Булочник и Весна
Шрифт:
– Езжай давай, промокнешь, – сказал я.
Но Петя не торопился. Он всё стоял под дождём, мял в зубах сигарету. С недоумением я почувствовал, что он робеет.
– Зря ты злишься! Думаешь, мне просто? – сказал он и взглянул как-то жалко, как, бывало, в детстве, «намазав», взглядывал из-за пианино на свою маму. – Когда я играл, даже без копейки, я всегда знал, что ношу в себе наследство, королевскую кровь! Миллиардеры отдыхают! А теперь? У неё рояль на полгостиной, а я даже сыграть не имею права, потому
– Слушай, выгружай давай свою мебель! – сказал я, разъярившись всерьёз. – Я сам отнесу.
Мой вопль возымел действие.
Петя выплюнул сигарету и, прыгнув за руль, со свистом дунул на другой конец деревни.
К тому времени как я пешком догнал его, он уже успел открыть багажник. В нём, тщательнейшим образом упакованный, лежал столик. Дождь стучал по полиэтилену, а из дома к калитке уже летела Ирина, весьма причёсанная и нарядная и отчего-то с лейкой в руке.
– А я как раз на речку собиралась – примулы подкормить и вдруг слышу – машина! – запыхавшись, проговорила она. – Ой, а это наш столик? – и, поставив лейку в траву у калитки, подскочила к багажнику.
– Доброе утро, Ирин! А где Николай Андреич? – строго спросил Петя.
– А он спит! – сказала Ирина и махнула вверх, на мансарду. – Он поздно приходит.
– Ночные посиделки, разбор полётов? Это нам знакомо! Ладно. Калитку, Ирин, распахните, пожалуйста!
Без каких-либо осложнений Петя внёс столик в сад, на крыльцо и затем, слегка наследив, в гостиную. Я поплёлся за ним, сознавая, что нужен в качестве дипломатического лица. Скинув шаль, Ирина разрезала ножницами скотч и аккуратно стянула плёнку.
Петя стоял в дверях и скромно, как будто даже с раскаянием, наблюдал за её движениями.
Наконец столик сверкнул, как слиток янтаря, и в синей Ирининой гостиной посветлело. Забликовала, улыбаясь вернувшемуся Другу, мебель – полировка рояля, подлокотник дивана, стёкла на фотографиях.
Ирина погладила столешницу – разные породы дерева, как звуки разной высоты, блеснули каждый своим огнём и сложились в узор.
– Даже лучше, чем было! – пропела она, глядя в тёплое озеро столешницы.
– Ну что, пошли? – сказал я и легонько двинул Петю в спину.
– Да, – сказал он. – Сейчас. Только мне ещё надо выяснить, что Ирина Ильинична надумала по поводу моего вопроса.
Ирина взглянула с испугом, явно не припоминая, о чём идёт речь.
– Вы подумали насчёт мечты?
Ирина заморгала часто, но отвести глаза не смогла – Петя держал крепко.
– Что, неужели забыли? – сказал он с упрёком. – Когда я увозил столик, я вас спросил, есть ли у вас мечта? Вы мне не ответили. И я вас просил подумать!
– Ах, ну чтобы все были живы-здоровы! – с облегчением отозвалась Ирина. Но Петя забраковал её ответ.
– Это
Ирина покосилась на меня по-школьному – не шепну ли я ей подсказку.
– Не уйду, пока не скажете! – пригрозил Петя. – Мне это нужно для одного дела.
– Я не знаю! – взмолилась Ирина. – Просто не могу придумать! Наверно, у меня нет мечты. Вот, может, чтоб Миша от компьютера отлип.
– Ну хорошо. А хотите, чтобы вам было проще, я вам перечислю мои мечты – как минимум пять?
– Петь, пойдём, покурим, и можешь мне перечислить хоть десять! – сказал я, тряхнув его за плечо, но он даже не взглянул.
– Во-первых, – начал он, не отпуская Иринин взгляд, – финансовое благополучие – чтобы хватило на все последующие пункты, это раз. Полная творческая реализация – два. Поверженные враги – три. Признание и уважение равных – четыре. Любовь и семья – пять. И мне плевать, дурные у меня желания или хорошие. Они у меня есть, и я их исполню.
Умение Пети применять искренность как таран всегда восхищало меня. Я застыл столбом, не зная, какого рода помощь следует оказать Ирине. Она, однако, справилась сама.
– Мечтать о поверженных врагах – это грех! – твёрдо сказала она и посмотрела на Петю, как на Мишу.
– Ладно, убедили. Если остальные четыре пункта дадут мне ощущение счастья, врагов я помилую! – пообещал Петя. – А теперь, Ирин, хотите я вам перечислю ваши желания – как минимум пять?
– Ни в коем случае! – закричала Ирина.
– Ага! Значит, всё-таки они есть? – обрадовался Петя и смело приблизился на расстояние шага. – Есть! Как не быть! Ну а чего ж вы мёрзнете тогда? В платок замотались! – и он, остановив ладони в паре сантиметров от Ирининых плеч, «бесконтактно» встряхнул их. – Очнитесь! Живите! Рисуйте! Ведь у вас талант! У вас оттенок кожи талантливого человека! У вас разрез глаз талантливого человека! Не верите? А ну пойдёмте-ка со мной!
Не тронув и пальцем, но всю объяв своей волей, Петя вывел её из дому на ступени. С тузинского крыльца, если прицелиться между яблонями, были видны дали.
– Вон там вот, глядите, где березняк, там, за ним, – Москва! Там, Ирин, люди! Там – я! Берите себя в руки, ломайте! Обломите сухую ветвь и пустите соки по живой, иначе будете через десять лет старой каргой! Не страшно? Переломите! А я вам помогу! Слово чести! – Тут он сжал всё-таки её плечики и тряхнул наяву.
– А ну пустите! Что вы меня трясёте! – вскричала Ирина и вполне боеспособно вырвалась.
Петя мгновенно опустил руки по швам.
– Ирин, да я не трясу… Виноват!..
Он раздосадованно посмотрел вслед исчезнувшей за дверью хозяйке, пару секунд помедлил и, сорвавшись, ринулся в дом.