЛЬКО ОДИН КОНЦЕРТ».– Есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно – через щель в женскую раздевалку, на пьяного, пытающегося стать на ноги и на то, как дебоширит Павел, – сказал Антуан, выковыривая из зубов остатки шашлыка. – Мата, вы наелись?
– Я не наелась, я обожралась. И ещё прихватила моих любимых пирожков. Мальчики, скажите, как мне найти Чарли Чаплина. Я всё-таки в командировке, нужно и делами заниматься.
– Девочка моя, – сказал Павел, слегка захмелевший и подобревший, – может, уволишься со своей работы? Устраивайся ко мне секретаршей. Будешь, как у Бога за пазухой.
– Нет, дорогой, знаю я долю секретарскую. Зарплату прийдётся отрабатывать задницей? Нет, спасибо. У меня есть имя, есть репутация. Я сама себе хозяйка и сама себе задница. Проведёте меня к Чаплину?
– Я пас, – Павел посмотрел на часы, – мне нужно встретиться с Джо Деллинджером. У меня тоже своего рода командировка. Мата, надеюсь на встречу вечером. Поужинаем, потанцуем. Ты как?
– Посмотрим. Антуан, вы тоже хам? Тоже не проведёте даму на киностудию? Вы же в ответе за того, кого напоили.
– Хм, хорошая фразочка, нужно будет запомнить. Ради такого перла проведу вас хоть на край света, если Павел не будет ревновать. А вечером приглашаю всех на концерт. У меня пачка флаеров. Приезжает великий и ужасный Мэнсон.
– Это какой? – вскинула брови Мата, – этот извращенец, который режет всё, что под руку попадается? Ему что, селянок и фантомов мало?
– Извращенец – несомненно. Насчёт селянок я не в курсе, поэтому тактично промолчу. Вообщем, собираемся в четыре в «Gotham Bar». Туда все подкатят. Выпьем пива и на концерт. Мадам…– Мата взяла Антуана под руку и они растворились в толпе прохожих. Павел поймал такси и через десять минут стоял перед бронированной дверью с массой замков.
– Кого там принесло? – завизжал голос в домофоне. – Я же просил меня не беспокоить! Свиньи! Почему, когда я прошу, всем плевать? Что надо?
– Джо, это Павел. Открывай.
– Ни фига себе! – раздался щелчок и дверь открылась. Павел прямо с порога попал в огромную комнату без окон с кирпичными не штукатуреными стенами. Весь этот зал был уставлен компьютерами разных масштабов. Навстречу ему шёл, расставив в приветствии руки, взъерошенный мужчина в синем лабораторном халате.
– Пашка! Сколько лет! – Джо обнял Павла, долго хлопал его по спине. – Какими судьбами? Да проходи ты, садись вон на диван. Я сейчас кофе заварю.
Пока пили кофе с чёрствыми пряниками, Джо всё тарахтел, не умолкая. Павел узнал последние, совершенно не интересующие его, новости. Хотелось сразу перейти к делу, но этикет обязывал, поэтому приходилось слушать эту чепуху.
– Представляешь, я всё ещё вирусы пишу. Вот, смотри. – Джо включил старенький компьютер. – Тот натужно загудел кулером, монитор засветился, показав заставку с полуобнажённой велосипедисткой. Сначала всё было нормально, но вдруг раздался странный звук, похожий на кашель. Покашляв, компьютер начал чихать, из дисковода потекла вязкая, прозрачная жидкость.
– Сопли, – ткнул пальцем Джо. – Кашель, насморк, чхание. Все симптомы гриппа. Компьютерный вирус H1N1, если долго не лечить – возможен смертельный исход.
– А чем лечится?
– Антибиотиками.
– Тоже компьютерными?
– Да в том и дело, что обычными. И передаётся только воздушно-капельным путём. От компа к компу. Вот сейчас работаю над компьютерным герпесом и компьютерным триппером. Очень увлекательно.
– Делать тебе нечего. Чепухой всякой занимаешься. Джо, у меня дело к тебе. Очень важное. Давай, где у тебя тут компьютер без соплей и стафилококка? Интернет нужен.
Павел рассказал о своей встрече со старцем, о его пророчестве, о бродягах, которых нужно вернуть на место. Сел за машину, застучал по клавиатуре. Поисковик выдал сто миллионов ссылок. Павел в отчаянии пнул ногой системный блок.
– Так, тихо, имущество казённое. Вставай, дай место специалисту.
Павел так надеялся, что интернет даст ответы на вопросы, Ответ, а не сто миллионов ответов, из которых нужно выбрать правильный.
– Вот, смотри, – через пять минут Джо позвал гостя, нервно расхаживающего по комнате с сигаретой в зубах. – Всё просто, главное правильно ставить задачи. Вот твои бродяги. Вот фото ангара, непонятно откуда появившегося в лесу. Вот новости по прилегающим территориям. Нападение на Амазию. Убийство маньяков в домике на болотах. Гитлер потерял усы и авторитет. Расстрел ГАИшников… Концерт Мэнсона. Сегодня чуть не разнесли ресторан быстрого питания.
