Букет прекрасных дам
Шрифт:
— Ну, — повторил Глаголев, — чего там опять стряслось?
— Простите, вы Вениамин?
— Точно.
— А я Иван Подушкин, секретарь Элеоноры Андреевны Родионовой, помните такую?
— Конечно, — ответил мужик и попытался пригладить торчащие вихры.
— Можно войти?
— Валяй, вползай.
— Вы ведь знали Олю, дочку Норы? — поинтересовался я, оказавшись на кухне.
— Еще бы, — отозвался Веня, — в один класс ходили, а я в нее влюблен был, все портфель таскал.
— И Риту видели, дочь Ольги?
— Да в чем дело, наконец? — возмутился Глаголев. — Чего глупости
— Риту убили, — спокойно сказал я.
— Ну не фига себе, — просвистел Веня. — Кто?
Я пожал плечами:
— Это-то Нора и хочет выяснить. Милиция палец о палец не ударяет, поэтому Элеонора и решила сама докопаться до сути.
— Козлы они, — вымолвил Веня, — ни на что не способные, менты поганые, шкуры продажные. Вон у меня машину сперли, и чего? Никто даже и виду не делал, что ищет. На взятку намекали, да я не дал. «Жигуль» старый, копеечный, нехай пропадает. А что Элеоноре Андреевне от меня нужно? Я ее очень уважал, такая деловая дама!
— Не стану долго нагружать вас лишней информацией, скажу только, что следы ведут в прошлое, в тот день, когда вы с Ольгой попали в автокатастрофу, помните это происшествие?
— Такое забудешь, — крякнул Веня, — рад бы, да не получится.
— Можете рассказать подробности? Или трудно будет, все-таки восемнадцать лет прошло…
— У меня тот день перед глазами, как кино, частенько прокручивается, — грустно сказал Веня, — в деталях помню, очень ясно. Все ругаю себя иногда. Не надо было мне ее слушать, следовало отказать. Дорога как стекло выглядела. Все ругаю себя, ругаю, а потом вдруг успокаиваюсь. Судьба, значит, она бы и без меня отправилась. Вот слушай, как дело обстояло.
Венечка Глаголев безответно любил Олю с младших классов. Но девочка считала соседа хорошим другом и не обращала ровным счетом никакого внимания на его ухаживания. Носит портфель за ней, и хорошо. Решает контрольные, домашние по математике, еще лучше.
Потом Веня понял, что рассчитывать ему не на что, и завел себе другую девочку, затем третью. Но Олечка все равно осталась лучшим другом. Кстати, и она считала парня близким человеком, поэтому и обратилась к нему с просьбой. Рано утром Оленька пришла к Вене и сказала:
— Будь другом, помоги.
— Чего надо? — спросил он.
— Свози меня в дачный поселок Воропаево.
— Далеко мотать?
— Примерно шестьдесят километров.
— Ну не фига себе, — присвистнул Веня. — За каким чертом тебе в такую даль переть?
— Там гадалка живет, беременным судьбу предсказывает.
— Во, придумала глупость, — заржал парень, — совсем с ума сошла! Ты глянь, какая дорога! Нет, не поеду.
— Пожалуйста, Венечка, мне очень надо.
— И не проси. Ладно бы дело какое, а то глупость одна.
— Хорошо, — тихо сказала Оля, — извини за беспокойство.
В ее голосе прозвучала такая тоска, такая безысходность, что парень испугался и окликнул Олю:
— Эй, погоди, делать-то что станешь?
— На электричку сяду, — спокойно пояснила она, — полтора часа всего, потом минут двадцать
— С ума сошла! — обозлился Веня. — Мозги потеряла!
— Мне очень надо, — тихо пробормотала Оля.
Веня окинул бывшую любимую взглядом. Из-под старенького платья выпирал огромный тугой живот, волосы, свисавшие вдоль щек, подчеркивали нездоровую, желтоватую бледность лица. Женщина, стоявшая в квартире Вени, мало походила на обожаемую им хохотушку Олечку, первую заводилу всех школьных проказ, но это была она.
— Погоди, — буркнул Веня, — оденусь только.
— Спасибо, — повеселела Оля, — ой, какое спасибо.
До Воропаева доехали без особых проблем. Правда, Веня весь взмок. Права он получил совсем недавно, с машиной управлялся кое-как, а дорога напоминала каток.
Возле указателя «Воропаево» Оля попросила:
— Видишь сельпо? Встань там, на площади, одной велено приходить.
Глаголев запарковался возле приземистого облупленного здания. Ольга ушла. Ее шофер сначала заглянул в сельпо и обнаружил там на полках рыбные консервы «Частик в томате», болгарские сигареты «Опал» и куски вонючего черного хозяйственного мыла. Шел 1982 год, о продуктах и товарном изобилии население СССР даже и не мечтало. Веня хотел было купить пачку сигарет, но продавщица воспротивилась:
— Много вас тут мимо ездит! Это только для членов сельской промкооперации, бери «Дымок».
Но Веня не захотел покупать табачное крошево, засунутое в газетную бумагу, поэтому несолоно хлебавши вернулся в машину, включил радио и мирно заснул под бодрое пение хора имени Пятницкого.
Разбудил его холод. Веня открыл глаза и увидел, что дверь в машину открыта, а в салон садится серая, словно неживая Ольга.
— Что случилось? — испугался парень.
— Потом, — напряженно сказала девушка, — давай, гони отсюда, только умоляю, скорей.
Глаголев послушно понесся вперед, но километров через пять притормозил и спросил:
— Чего такая перевернутая? Нагадали тебе глупостей? Говорил же, не надо ездить, а ты…
Но тут Ольга разрыдалась и выложила все про любовника и уколы. Ну а потом она попыталась покончить с собой, выпрыгнув на дорогу. Веня ухватил ее за пальто…
Авария произошла на въезде в Красномосковск. Обезумевший Глаголев с ужасом увидел, что залитая кровью Оля потеряла сознание. Выскочив из машины, он бросился к первому дому, стоящему метрах в ста от места трагедии. К его огромной радости, это оказалась сельская больница. Веня отдал Ольгу в руки врача, а сам рухнул в коридоре на стул. Он просидел там почти шесть часов, пока не узнал страшную новость: Оля умерла.
— Она не назвала имя любовника? — спросил я.
— Нет, — ответил Веня, — наоборот, повторила, что никому не скажет, в особенности матери.
— Может, адрес упомянула?
Веня вновь покачал головой:
— Нет, велела у магазина ждать, я и не лез. Думал, и впрямь к какой-то бабке подалась.
Я приуныл.
— Совсем ничего? Может, хоть словечко обронила? Ну, к примеру, дом с зелеными ставнями, во дворе колодец, — цеплялся я за последнюю надежду.
— Нет, — протянул Веня, — хотя, погодите, петух!