Бурный финиш
Шрифт:
– Где же еще нам его искать? – грустно спросила меня Габриэлла. В ее голосе и осанке чувствовалась усталость. Она весь день держалась молодцом – постоянно переводила мои вопросы и полученные на них отрицательные ответы. Она держалась спокойно и по-деловому, и не ее вина, что мы так ничего и не узнали. Мы побывали в полиции, в государственных учреждениях, в похоронных бюро. Мы обзвонили все миланские отели – он не останавливался ни в одном.
– Может, порасспросить таксистов в аэропорту? – наконец предложил я Габриэлле.
– Но
– У него не было багажа, – в очередной раз повторил я стандартную фразу. – Он и сам не подозревал, что отправится в Милан. Он не мог спланировать это заранее. У него нет итальянских денег, он не говорит по-итальянски. Куда он направился? Что предпринял?
Габриэлла удрученно покачала головой. Ответа не было.
Мы сели на трамвай и поехали на вокзал. До поезда было еще полчаса, и мы стали расспрашивать тамошних служащих о Саймоне. Безрезультатно.
Уже в полночь мы пришли во вчерашний ресторанчик поужинать и только там сумели позабыть усталость и горечь неудач. Мы не нашли Саймона, но эти совместные поиски лишь укрепили наши с Габриэллой отношения.
Когда мы возвращались в отель, она тяжело опиралась на мою руку. У нее совсем не было сил.
– Как я тебя утомил, – тревожно заметил я, но Габриэлла только улыбнулась.
– Ты и не подозреваешь, какая от тебя исходит энергия.
– Энергия? – удивленно переспросил я.
– Ну да.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Внешне ты не производишь впечатление энергичного человека. Ты спокойный и действуешь плавно, словно хорошо отлаженная машина. Без лишних усилий. Без судорожных рывков. Без сбоев. А внутри что-то вроде генератора. Он постоянно рождает энергию. Я весь день от тебя заряжалась.
– Это тебе кажется, – рассмеялся я.
– Нет, нет, я говорю правду.
Я покачал головой. Во мне никаких генераторов не было. Я был самый обычный, не совсем удачливый человек, и то, что ей казалось хорошо функционирующей машиной, было лишь аккуратностью.
Габриэлла уже засыпала, когда я пришел к ней в номер. Я запер за собой дверь и забрался к ней в постель. Она сделала усилие, чтобы стряхнуть сон.
– Спи спокойно, – сказал я, легонько целуя ее. – Утро вечера мудренее.
Она довольно улыбнулась и свернулась калачиком в моих объятиях. Я лежал, баюкал ее, гладил ее теплое, мягкое тело. Голова Габриэллы покоилась у меня на груди, волосы лезли в рот, и меня вдруг охватило острое до боли желание защитить ее от всего плохого и разделить с ней все, что у меня было. Да, Генри Грей, с удивлением думал я, оказывается, ты всерьез двинулся неизведанными путями любви.
В воскресенье утром мы отправились бродить по Генуе – беседовали о пустяках, смотрели по сторонам, взирая на груды кожаных изделий в магазинах под сводами галерей. Днем мы самым невероятным
В воскресенье вечером мы легли спать рано, потому что как сказала Габриэлла, нам придется вставать в шесть, чтобы ей не опоздать на работу. Но в ту ночь она так крепко прижималась ко мне, словно это было последнее наше свидание, а когда я поцеловал ее, щека Габриэллы оказалась мокрой от слез.
– Ну что ты плачешь? – сказал я, вытирая их пальцем. – Не надо.
– Я сама не знаю, в чем дело, – усмехнулась Габриэлла. – Наш мир – грустное место. Да и красота как динамит. Что-то внутри тебя взрывается. А наружу выходит слезами.
Я был безмерно тронут. Я не заслужил этих слез. Я стал пристыженно вытирать их и понял, почему люди говорят, что любовь причиняет боль, почему Купидона изображали с луком и стрелами. Любовь и впрямь пронзает сердца.
Лишь когда на следующий день мы сели в ранний поезд на Милан, Габриэлла впервые заговорила о деньгах. По ее смущению я понимал, что она боится меня обидеть.
– Я скоро верну тебе деньги за отель, – сказала она, пытаясь говорить спокойно, хотя это и стоило ей некоторых усилий. Когда мы спускались вниз, я сунул ей в руку банкноты. Она не хотела, чтобы я платил за нее при всех, а у самой Габриэллы таких денег не было.
– Ни в коем случае, – сказал я.
– Просто отель оказался куда дороже, чем я думала...
– В больших отелях на тебя обращают меньше внимания, – рассмеялся я.
– И все же...
– Нет.
– Но ты же не много зарабатываешь. Ты не можешь позволить платить за все – за отель, за поезд, за обеды...
– Я заработал деньги, когда выиграл скачку.
– И тебе этого хватило на все?
– Я выиграю еще одну скачку, и будет порядок.
– Джулио не нравится, что ты возишь лошадей, – сказала Габриэлла со вздохом. – Он говорит, что если бы ты был хорошим жокеем, то занимался бы этим все время.
– А что делает Джулио?
– Работает в налоговом управлении.
– А! – улыбнулся я. – Ну, может, ему станет легче, если он узнает, что мой отец оставил мне достаточно денег, чтобы я мог тебя навещать, – по крайней мере, когда я их получу.
– Я не буду ему этого говорить. Он судит людей по тому, сколько у них денег.
– Ты хочешь выйти за богатого человека?
– Но не для того, чтобы доставить удовольствие Джулио.
– А кому же? Себе?
– Пусть он будет не богатый, но и не бедный тоже. Я не хочу ломать голову, как купить детям башмаки.
Я погладил ее пальцы и сказал:
– Пожалуй, мне придется выучить итальянский.
– А что, английский – трудный язык? – блеснула она улыбкой. – Можешь попрактиковаться со мной. Если ты будешь меня часто навещать. Если не станешь откладывать деньги отца на черный день.