– Это я его разнёс, – похвастался Паша.
– И что? Думаешь, случайно? Нет, дружок, всё взаимосвязанно. Ни один шаг не делается напрасно, ни одно слово не говорится впустую. И ты, если бы не было проблемы, не пошёл бы к старцу, а если бы пошёл, он бы тебе ничего такого не сказал, и ты бы не приехал сюда и не разнёс бы забегаловку. Так что, как видишь, цепочка не кончается. Давай, как только в новостях что-то проскочит, я сразу позвоню. Найдём мы твоих бродяг.
– Джо…, -замялся Павел, – скажи, ты помнишь то, что было до того как. Ведь всё было иначе. Совсем другой мир, Джо, где мы? Пржевальский говорит, что мы герои книги. Как думаешь? – Книги? Твой Пржевальский – прошлый век. Послушай мою версию. Представь себе гигантскую компьютерную игру. Со множеством карт. С кучей миров и неограниченным количеством вариантов разворачивания событий. Ты можешь выбрать любую эпоху, любой сценарий, любой жанр. Так вот, то, где мы сейчас находимся – это собрание карт. Мапов. Мы внутри компьютерной игры. Ждём, когда какой-нибудь прыщавый подросток соизволит сыграть.
– Ты «Матрицы» насмотрелся. Твоя версия ещё хуже первой, про книгу.
– Возможно.
– Давай, Джо, держи меня в курсе.
Тем временем Антуан и Мата добирались до киностудии. Погода радовала, солнце весело пробивало сквозь смог, ветра не было, поэтому не воняло ни химкомбинатом с севера, ни свалкой с юга, ни кожзаводом с востока. Денёк как раз для пеших прогулок, благо идти не далеко. Мата повиснув на руке спутника, внимала его рассуждениям на самые отвлечённые темы.
Антуан любил пофилософствовать, особенно если это производило впечатление на слабый пол. Это, в принципе, было не сложно. Слабый пол любил слушать непонятные слова, кивая с умным видом. Этот процесс приближал их к высокому и умному и будил в них желание тут же отдаться. Как можно отказать мужчине, который в течении получаса связно говорит всякую непонятную чепуху?
Мата хмурила бровки, галантно сбивала пепел с сигареты, вдохновенно вздыхала, словно что-то важное хотело сорваться с её уст, но так и не решилось разрушить идиллию мужского монолога. В общем, девушка очень активно участвовала в беседе.
– Мата, вот что для вас счастье?
– Счастье? – Мата пыталась не думать о счастье, так как поняла, что счастья нет. «Нет в жизни счастья» – такая татуировка красовалась у неё не левой ягодице. Поэтому ответить было нечего, и она ответила первое, что пришло в голову: – Счастье – это мирное небо над головой. Чтобы войны не было. И деньги чтобы…
– Ах, бедняжечка, – вздохнул Антуан, – Как запущено! Чистая клиника. Прийдётся прочесть вам лекцию. Хочешь стать счастливым – спроси меня как. Вот говорите, деньги чтобы. А сколько вам нужно денег для счастья?
– Ну, не знаю. Чем больше денег, тем больше счастье.
– Вы ошибаетесь. От больших денег сплошные проблемы с пищеварением, смена ориентации, наркомания, разврат и, как итог, либо пуля в спину, либо петля на шею. Где же здесь счастье? Счастье совсем не в деньгах. Даже, скорее, наоборот. Чтобы быть счастливым нужно уметь довольствоваться малым. Красота солнечного лучика, пробивающегося сквозь густую зелень листвы, вкус ледяного пива в жаркий день, пробежавшая мимо красивая девушка в мини-юбке, бокал грога у камина морозным вечером, купленная на распродаже ненужная безделушка. Счастье – это снегопад. Мириады снежинок падает с неба, каждая из них – счастье. Сколько поймаешь в ладонь – то и твоё. Только успей рассмотреть, а то снежинка растаяет и превратится в обычную каплю. Счастье – рассматривание снежинок. Счастье так же мимолётно. Допустим, вы испытываете его, когда покупаете себе красивое платье?
– Ну, конечно испытываю. Платья – моя слабость.
– И как долго длится сия эйфория?
– Недолго. Когда я понимаю, что я им уже владею, что оно моё, я остываю к нему. То есть, оно не вызывает у меня бурных чувств.
– Так же и во всём. Новый мужчина, новая машина, или набор полотенец для кухни – не важно. Как только ты это получаешь – интерес, а с ним и счастье, уходят. Поэтому, чем меньше ты имеешь, тем чаще можешь наслаждаться счастьем. Да и не обязательно чем-то владеть. Смотрите, в данный момент я четырежды счастлив. Первое – я познакомился с вами. Я бы мог отнестись к этому факту как угодно – равнодушно, раздражённо, меркантильно, но я сам выбрал счастье, и теперь имею возможность упиваться им. Второе – посмотрите на это небо! Оно великолепно. Такая гамма не может не радовать. Третье – вечером концерт. Четвёртое – мы отлично посидели в кафе. Я сыт и доволен шоу с участием самого Павлика. И заметьте, во всех четырёх случаях я сам выбрал счастье по поводу этих событий.– Да вы поэт! – Мата еле сдерживала себя, чтоб е броситься на шею этому умному, красноречивому философу. – Или идиот. Я видела вечно счастливого полоумного. Он так искренне светился умиротворением.
