Бурный финиш
Шрифт:
Майка явно удивила такая перемена, и он обернулся, чтобы понять причину.
– Генри! – воскликнула Габриэлла, в ее голосе прозвучала радость. – Привет, дорогой.
– "Дорогой"? – удивился Майк, и его брови прыгнули вверх и вниз.
– С недавних пор я удвоила свой английский запас слов, – пояснила мне Габриэлла по-французски. – Теперь я знаю два слова.
– И самые важные, надо заметить.
– Эй, Генри, – воскликнул Майк, – если ты умеешь с ней объясняться, то спроси насчет куклы! У моей старшей дочери завтра день рождения, и она начала собирать такие вот штучки, но я понятия
– Сколько ей?
– Двенадцать.
Я объяснил ситуацию Габриэлле, и она, кивнув, тотчас же достала другую куклу, с более симпатичным личиком и ярче одетую. Она завернула ее, а Майк стал отсчитывать лиры. Как и у Патрика, его бумажник был набит валютой разных стран, и он усыпал прилавок немецкими марками, прежде чем нашел то, что хотел. Кое-как собрав свои купюры, он поблагодарил Габриэллу на примитивном французском, сунул сверток под мышку и отправился в ресторан на втором этаже. В самолете нас обычно кормили упакованными ленчами, но Майк и Боб предпочитали обильные и неторопливые трапезы на земле.
Я же вернулся к Габриэлле и попытался утолить мой собственный голод долгим взглядом и прикосновением к ее руке. По ее ответной реакции я понял, что для нее самой это было нечто вроде чашки риса для голодающего из Индии.
– Лошади прибывают в два тридцать. Тогда и начнется погрузка. После этого я, наверное, смогу вырваться ненадолго, если мой босс задержится на ленче.
Габриэлла со вздохом поглядела на часы. Десять минут первого.
– Через двадцать минут у меня перерыв на час. Пожалуй, устрою-ка я перерыв на два часа. – Она повернулась к девушке в соседнем магазинчике "дьюти-фри 6 ". После недолгих переговоров она весело объявила: – Я отработаю за Джулию лишний час в конце, а она заменит меня днем.
6
Магазин беспошлинной торговли (обычно в международных аэропортах).
Я поклонился в знак благодарности сменщице, на что та ответила быстрой белозубой улыбкой, показавшейся особенно ослепительной на мрачноватом фоне винных полок.
– Хочешь перекусим вон там? – спросил я, показывая туда, куда удалились Майк и Боб, но Габриэлла покачала головой:
– Слишком людно. Меня здесь все знают. Лучше съездить в Милан, если у тебя есть время.
– Если лошади приедут раньше, пусть подождут.
– Вот именно! – одобрительно кивнула она, и уголки ее рта поползли вверх.
Тут в зал хлынула толпа прибывших пассажиров, и они стали толкаться у прилавка Габриэллы. Я отошел к бару-кафетерию в другом конце зала и решил переждать там эти двадцать минут. За одним из столиков в одиночестве сидел Ярдман.
Он жестом пригласил меня присоединиться, чего я не сделал бы по своей воле, и порекомендовал, чтобы я заказал, как и он, двойной джин с тоником.
– Я лучше выпью кофе.
– Как вам будет угодно, мой мальчик, – махнул он рукой.
Я неторопливо осматривал просторное помещение аэровокзала: стекло, полированное дерево, длинная терраса. По одной стороне рядом с кондитерским прилавком тянулась стойка,
– Ваши партнеры не приехали? – спросил я Ярдмана.
– Задержались, – вздохнул он в ответ. – Но должны подъехать к часу.
– Вот и хорошо, – сказал я, имея в виду свои собственные проблемы. – Вы не забудете спросить их насчет Саймона?
– Саймона?
– Ну да, насчет Саймона Серла.
– Ах да, Серл. Разумеется, мой мальчик, спрошу.
Из служебной двери вышел Патрик, поздоровался с Габриэллой через головы покупателей и подошел к нам.
– Выпить не желаете? – спросил его Ярдман, указывая на свой стакан.
Он лишь хотел проявить учтивость, но Патрик возмущенно фыркнул:
– Нет, конечно.
– Почему?
– Я думал, вы знаете. Нам запрещается летать, если хотя бы за восемь часов до этого мы принимали алкоголь.
– Восемь часов? – удивленно протянул Ярдман.
– Да, а после хорошей вечеринки – сутки, лучше двое.
– Я этого не знал, – растерянно произнес Ярдман.
– Распоряжение министерства авиации, – пояснил Патрик. – А вот кофе выпью.
Когда официантка принесла кофе, он бросил туда четыре кусочка сахара и стал мешать кофе ложечкой.
– Мне вчера понравилось на скачках, – сказал он, улыбаясь одними янтарными глазами. – Я опять пойду. Ты когда скачешь в следующий раз?
– Завтра.
– Тогда не выберусь. А когда еще?
Я посмотрел на Ярдмана и сказал:
– Это зависит от того, когда у меня командировки.
– Вчера я ездил в Челтенхем, – обратился Патрик к Ярдману с присущей ему открытостью, – и представляете, наш Генри пришел четвертым в Золотом кубке. Очень интересное зрелище!
– Так вы хорошо знакомы? – спросил Ярдман.
Его глубоко посаженные глаза не были видны за стеклами очков. Косо проникавшие лучи солнца высвечивали каждое пятнышко на его желтоватых щеках. Я по-прежнему не испытывал к нему никаких определенных чувств: ни привязанности, ни неприязни. Работать с ним было просто, он вел себя достаточно дружелюбно, но оставался для меня загадкой.
– Да, мы знакомы, – сказал Патрик. – Мы познакомились в одном из полетов.
– Понятно.
К нам подошла Габриэлла. Поверх темного форменного платья она надела замшевое пальто. На ногах у нее были черные лакированные туфли без каблуков, а в руке сумочка. Аккуратная, собранная, самостоятельная девушка, почти красавица, которая относилась к работе всерьез, а к мужчинам – как к развлечению.
Когда она подошла, я встал и, пытаясь подавить странное чувство гордости, представил ее Ярдману. Он вежливо улыбнулся и заговорил с ней по-итальянски, что стало для меня сюрпризом.
Патрик начал переводить, шепча мне в ухо:
– Он говорит, что был в Италии во время войны, – что с его стороны бестактно, потому что ее дед погиб, отражая наступление союзников в Сицилии.
– Тогда ее еще не было на свете, – возразил я.
– Верно, – улыбнулся Патрик. – Впрочем, она настроена к Англии вполне дружески.