Бродяги Хроноленда
Шрифт:
– Евочка, у тебя от роду подруг не было, а тем, кто был, ты или лица расцарапала или кудри повырывала. И вообще, позвоню-ка я Мэнсону. Может, дозвонюсь.
Гитлер заходил по комнате взад-вперёд, прижимаю к уху трубку.
– Алло, Чарли! Дружище! Ты куда пропал? Тут город без тебя расплодился. Скоро перенаселение будет. Пора пропалывать. Шучу я. Ты где? В Нью-Сити? Как тебя туда занесло? Да? Неужели? Ну, расскажешь потом. Слушай, могарычовое дело. Найди там Мату Хари. Да, ту самую. Помню, помню. Точно, это она. Так вот, найди её, и скажи, чтобы сделала то, что обещала. А если не сделает – убей её. Мучительно. Да не за что. Развлекайся. Жду, Чарлик.
Гитлер плюхнулся в кресло, довольно
– Всё, Евочка, у нас длинные руки. Будут знать, как родине изменять!
– Какие люди! – закричал Павел, спрятав пистолет и расставив руки для объятий.
– Пашка! – навстречу ему шёл мужчина в высокой каракулевой папахе, косоворотке, галифе и высоких яловых сапогах. На портупее висели шашка и деревянная кобура.
– Нестор Иванович! Какими судьбами? – они обнялись, разлобызались в щёки.
– Пойдём к нам за столик, – пригласил Павел.
– Нет, брат, не люблю я этих хиппарей. Боюсь – переберу, да начну шашкой махать. Гляди, кто там сидит! Эй, Чапай! Узнаёшь?
– Васька! – обрадовался Павел и направился к столику, за которым сидел усатый военный со стаканом в руке.
– Привет, Павлуша, давно не виделись. Садись. Эй, гарсон, сюда! Паша, что тебе заказать? Антуан? Садитесь.
– Ну, рассказывайте, – сказал Павел после первой, которая «за встречу», – как там Гуляй-поле? Всё не соберусь к вам.
– Всё отлично у нас, – Махно достал из нагрудного кармана трубку, стал набивать табаком, – как я и говорил: анархия – мать порядка. Пришлось, конечно, принять репрессивные меры против классовых врагов. Постреляли бомжей и бродячих собак, девок гулящих продали в рабство викингам, всяких госслужащих – налоговиков, эпидемстанцию, милицию отпустили на вольные хлеба, под амнистию. Органа власти у нас нет. Мы с Чапаем и Блюхером скорее, как символы – гимн, герб и флаг. Народ нас выбрал и не трогает. Ну, с Василием Иванычем понятно, а Блюхера мы из-за фамилии взяли. Ржачная. Приезжают послы, а мы им Блюхера. Посмеялись, обстановку разрядили, и пошли бумаги подписывать. А как ты?
– Да вот, приходится мир спасать.
Официант принёс заказ – огромный промёрзший штоф водки, запечённого молочного поросёнка и картошку в мундире, которую сразу сгрёб Чапаев и стал раскладывать на столе непонятно что – карту сражения или картофельный пасьянс.
– Ну, давайте за дружбу! – поднял стакан Махно.
Выпили, Павел поднял руку, чтобы подозвать официанта.
– Минералочки закажу.
После этих слов с Чапаевым случилось что-то ужасное: он застонал – жалобно и тихо, весь сжался в комок, испуганные глаза забегали по сторонам, картошка посыпалась на пол от неловкого движения рукой.
– Вась, успокойся, – бросился к нему Нестор, обнял за плечи и зашептал что-то на ухо. Затем влил в него стакан водки, погладил по голове, и убедившись, что Чапай с норме, сел на своё место и укоризненно посмотрел на Павла.
– Что это с ним?
– Где ты взялся со своей минерал…– он оглянулся на Чапаева, – со своим заказом. Понимаешь, мы сюда приехали Васю лечить. Вот, только от профессора Фрейда. Есть тут такой умник. Вась, расскажи, что там было?