– Честно? Я считаю, что все люди идиоты. В большей или меньшей степени. А вот и киностудия, – Антуан показал пальцем на огромный кирпичный ангар с вывеской над входом «Киностудия имени Парамаунта Пикчера». Надеюсь, мы встретим там Чарли. От такой очаровашка, но я вынужден огорчить. Узнав, зачем он вам нужен, я позвонил Чаплину и посоветовал сбрить усы для его же безопасности.
Мата еле устояла на ногах от такого удара судьбы. Вся её миссия сошла на нет. Теперь не то, что гонорара не будет, но даже командировочные не заплатят. Да ещё Гитлер будет в ярости брызгать слюной, топать ножной и биться в истерике.
– Антуан, вы вогнали мне нож в спину. – Слёзы отчаяния наполнили глаза, грозя вот-вот хлынуть по щекам горным ручьём.
– Не говорите глупостей, всё, что делается – всё к лучшему. Поверьте, вы ещё вспомните меня и скажете спасибо.
Мэнсон сидел на ветхом табурете, поедая из вазы на столе солёные орешки. Парик и нос он снял. Но клоунская раскраска на лице делала его лицо сюрреалистичным.
– Пиво есть? – спросил он привязанного к стулу жирного мужчину в майке, испачканной то ли кетчупом, то ли кровью. Тот всхлипывал, слёзы, сопли и слюни текли по обрюзгшему лицу.
– Нет, нет пива. Отпусти меня. Что тебе нужно?
– Хреново, что пива нет. А где у тебя трусики? Где ты прячешь трофеи?
– Я не понимаю. Какие трусики? Развяжи меня.
Он заёрзал, пытаясь освободиться от пут, но Мэнсон лениво встал со стула, подошёл и вогнал ему в плечо крюк.
Мужчина заорал, забился, чуть не свалившись вместе со стулом на пол.
– Тихо, тихо. Неужели жир имеет нервные окончания? Прости, но я спросил – где трусики? Я всё знаю о тебе. О твоих прогулках по вечернему скверу. Знаю, сколько ты убил несчастных девушек. Знаю, что ты уносил с собой их бельё. Не в комиссионку же ты его сдавал. Не зли меня. – Мэнсон занёс для удара руку с протезом – крюком.
– Там! Под кроватью! Чемодан! – закричал толстяк.
– Молодец, – Чарли присел на корточки, просунул руку под кровать и нащупал ручку чемодана. Вытащив его, бросил на кровать, щёлкнул замками, и его взору предстала целая коллекция женских трусов. Гипюровые, шёлковые, хлопковые, спортивные шортики, бикини, стринги и панталоны с рюшечками. Чёрные, белые, красные, розовые, с Микки-маусами и днями недели. Чарли сгрёб, сколько поместилось в ладони и зарылся в них носом. Какой знакомый букет страха, адреналина, пота и мочи, смешавшиеся с запахом похоти и желания.
– Прекрасно! Хорошая коллекция.
– Не убивайте меня! Прошу! Я не виноват! Это они. Они во всём виноваты. – Толстяк говорил быстро, глотая буквы и предлоги, чтобы успеть сказать, успеть переубедить, успеть вымолить пощаду. – Это всё работа! Я работал интервьюером в социологической компании. Я ходил по квартирам и опрашивал людей. Что они едят, что пьют, за кого будут голосовать. Мне нравилось это. Я научился общаться с людьми, я избавился от комплексов, я раскрепостился. Меня узнавали на улице, со мной здоровались. Но это было не долго. Потом меня стали посылать, всё чаще попадались идиоты, хамы и просто дебилы. На меня спустили собаку. Меня арестовали, будто я вор или наводчик. Мне просто перестали открывать двери. Не знаю, что случилось с людьми, но я увидел их истинное лицо. Однажды открылась пелена и прозрение пришло ко мне. Я возненавидел всех! Все уроды! Я ненавижу негров, за то, что они чёрные, китайцев, за то, что они косоглазые, я ненавижу итальяшек, русских и евреев, терпеть не могу фашистов, баптистов и старших менеджеров. И младших тоже, кстати. Я ненавижу ментов и хулиганов, рэперов, рокеров, панков и эмо. Кондукторов и контролёров, консьержек и швейцаров, директоров и дворников. Я ненавижу ассинезаторов и диджеев. Ненавижу собак и жирафов. Динозавров тоже терпеть не могу, слава богу, что они все сдохли до моего рождения. Все вокруг враги. Потому, что все мнят себя пупом земли, самый вонючий бомж думает, что мир вертится вокруг него. И я решил открыть им глаза. Подарить им счастье истины, пусть они знают, что весь мир – это я! Я, а не они!