Булат
Шрифт:
Афанасий пошел вперед, желая добраться до главаря. Нога онемела, в сапог потекло теплое. За границей светового круга завозились разбойники, поднимаясь. А где же…
Спиной почувствовал он приближающуюся сталь. Крепыш?! Ему захотелось зажмурить глаза. Глухой удар за спиной заставил его встрепенуться. Под ноги подкатилось бездыханное тело. Короткий, многажды переточенный нож рыбкой улетел в темноту. Из темноты вынырнул Бедолага, встал рядом, протянул Афанасию мешок, в котором, окаменев, застыл раствор.
– На вот.
– Ты зачем здесь? – спросил кузнец, примериваясь к новому оружию.
– Тебя спасаю, как увидел, что этот, – Бедолага ткнул
– Ясно, – Афанасий взмахнул мешком, акиаки кистенем.
Один из поднявшихся было разбойников тряпичной куклой отлетел к стене. Другой отпрыгнул по-кошачьи избежав мозжащего голову удара. Хорек кинулся с ножом вперед, но отскочил, чуть не оставив глаз на щепе. Другой разбойник попробовал зайти сзади, но тоже вынужден был отскочить, чтоб избежать встречи с тяжелым мешком.
– К лазу давай, – бросил купец Бедолаге.
Отмахиваясь от наседающих разбойников, они стали продвигаться к выходу. Из лаза донесся топот и визг.
– В сторону! – заорал Афанасий
Он оттолкнул Бедолагу вправо от прохода, сам прыгнул влево. Замер, распластавшись по стене. Из жерла лаза мимо него вылетели первые из запущенных сверху свиней. Наскакивая друг на друга, визжа и кусаясь, они понеслись прямо на разбойников. Те попрыгали в стороны. Один не успел, вскрикнул и мгновенно затих под острыми копытами. С грохотом повалились бочки, потекла по полу горючая жидкость. Опрокинулась одна из опор. Один из наполнивших ткань водных пузырей с шумом излился на стену.
– Бежим! – закричал купец, отбрасывая ногой нерешительно замершего на пороге поросенка.
Он схватил Бедолагу за шиворот и потащил за собой, оскальзываясь на оставленном зверями помете. Шагов через десять Бедолага выровнялся, побежал рядом. За шумом его и своего дыхания Афанасий пытался расслышать, нет ли погони, но ничего не разобрал.
Примерно на середине пути они наткнулись на затор. Огромная пегая хавронья развернулась в проходе боком. Другие свиньи полезли на нее, повалили и застряли, пытаясь перебраться. Все свободное пространство вокруг ее туши было заполнено визжащими щетинистыми рылами.
– Обратно? – с трудом перевел дух Бедолага.
– Не, нельзя туда, к свету надо, – ответил Афанасий, глядя на струйки вонючей жидкости на полу.
– Да как же? – взвизгнул спутник.
– Погодь.
Приноровившись, купец схватил хавронью за ухо и потянул. Свинья завизжала пуще прежнего, забила короткими ногами.
В образовавшийся просвет тут же всунулся пятачок кабанчика с заплывшими жиром глазками. Злобно клацнув зубами, он вцепился в запястье Афанасия и затряс головой, ровно собака. Купец приложил ему левой прямо в пятак. Кабанчик взвизгнул, разжал зубы. Исчез. Свиньи заверещали пуще прежнего, продавили хавронью и бросились дальше, вниз. Афанасий едва успел подпрыгнуть и повиснуть над полом, упершись руками и ногами в противоположные стены.
– Что это они? – спросил повисший рядом Бедолага.
– Да боюсь… – начал было Афанасий и выругался.
Сверху к ним бежали веселые огоньки. Разгораясь, перескакивая на стены, облизывая балки, они сливались в сплошную огненную стену.
– Бежим! – заорал Бедолага, соскакивая на пол за последней свиньей и разворачиваясь к камере.
– Да нет же, – Афанасий снова поймал его за шкирку. – Там точно смерть. Наружу надо. Он снова потащил друга за собой, навстречу ревущему пламени. Углядел место,
Огонь накинулся на них, облизал горячим языком, пронесся дальше. Сорвав с головы тлеющий кафтан, Афанасий потащил Бедолагу к выходу. Стена огня оказалась неширокой, в сажень, но она словно выжгла за собой весь воздух. Бедолага зашатался, выпучил глаза. Схватился за голо и рухнул на колени. Афанасий, в больших легких которого воздух еще остался, опять схватил его за шиворот и потащил лицом прямо по гари.
Впереди замаячил круг, наполненный мутным, едва видимым сквозь дым светом. Наконец-то, подумал купец, из последних сил таща друга к выходу. Сзади полыхнуло, плотный, как вода, столб воздуха подтолкнул их, выбросив пробками наружу, распластал по земле у выхода. Язык пламени в три обхвата толщиной вырвался следом, опалив волосы на затылке.
Глава пятая
Афанасий недооценил таланты хорасанских инженеров. К вечеру разогретая до красного свечения свиным жиром, часть стены потрескалась и осыпалась в кипящую воду. Затем провалился потолок камеры. Кипящая вода хлынула в него с ревом горного источника. Вырывая доски и опоры, пронеслась она по лазу и излилась в овраг, где стоял прежде лагерь, благоразумно поднятый наверх, и вернулась в прежнее русло уже сильно ниже по течению.
Часть рва высохла, подступы к городу оголились, и многочисленное воинство пошло на приступ с осадными лестницами в руках. Многие погибли от индусских стрел, но еще большему количеству удалось перебраться через вязкий, по колено, ил, зацепиться крюками за стену и вскарабкаться наверх, пока хоросанские стрелки косили подбегающих на выручку из-за деревянных щитов. Даже лихая кавалерийская атака индусов и яростный натиск огнепоклонников с кривыми мечами не смогли отбросить нападающих от стен.
К утру все было кончено. Город наполнился ревом пожара, криками умирающих и грохотом рушащихся зданий.
Созерцая опустошение с холма, где теперь был и лагерь, Афанасий записал в своей книжице: «Ходжа Мелик-ат-туджар взял другой город индийский, силой взял, день и ночь бился с городом, двадцать дней рать не пила, не ела, под городом с пушками стояла. И рати его погибло пять тысяч лучших воинов. А взял город – вырезали двадцать тысяч мужского полу и женского, а двадцать тысяч – и взрослых, и малых – в плен взяли».
Сам он, конечно, убиенных не считал, кто б ему дозволил. Потому записал это со слов одного из начальников, когда тот рассказывал другому о штурме. Да и бесконечные колонны пленных, тянувшихся от города в хорасанские владения, подтверждали его слова.
Из того же подслушанного разговора он узнал, что продавали пленных по десять тенек за голову, а иных и по пять, а детей – по две тенки [15] . Казны же совсем не взяли. И это он тоже записал зачем-то.
К разочарованию многих рекрутов, их не пустили посмотреть на город, полный мародерством и насилием. Поутру, как водится, не дав толком прийти в себя, подняли пинками, построили и отправили по дороге вслед за пленными, приставив по бокам конвой, не многим уступающий прежнему.
15
Тенка – серебряная монета, в разных местностях разного достоинства.