– Да что там рассказывать? Страшный человек этот доктор. Кокаин нюхает и всё выведывает – не подсматривал ли я в душ, когда мама купалась? Рассматривал ли я свои какашки? А чужие? Снятся ли мне голые женщины? А мужчины? А лошади? А одетые лошади? На что похож огурец? А персик? Хотел я ему лицо начистить, но пожалел. Какой-то он весь в пенсне и несчастный. Обещал вылечить.
– Вася был человек, как человек, – перехватил инициативу Махно, – герой, легенда, атаман! И тут – раз, раскорячило его. На воду смотреть не может. Чуть где вода, его припадок бьёт. Пить не может, в баню ходить не может.
– Водобоязнь.
– Точно! Как собака бешеная, те тоже воды боятся. От одного упоминания о воде его кондрашка разбивает. Ну, ничего, подлечим его, как не подлечить?
Павел сочувственно налил водки. Действительно, Чапаев изменился. Печально-затравленный взгляд, дрожащие руки, усы висят, как две сопли. И куда делся тот балагур, рубаха-парень, заводила и любимец дам. Брутальность сменилась покорностью и обречённостью.
– За скорое выздоровление! – поднял стакан Павел. – И что рекомендует медицина?
Чапаев снова стал нервничать, полез прятаться под стол. Махно посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, укоризненно помахал пальцем.
– Он ему прописал переплыть реку Урал десять раз туда-сюда. Под пулемётным огнём. Стрелять, конечно, холостыми, но плыть предстоит по-настоящему. Говорит – клин клином вышибают. Вась, ты это… не нервничай, я с тобой рядом поплыву. Паша, а что это за хмыри с Антуаном сидят? – Махно кивнул в сторону музыкантов, – подраться хочется, а не с кем.
– Не трогай их, Нестор, это звёзды. На концерт приехали. Да и что с ними драться? Они уже готовенькие.
– А что за концерт? Вась, пойдём, песни послушаем, а то этот «Броненосец Потёмкин» и танцы под гармошку приморили. Посмотрим, чем живут городские.
Чапаев равнодушно пожал плечами.
– А где концерт будет? – спросил Нестор.
– В аквапарке. Шучу, шучу!
– Идиот ты, Павел, – рявкнул Махно и кинулся вытаскивать из-под стола бьющегося в истерике Чапаева.
Динамики взорвали воздух над стадионом. Толпа взвыла, засвистела, всколыхнулась единым порывом когда на сцене появился Мэрлин Мэнсон. Долговязая дылда в коже и латексе, в эсэсовской фуражке, с гримом, делающим его похожим на труп, пролежавший неделю в городской канализации.
– Eat Me, Drink Me
Eat Me, Drink Me
This is only a game,
Тhis is only a game.
Как близки были эти слова для Чарли. И не только для него. Как минимум двадцать человек на стадионе согласились бы взять такой припев эпиграфом своей жизни. Чарли видел их всех. Они светились, как факелы, даже приходилось прищуриваться, чтобы не ослепнуть от сияния. Чарли уже не слышал рёва динамики, не видел ликующих фанатов. Он держал под прицелом эти огни, которые по праву принадлежали ему, и освободить их из чужих тел – вот, что волновало сейчас его.
Один был совсем рядом. Ниже всего на три ряда. Лысый старичок в мятом фланелевом костюме. Цель номер один.
– Простите. Пардон. Извините. – бормотал он людям, пробираясь в проходу. Его никто не слышал, только недовольно провожали взглядом, и тут же забывали.
– Разрешите. Позвольте. Можно пройти? – говорил он, направляюсь к месту, где сидел старик, по пути меняя крюк на протезе на нож.
Не переставая извиняться, Чарли поравнялся с жертвой, не останавливаясь и даже почти не глядя, воткнул нож в горло, выдернул лезвие и наклонил голову жертвы так, чтобы кровь не брызгала во все стороны, а лилась на пол. Никто ничего не видел. Все всматривались в то, что происходит на сцене. Шум заглушил хрипы умирающего маньяка. Из его темечка появилась прозрачная спираль, похожая на облачко и ввертелась в макушку Чарли. В мгновение Мэнсон пережил всё, чем занимался прежний владелец. Он убил сто двенадцать человек, душил, резал и забивал битой. Насиловал и расчленял. Сухенький симпатичный лысый старичок. Покойся с миром, хрыч.