Бурный финиш
Шрифт:
– Буду играть тебя, – сказал Патрик.
– Играть Спуска – все равно что выбросить деньги коту под хвост, – серьезно сообщил бортинженер.
– Большое спасибо, – не без иронии отозвался я.
– В программе все наперекосяк... никакой логики, – пояснил он.
– Как ты сам-то расцениваешь свои шансы? – спросил Патрик.
– Невысоко. Раньше на Спуске выступал сын хозяина, но у него желтуха.
– Л-лучше н-не играть, – буркнул бортинженер.
– Что же ты так горюешь? – подал голос Кайл. – Не хочешь – не играй.
– Ну
Бортинженер возвел глаза к небу, но ответа там не получил.
– Б-багор, – заметил он, – может и выиграть. По крайней мере, останешься при деньгах.
– Буду играть обоих, – твердо сказал Патрик.
– Ну что ж, все понятно. Спасибо, что приехали, – сказал я летчикам, – и еще вам персональное спасибо, – обратился я к бортинженеру, – за то, что передали флакон девушке из магазина сувениров.
– Ф-флакон? – Бортинженер был явно удивлен. – Не за что. Но как вы узнали?
– Она сказала мне, что ей передал его высокий летчик.
– Я нашел флакон возле умывальника в сортире. Я решил, почему бы мне не передать его ей, раз я все равно шел в ту сторону. Н-не знаю, как этот ф-флакон туда п-попал, но на нем было ее имя.
– Саймон должен был передать его от меня, – пояснил я.
– П-понятно.
– Там были... – ухмыльнулся Патрик.
– Они самые, – перебил его я.
– Значит, он не собирался на аэровокзал, – отрезал Патрик. – Он оставил флакон специально, чтобы ей кто-нибудь его передал, и смылся прямо оттуда.
– Похоже, – согласился я.
– С этой части аэродрома можно очень легко уйти незамеченным.
– Там нет забора, только кустарник, и если пойти по дороге, которая ведет от разгрузочной зоны, – по ней часто ездят фургоны с лошадьми, – то никто тебя не остановит. Похоже, потому-то он так незаметно и исчез.
– Судя по всему, так оно и было, – вздохнул я.
– Но это вовсе не объясняет, почему он сбежал, – продолжал Патрик.
– У него были неприятности, – сказал я после паузы.
– Неприятности? – переспросил Кайл.
– Над ним нависли тучи. Из-за того, что мне случилось кое-что обнаружить. Может, поэтому он и исчез. А я хотел разыскать его и сказать, что ему ничто не угрожает.
– Значит, он как бы на твоей совести, – подытожил Патрик.
– В известном смысле.
Я повел их на ленч и сидел, глядя, как они едят.
– А ты ничего не будешь есть? – спросил Патрик.
– Нет, – сказал я. – Если грохнешься на сытый желудок, будет очень неприятно.
– И как часто вы падаете? – осведомился Кайл, разрезая кусок холодного ростбифа.
– В среднем раз в двенадцать скачек. Но вообще-то как когда. Я не подсчитывал.
– А когда это случилось в последний раз?
– Позавчера.
– И тебя это не тревожит? – спросил Патрик, тряся солонкой над тарелкой. – Перспектива упасть.
– Да в общем-то нет. Во-первых, об этом никогда не думаешь. Во-вторых, большинство падений – пустяковые, отделываешься синяком. Иногда ты просто соскальзываешь
– Но иногда ломаете себе кости, – сухо сказал Кайл.
– Это случается редко, – покачал я головой.
Патрик рассмеялся, а я передал ему масло и спросил:
– Мне скоро надо идти одеваться. Не могли бы мы сейчас поговорить о том вашем полете в Милан?
– Прошу, – сказал Кайл, – задавайте вопросы. Что вас интересует?
– Все, что, на ваш взгляд, было примечательным во время полета и после приземления.
– Боюсь, от меня будет мало толку, – смущенно отвечал Кайл. – В основном я просидел в кабине и только один раз вышел в сортир. Ваш человек сидел на одном из сидений, что были устроены сзади, – три пары.
Я кивнул. Сиденья прикрепил я сам, когда мы закончили грузить лошадей. Обычно для них всегда оставалось немного места, и они были все же удобнее, чем брикеты сена.
– Он был один?
– Нет, рядом с ним сидел молодой человек. Ваш друг Серл сидел у окна. Это я запомнил, потому что молодой человек выставил ноги в проход и не подумал пошевелиться, когда я проходил мимо.
– Это Билли, – кивнул я.
– Когда я вышел, то спросил, как они, и сообщил, что через полчаса садимся. Молодой человек сказал: «Спасибо, папаша» – так, словно я ему надоел до смерти, а когда я возвращался, он опять даже не подумал убрать ноги. Не могу сказать, что я воспылал к нему любовью.
– Вы меня удивляете, – иронически отозвался я. – А Саймон что-нибудь сказал?
Кайл замялся:
– Вообще-то это было почти три недели назад, я уже плохо помню. Вроде ничего такого.
– А вы что-нибудь запомнили? – обратился я к бортинженеру.
Тот, работая челюстями, покачал головой и, проглотив кусок, отхлебнул пива.
– В-в-вряд ли от меня б-будет много т-т-толку. Но сперва мы с ним даже разговорились. В кухне. Он сказал, ч-ч-что полетел в последний м-м-момент, вместо вас. – Бортинженер положил в рот ложку салата и, не смущаясь, заговорил с набитым ртом. Прямой, уверенный в себе человек. – Он с-сказал, что вы с-снег на вершине вулкана. Я ответил, ч-ч-что в этом нет смысла, но он воз-з-зразил, что это ед-динственный способ в-вас описать.
Патрик пробормотал, не поднимая головы от тарелки:
– В скорлупе ореха.
– Это мало что проясняет, – сказал я. – Он ничего не говорил о том, что собирается делать в Милане или куда направляется дальше?
Бортинженер покачал головой:
– Он г-говорил, что собирается лететь обратно с нами днем. Это я хорошо п-помню.
– Но мы полетели не сразу, – заметил Кайл.
– Правда? – удивленно переспросил я. – Первый раз об этом слышу.
– Мы должны были лететь сразу, но, когда они погрузили лошадей, выяснилось, что на первых двух нет документов. Им пришлось выгружать всю партию, и делали они это очень медленно – их было всего двое. Но когда они разобрались с бумагами, я сказал, что грузить поздно. Мое летное время кончилось.