Буря в Па-де-Кале
Шрифт:
– К чему вы клоните? – не понял Беликов.
– К тому, что я с удовольствием сыграю с господином Филиппом еще один роббер, если он поставит на кон письмо…
– Ах, вот оно что, – пробормотал Дмитрий Петрович, снова механически сползая на свою оттоманку.
– Какое еще письмо? – Аглая Платоновна совсем ничего не понимала.
– Известно какое, – ответил я.
– Ваша взяла, – дрогнувшим голосом проговорил Филипп. В этот раз он, как и следовало ожидать, проиграл.
– Письмо! – потребовал я. – И я прощаю вам все денежные долги!
Я видел, что Филипп
Филипп достал письмо из своего погребца. Он протянул мне знакомый конверт с императорской печатью.
– Берите и убирайтесь, – процедил грек сквозь зубы, – и никогда не попадайтесь мне на глаза! Вот значит, чего стоят ваши рассуждения об общечеловеческом братстве!
Я спрятал письмо за пазуху и заметил, как Филипп потянулся за шпагой на стуле.
– Не делайте глупостей! – велел я ему, направив на него дуло своего пистолета.
– Если бы я только мог пронзить вас насквозь, – проговорил Филипп с огромной ненавистью. – Вы, как никто другой, заслуживаете этого, Кольцов! Вы обвели меня вокруг пальца!
– Не вам меня судить, дорогой Филипп, – отозвался я. – Мы оба с вами отстаиваем личные интересы! К тому же я бы на вашем месте сразу поспешил с такой добычей в руках на родину, – я кивнул на письмо, – а не стал бы проматывать в Пальмире северной средства свои и общественные, – я намекал на организацию «Филики Этерия», созданную Ипсиланти.
– Не смейте! – прервал меня грек. – Мы с вами стоим друг друга!
– Возможно, – пожал я плечами и вышел из комнаты, провожаемый изумленным взглядом Аглаи Платоновны.
Вот теперь я считал, что половина дела сделана, что я могу, наконец, позволить себе заняться вплотную убийцей Ольги, как только передам письмо Императору Александру через Кутузова и отчитаюсь перед ним об итогах поездки в Кале.
Я сразу же остановил извозчика, забрался в экипаж и всю дорогу смотрел в каретное окошко, пытаясь понять, не снарядил ли Филипп за мной какую-нибудь погоню. То, что кровь у грека горячая, я заметил с первого взгляда. Сейчас я только сильнее укрепился во мнении, что он уроженец Молдавии или Валахии…
Однако никакой погони я за собой так и не углядел. Похоже, рассудок все же у Филиппа взял верх над яростью. Откровенно говоря, я ему теперь совсем не завидовал!
Едва я ступил на крыльцо собственного дома, как на улицу выбежали полураздетая Мира и взбешенный Кинрю.
– Яков Андреевич, что вы себе позволяете? – Японец метал гром и молнии. – Да вы едва держитесь на ногах! Какая была необходимость, мчаться бог знает куда, на ночь глядя? Да вы на часы-то смотрели?
– И никому ничего не сказал, – всплеснула руками моя индианка. – Яков, ты никого не жалеешь! Мы думали, что тебя похитили или убили… Ты бы хоть записку оставил!
Мира вся продрогла в своем полупрозрачном платье, расшитым серебром и дорогими каменьями на восточный
– Ну, ведь ничего не случилось, – ответил я примирительно.
– Я жду тебя у себя, – настойчиво прошептала Мира, как только все страсти улеглись.
Ее огромные глаза горели желанием. Я и сам только сейчас осознал, как истосковался по ней. Ее смуглые теплые руки, нежные уста, ласковые признания… Сколько во всем этом было родного, домашнего!
– Хорошо, – отозвался я. – Вот только зайду к себе в кабинет, а потом непременно спущусь к тебе, – пообещал я.
Я никому не сказал о письме, считал, что так будет гораздо надежнее. Мало ли что? Еще какая-нибудь горничная подслушает? Или лакей?
У себя в кабинете я, наконец, извлек письмо из конверта, предварительно удостоверившись, что потайная дверь заперта. Ликованию моему не было предела! Я и надеяться не смел, что все выйдет так просто… Теперь я снова уверовал в свою счастливую звезду, которая освещала мне путь к великим масонским истинам.
Я отодвинул картину, отпер тайник и спрятал письмо на темно-вишневом бархатном дне палисандрового ларца. Теперь я мог смело послать за Иваном Кутузовым!
Я покинул свой кабинет и вернулся к Мире, которая была приятно удивлена переменой моего настроения, бросавшейся в глаза любому с первого взгляда.
– Яков, ты что-то скрываешь от меня? – любезно осведомилась она, убирая в прическу черные волосы.
– А разве ты не нашла ответа в своих астрологических таблицах или раскладах карт? – улыбнулся я. – Мне казалось, что ты сама знаешь ответы на все вопросы!
– Судьба не всегда открывает свои секреты, – отозвалась индианка в таком же тоне. – Даже самым посвященным своим адептам. Мне кажется, что ты скрываешь от меня что-то очень серьезное! Я боюсь за тебя!
– Не стоит так волноваться, – ответил я. – Теперь-то, уж, точно все самое страшное уже позади.
– А вдруг ты себя переоцениваешь, – засомневалась Мира.
Меня ее беспокойство начало раздражать.
– За время моего отсутствия ты стала слишком мнительной, Мира, – менторским тоном проговорил я, и моя индианка на какое-то время перестала мне докучать. Я чувствовал, что расстраиваю ее, но поделать с собой ничего не мог. К стыду своему я должен был признать, что моя индианка сможет накликать беду. Мне казалось, что я уподобился какой-то суеверной дворовой бабе.
Утром я приказал послать человека к Кутузову.
Часы пробили двенадцать, когда на пороге моей гостиной появился Иван Сергеевич, в сопровождении самого Балашова.
Мира тут же поднялась с дивана, оставила свое рукоделие, молча поклонилась обоим, подобрала юбки жемчужно-серого платья и вышла из комнаты.
– Что с вашей подругой? – удивился Кутузов. Он недоуменно смотрел ей вслед.
– Нездоровится, – пожал я плечами.
Поведение Миры, которая открыто демонстрировало свою неприязнь, окончательно вывело меня из себя. Кинрю хмыкнул себе в ладонь.