Буря в Па-де-Кале
Шрифт:
– Прошу принять мои извинения, – проговорил я язвительно, – но в собственном доме я считал себя в безопасности!
На самом деле, за моей язвительностью скрывалось искреннее раскаяние. Я во второй раз умудрился потерять письмо государственной важности из-за женщины. Если бы я только остался ночевать в кабинете… Мне невольно подумалось, что я, и впрямь, достоен того, чтобы меня вышвырнули из рядов Вольного Братства. Теперь надо было что-то срочно предпринимать! Что-то такое, что в корне изменило бы всю ситуацию!
– Яков, позволь, я
– Погадаешь, обязательно погадаешь, – пообещал я ей. – Только немного позже.
– Итак, что вы собираетесь предпринять? – осведомился Кинрю.
– Разыскать этого грека, будь он неладен! И сменить все замки, – отозвался я.
У меня появилось предположение, что Дмитрий Петрович Беликов мог ради корысти продать меня с потрохами благородному греку. Он вполне мог поведать ему, как проникнуть в мое аскетическое «святилище», а как добраться до сейфа грек мог и сам смекнуть. Мальчик не маленький! И не в таких передрягах, поди, побывать успел… Вот только с картами прокололся! А это, господа, страсть! Болезнь, если изволите!
Впрочем, Филипп мог и силой принудить Беликова рассказать обо всем, что ему самому известно. Дмитрий Петрович – человек маленький, ни в каких Орденах он не состоял, обетов таинственных не давал, тайн никаких хранить не обещался, так что… К тому же жена у него, да дети!
– И где сейчас этот грек обретается? – осведомился японец, по всей видимости, прикидывая в своем самурайском уме, как с ним лучше расправиться.
– У Беликова, – ответил я, не раздумывая, потом нацепил цилиндр и бросился вон из дома. Мой ангел-хранитель не успел и глазом моргнуть. На силу меня догнал!
– Ну, Яков Андреевич, – пробормотал он, забираясь в карету. – Я вас прямо не узнаю! Если вы в самом ближайшем времени не прекратите свое безрассудство…
В этот самый момент форейтор пустил лошадей, и карета загремела колесами. Я же откинулся на спинку сидения, чтобы перевести дыхание. У меня, как назло, разболелась рана в груди.
Я ворвался к Беликову, едва ли не сметая все на своем пути. Кинрю следовал за мной тенью. Лакей было попытался меня в передней остановить, но японец отбросил его в какой-то угол, и тот истошным голосом завопил:
– На помощь! Убивают, басурманы проклятые!
Я неумолимо продвигался к малой гостиной с огромными зеркалами, где в прошлый раз застал моего грека со шпагой. По пути я нечаянно уронил фарфоровые часы с консоли.
– Господа… – перед нами возникла Аглая Платоновна в домашнем нежно-бирюзовом капоте с голубыми розанами. – Что вы себе позволяете, господа? – испуганно пролепетала она.
– Сударыня, это не ваше дело, – ответил я, отстраняя ее с дороги.
– Ваша грубость шокирует, – пробормотала в ответ Аглая Платоновна, задохнувшись от возмущения.
В любое другое время я мог бы ее понять, но при тех обстоятельствах, которые сложились сейчас, соблюдение
– Где ваш муж? – сухо поинтересовался я, усаживаясь на оттоманку. – И где ваш прекрасный гость? Почему я его не вижу?
Филиппа и в самом деле не было в комнате. Его плащ, шпага и двуугольная шляпа с великолепным убором из перьев тоже отсутствовали.
– Дмитрий Петрович, я полагаю, с минуты на минуту появиться, – ответила Аглая Петровна. – Он вышел в столовую, когда вы так бессовестно и бесцеремонно вторглись в наш дом. А вот ваш друг иностранец…
– Кажется, это ваш друг, – усмехнулся я.
– Ну, в этом-то я готова с вами поспорить, – ответила Беликова. – Это вы с ним в карты играли! Вы вели какие-то подозрительные делишки! Вы обсуждали какие-то тайные заговоры…
– Довольно, – оборвал я ее. – Отвечайте по существу!
– А я не в полицейской управе, – неожиданно осмелела Аглая Петровна. – Или вы, Яков Андреевич, заделались в квартальные надзиратели?
– Сударыня, вам не к лицу этот тон, – усмехнулся я. – Не будете ли вы так любезны ответить на мой вопрос?
– Я не знаю, куда подевался этот ваш грек, – Беликова передернула хрупкими плечиками. – Исчез следом за вами. Даже за проживание не заплатил!
– Так вы доходный дом содержать изволите? – вновь усмехнулся я.
– Моя супруга, как всегда, все перепутала, – появившись в дверях в домашнем халате, проговорил Дмитрий Петрович. – Филипп – наш гость. Погостил и уехал! Яков Андреевич, что же вы меня не дождались? Полезли с расспросами к моему ангелу! Дело-то ведь серьезное! Ты, Аглаюшка, шла бы спать, рано еще…
– Ну, что же, господа, я вас оставлю, – пожала плечами Аглая Платоновна. – Варитесь, пожалуйста, в собственном соку, сколько вам будет угодно, – презрительно проговорила она, поджала губы, поправила пуховую шаль на плечах и вышла из комнаты.
– Итак, я жду объяснений, – проговорил я сурово, обращаясь к чиновнику.
– Каких объяснений? – Дмитрий Петрович удивленно воззрился на меня. – Вы дважды учинили скандал в моем доме, а теперь требуете каких-то объяснений! – Атласный халат смешно топорщился на его грузноватом теле, а рыжеватые бакенбарды Беликова от праведного возмущения почти встали торчком.
– Дмитрий Петрович, вы забываетесь, – проговорил я ошеломленно. – Ваша наглость переходит все дозволенные границы! Вы забыли от кого кормитесь? Кто содержит вашу квартиру?
Я невольно бросил удивленный взгляд на Кинрю, у моего японца, едва не отвисла челюсть. Он выглядел таким обескураженным!
– Ну… Я не знаю, что и сказать, – протянул Беликов. – Филипп был вне себя после вашего ухода, тот час бросился кутить, говорили даже, что он в отчаянии опрокинул будку ночного сторожа…
– Что вы такое говорите? – я не поверил услышанному. – Так сейчас-то он где? – У меня появилась слабая надежда, что Филиппа задержала полиция. – И кто говорил про будку?