Бумеранг
Шрифт:
Никита явно кайфовал от своей новой роли. Он всю жизнь чувствовал себя обделённым, невзрачным маленьким человечком, которого никто не уважает. А тут, стоило ему топнуть погромче или чашку на стол со стуком поставить, как жена сразу замирает. Боится. Каждое слово ловит. Иногда он просто забавлялся, прикрикивая на неё. Было приятно видеть, что и он может заставить кого-то сжаться от страха.
От родителей своих, так радовавшихся невестке, он ничего не скрывал. Юля понятия не имела, что именно он им поведал. Но когда те наведывались к сынульке в гости, то обдавали её ледяным презрением. Однажды она подслушала, как за спиной её называют «порченным товаром».
Жить так было невыносимо. Юля пыталась
Юля сбежала ночью. Вытащила наличку из кошелька мужа и тихонько просочилась за дверь, пока он развлекался. Она чувствовала себя заключённой, наконец-то вырвавшейся на свободу. Дом. Скоро она будет дома. И всё будет хорошо. Расскажет отцу, какой Никита на самом деле, и тот ему устроит сладкую жизнь.
Как оказалось, муж успел подстелить соломку. Он и её родителей в известность поставил. Юля поняла, что не добьётся от них сочувствия, когда мать, в жизни не сказавшая резкого слова, хлестнула её по щеке. Не больно, но стало очень горько.
— Да как вы можете? — билась Юля в истерике. — Ладно он, но вы! Вы же всегда должны быть за меня!
— Надо отвечать за свои поступки, — жёстко сказал отец. На дочь он старался не смотреть. — Натворила дел, теперь, будь добра, расхлёбывай. Это ещё повезло, что с Никитой договориться можно. Другой бы раздул инфоповод, все журналюги за такой материал передерутся. Мне что, по-твоему, проблем мало?! Мэрское кресло на одной ножке стоит, чуть качнётся — слетишь к чертям собачьим. Давай, подбери сопли и будь взрослой. Ничего с тобой не случится, если вести себя нормально будешь.
— А я помню, как ты тогда пришла, — вдруг взвилась мама. — На ногах еле стояла, перегар на весь дом. Мы уж не стали ничего говорить, выпускной, всё-таки. Один раз в жизни можно. А ты, оказывается… — Она сжала губы в нитку. — Такая неблагодарность! Об отце хоть бы подумала. Сколько он сил в эту политику вкладывает, сколько ночей не спит. Мы тебя так не воспитывали.
Слышать и слушать её они не хотели, свято уверенные в своей правде. Скоро приехал Никита, которому сообщили, где его блудная супруга. Юля умоляла оставить её в покое, просила развод. Хотя бы остаться здесь. Но родители не пожелали. Девушка вырывалась, пока Никита тащил её в машину, но тот, особо не церемонясь, затолкал её в салон. Там она притихла. Часть дороги сидела смирно. А когда машина остановилась на въезде в город, переждать красный, со всей силы врезала Никите в нос. Тот взвыл, брызнула кровь. Юля разблокировала двери и рванула прочь. Она добралась до пригородной станции, купила билет на электричку в один конец, докуда денег хватило. И уехала прочь от города. От мужа, который по пути успел рассказать, что сделает с ней дома. От родителей, которые не придут ей на помощь, если это будет угрожать их положению.
Почти сутки спустя она шла по грунтовке, понятия не имея, где находится. Название станции она не запомнила, да и оставила её далеко позади. Движение будто помогало ей не думать. Идти вперёд, механически переставляя ноги, оказалось проще всего. Утро сменилось днём. День вечером. Страшно хотелось пить. Желудок наконец проснулся и напомнил о себе вытьём. Денег у неё больше не было. Как и документов. Как и телефона, который она оставила в машине, чтобы её точно не отследили.
От недосыпа перед глазами прыгали серые мухи, голова раскалывалась. Но она шла и шла, ничего вокруг не замечая, пока не опустилась ночь. Надо было найти, где переночевать. Хоть какое-то укрытие — ложиться просто под деревом ей было страшновато. Повезло наткнуться на домик, стоящий
Она так увлеклась, что не заметила, как дверь в сарай распахнулась.
— Там за вилами яблочки в корыте. Чего горохом давиться-то, — раздался дребезжащий старческий тенорок.
Глава 5
Одежда на Юле была хоть и пыльная после долгой дороги, а всё же видно, что дорогая. Лицо ухоженное, руки не в цыпках. Маникюр, стрижка. Видно, что не бродяжка. Дедок, глядя на это, не стал девушку выгонять. Отставил в сторону взятый для безопасности топор, позвал в дом. А там обнаружилась такая же старенькая, но ещё бойкая бабуля — супруга, значит.
Бабуля разохалась, разглядывая нежданную гостью. Всё красавицей называла. Ей дали вымыться, старый махровый халат переодеться выдали — истрёпанный по низу, но зато чистый. И накормили. Простая деревенская еда показалась Юле вкуснее деликатесов. Она накинулась на еду, как голодная кошка, под одобрительными взглядами стариков.
— Получше, небось, чем горох лущить, — посмеивался дед Василь.
— Ты укропчику, укропчику возьми, — приговаривала бабушка Рая, сама же его и накладывая, — к молодой картошечке, с масличком… Самое то. В городе такого не поешь, одна химия у них там. А у нас своё, родное…
Юля никогда не думала, что однажды будет так счастлива из-за варёной картошки и возможности помыться. Такая мелочь, вроды бы, а без неё человеком себя не чувствуешь. Благодарность в её душе грозила выйти из берегов.
— Спасибо огромное, — сказала она. — Жалко, отплатить нечем.
И поняла вдруг, что легко осталась бы здесь жить. Подальше от людей, которые хотят её использовать. Для которых она не более, чем марионетка с верёвочками, за которые можно дёргать. Здесь, в стороне от огромного города. И польза от неё будет — уж готовить и убрать сможет, всё старикам подмога. Зря, что ли, по дому корячилась после того, как муж уволил повара и домработницу?
Сказать об этом было сложно. Юля мялась, не зная, с какой стороны подступиться. Но старики и так всё поняли.
— Ты это, — сказал дед Василь, — если пойти некуда…
— Оставайся, оставайся, — подхватила бабушка Рая, — не потеснишь. Сыновья раз в пятилетку если прибудут, и то праздник. Звонили бы хоть… И внуков не пускают. А ты нам вместо внучки и будешь.
— Я же вам чужая совсем…
— С такой роднёй, — крякнул дед, — и чужой за своего сойдёт.
— Мы ж видим, девочка хорошая. А что в беду попала, так все под Богом ходим. Вот он к нам тебя-то и послал, — расплылась в улыбке бабушка Рая. — Чего стесняться, не объешь.
— Мы люди пожилые, здоровье не то уже. Случится чего, кто поможет? Да хоть врача вызвать. И память подводить стала. На огороде ещё сам поскриплю, с животиной управлюсь, руки-то помнят, а вот голова дуркует. Не придёт никто, все-то позабыли. Живём сами по себе, никому не нужные.
Старики посмурнели, сгорбились над опустевшими тарелками. Юле до слёз их было жалко. Одинокие и брошенные, за что с ними так? И ведь хорошие же люди, добрые. Не прогнали её.
— Хорошо, — сказала она, и голос чуть надломился. — Если вы не против…