Былое — это сон

Сандемусе Аксель

Он гомерически расхохотался, кругом заулыбались.

Гюннер и Сусанна пришли вместе с больным Трюггве и тоже подсели к нам. Оба были с Люндом на «ты». Трюггве выпил сок и сидел, опустив голову, рыжая челка падала ему на глаза, казалось, он пребывает в последней стадии опьянения. Люнд хлопнул его по плечу:

— Как жизнь, Трюггве? Отлично?

Трюггве на мгновение поднял голову. Глаза его ничего не выражали, челюсть отвисла.

— Оставь его, — прошипел Гюннер.

Настроение у Йенни упало. Они с Сусанной холодно поглядывали друг на друга, каждая не слушала, что говорит другая.

Люнд поднял рюмку:

— Твое

здоровье, Торсон! Давайте все выпьем на брудершафт!

Йенни и Сусанне это не понравилось. Ни тогда, ни потом они так и не перешли на «ты». Йенни побледнела, и глаза у нее вспыхнули, когда я в первый раз обратился к Сусанне на «ты».

Нрав у Йенни был бешеный. Наверно, врожденная сдержанность и не могла быть свойственна девушке, мать которой была дочерью норвежской конституции, а отец — Бьёрном Люндом.

Я почувствовал себя обиженным, разумеется, несправедливо. Ведь я не собирался ухаживать за Сусанной Гюннерсен, она мне вовсе не нравилась. У нее была плохая фигура, и к тому же она миновала тот возраст, когда могла представлять собой опасность для мужчины. Я был согласен с Бьёрном Люндом, который говорил, что Сусанна — плохой перевод с Греты Гарбо. В конце концов я решил, что Йенни ведет себя глупо. К сожалению, в жизни всегда так, — когда кто-нибудь, неважно, мужчина ли, женщина ли, ведет себя, как Йенни, он и получит как раз то, чего опасался. Йенни бросала на меня сердитые взгляды и обвиняла в том, о чем я и не помышлял. Приход Сусанны испортил ей вечер, и теперь она портила его другим.

Обвинять человека опасно. Я потом часто думал, не Йенни ли виновата в том, что мы с Сусанной нашли друг друга. Правда, я получил Сусанну в подарок от Гюннера — это тоже верно. Ее всегда в чем-то подозревали, ждали от нее чего угодно, и кончалось тем, что она оправдывала их ожидания. Нельзя пророчествовать о человеке, тут какая-то магия — кончится тем, что жертва ударит кулаком по столу и скажет: «Да, черт побери!» Уж не знаю, слабость это или что, но многие стараются оправдать свою дурную славу.

Я оправдал ее не сразу и не совсем, но следовал старому правилу — надо ухаживать за одной женщиной, когда тебе нравится другая. Сусанна тоже не совсем простила мне тот вечер, когда я, сам того не подозревая, возбудил в ней такую же ревность, как и в Йенни. Бр-р-р, хорошенькое настроение воцаряется за столом, когда несколько женщин видят, что одной оказано предпочтение, даже если на самого мужчину им всем наплевать.

Я помню, что и вечер и ночь были на удивление теплые, каменные стены пылали жаром, я подумал об Эдгаре По и о том, что он написал об извращенности в рассказе «Черный кот». Эдгар По намного лучше разбирался в таких вещах, чем пришедший спустя много лет Олдос Хаксли, который тоже увлекался психоанализом. Разговоры о физической извращенности кажутся мне плоскими, достойными разве что барышень.

Следует опасаться лишь черной бесовщины, таящейся в тебе самом, да вороного коня, проносящегося мимо, когда ты чувствуешь себя особенно одиноким.

В «Контрапункте» Хаксли описывает одного человека, который из ненависти к людям, особенно к женщинам, склоняет молоденькую девушку к извращеньям, внушая ей, что это и есть нормальная половая жизнь.

Поскольку читателям не сообщается, чему именно он ее обучил, — это скрыто многозначительным туманом, — весь роман производит

впечатление порнографии и разоблачает только самого Хаксли.

Смысл романа заключается в том, что герой хочет сперва привить девушке любовь к извращениям, а потом открыть ей, что она извращена, и таким образом отомстить всему человечеству.

Сама по себе эта идея очень наивна, но Хаксли относится к ней всерьез. Что следует считать извращением в отношениях между взрослым мужчиной и взрослой женщиной? Наверно, главным образом то, что какие-то положения тела предпочитаются другим, так сказать, более моральным?

Если мы начнем вырабатывать предписания, какие позы принимать любящим в постели, вряд ли мы справимся с этой задачей, не становясь на позиции эгоистической эротики моралистов.

Многие забывают, что аморальным нужно бы считать сам половой акт. Можно подумать, будто пуританин благословляет его, лишь бы женщина тихо и благоговейно лежала на спине.

Моралистам есть о чем тут подумать. Во времена моего детства женщины прятали ноги под юбкой. А когда-нибудь, возможно, дойдет до того, что начнут прятать носы.

Думаю, что перед таким мужчиной, как я, Тора Данвик не устояла бы, однако справедливости ради следует сказать, что это Йенни в своем безумии толкнула меня в ее объятия, лишь бы я изменил Сусанне.

Я разозлился на Йенни не без основания, но в тот вечер мне еще было неясно, куда нас это заведет. Просто Йенни оказалась помехой, когда меня, пока что бессознательно, потянуло к Сусанне.

Я не понимал, что вот-вот попадусь в сети. Возможно, Йенни и удержала бы меня, если б вела себя умнее. Но она только сердилась, тогда и я тоже рассердился.

Сусанна сидела, напустив на себя надменность, она была не уверена в себе, чувствовала себя в этой компании маленькой и ничтожной и все-таки победила. Именно неуверенность Сусанны была причиной многих ее несчастий. Сусанна сдается, как только проникнется к кому-нибудь доверием, а это ей очень легко, как и всем не уверенным в себе людям. Она страдала от жгучей потребности верить. И нуждалась в опоре. Когда Сусанна наконец находила кого-то, кому могла довериться, она начинала злиться на свою зависимость и мучила избранника так, что он от нее сбегал. День и ночь пытала она этого несчастного: «Нет, ты действительно меня любишь? Нет, не может быть, я доставила тебе слишком много неприятностей. Признайся, ведь ты уже устал от меня!» В то же время она с яростью, словно бешеную собаку, преследовала своего прежнего поверенного.

Но это пока она не выпьет. Ей бы следовало всегда быть навеселе. Вот когда она обретала равновесие, если только не перепьет и не пустится вспоминать того, кто был ее последней опорой. Сексуальность Сусанны и ее злоба на прежних друзей возрастали вместе с количеством принятого спиртного.

Сусанна боялась Йенни, определенно боялась, но Йенни этого не видела и потому не смогла воспользоваться своим превосходством. Вечер закончился смешно и нелепо.

Многие были уже пьяны, и Йенни изо всех сил старалась испортить всем настроение. Когда Сусанна, надменная и холодная, но в глубине души робкая и неуверенная в себе, осмеливалась произнести хоть слово, у Йенни был уже наготове ядовитый ответ, далеко не всегда остроумный. Один раз отец даже обернулся к ней.