Былое сквозь думы. Книга 2
Шрифт:
Поймал я себя на том, что братался с каким-то русским графом по прозванию Лев Яйцыщев. Он уже поведал мне, что имеет обширные родовые угодья возле какого-то русского Тамбова и много-много подневольных землепашцев, которых, кстати, он записал добровольцами во французское ополчение. Граф тут же предложил поехать к нему в гости, но я почтительно отказался, так как не мог пуститься в путешествие не попрощавшись с Катрин. С трудом протискиваясь среди обнимающихся с кем попало будущих победителей, я наткнулся в дальнем углу на плачущую Лу.
–Что с тобой, птичка моя?– вскричал я, готовясь в случае необходимости и по делу пролить неумелую слезу.– Не скорби всем сердцем, ведь я ещё не убит!
–Да оторвать бы тебе яйца,– выстрелила она, враз осушив глаза.– Пригласил даму на рандеву, а сам в кусты! Я ведь
Непосильного труда стоило мне успокоить этот вулкан страстей. И лишь когда я пообещал послужить девушке неутомимым наездником в предстоящем конкуре, Катрин снизошла до всепрощения и со словами «Немедля пошли в мой номер» повела меня на второй этаж.
–А где Дени?– озаботился я на ходу судьбой друга.
–Да они пожалуй часа три как не теряют зря времени. Э-эх…– горько прозвучало в ответ.
Глава 4
ЖАРОВНЯ
Комната Катрин в свете зажжённых ею двух свечей представлялась опрятной девичьей опочивальней и очень привлекательной из-за огромных размеров кровати, которая почти всю её и занимала, не считая низкого столика в углу с двумя мягкими пуфиками по бокам. На столе обнаружилась бутылка вина со стаканами, видимо для утреннего взбадривания постояльцев или вечернего продолжения банкета, то есть как кому заблагорассудится.
–А вот за это вино и последующие заказы отдельная плата, как и обязательные чаевые мне по утрам,– тут же разъяснила Катрин.
Я согласно кивнул, так как мы с Дени были заранее предупреждены месье Пердье о дополнительных расходах. И, не теряя времени даром, я начал поспешно разоблачаться, почти не путаясь в рукавах и штанинах, а когда скинуть с себя уже было нечего, блаженно раскинулся на шикарном ложе любви и мгновенно отошёл ко сну. Спал я видимо всего ничего, а пришёл в себя с провалами памяти от того, что моя башка безмозглым придатком тряпичной куклы болталась из стороны в сторону по подушке, иногда ощутимо соприкасаясь со стеной, чья-то тяжёлая рука терзала моё плечо, а жёсткий и властный голос вгрызался в мой слуховой аппарат:
–Немедленно очнись! Мой бог, за что мне такие испытания раз пять в неделю?
Уловив про бога, я разумно предположил, что нахожусь пред лицом полкового капеллана, поэтому не замедлил с ответом:
—Святой отец, раз бог создал меня таким, то знал, что творил, ибо пути господни неисповедимы, а путь наш во мраке. Так поднимем же кубки и сдвинем их разом…
–Я тебе покажу святого отца и премудрую Гертруду, а ну вставай и принимайся за дело раз уже за всё уплачено, ты, обиженный войною импотент.
Это известие обожгло меня ударом африканского бича и я, разодрав глаза, немедля выполнил приказ, чтобы тот же час дать отпор физического рукоприкладства к злостному клеветнику и моральному уроду тыла. Однако, передо мной стояла совершенно обнажённая Катрин Лу, которая и до этого была не совсем чтобы одета. Её наглый вид поверг меня в трепет, память окончательно вернулась на место и, чтобы не делать поспешных выводов телесного контакта, я устремился к столику. Надо же было придти в себя и повнимательнее присмотреться к даме, готовой ко всяческому откровению. Обнаружив бутылку и стаканы на прежнем месте, я вздохнул с облегчением, наполнил посуду до краёв, а сев на пуфик, обратился к голой, как облупленное яйцо, подруге с небольшой разъяснительной речью:
–Дорогая Катрин.– начал я напевно, поднимая стакан,– не обижайся на насквозь израненного участника боевых походов и партизанских движений. Сколько мне пришлось пережить, шагая с винтовкой в руке по трупам своих товарищей и окоченелым телам врагов! Сколько слёз было пролито над братскими могилами и на алтари походных церквей! А тяжелейшая контузия, полученная мною на берегах Оранжевой реки, и до сей поры временами отбрасывает меня из сиюминутной действительности в лоно бредового забытья. Но я уже чувствую прилив творческих телесных сил, и верю, что скоро мы с тобой впадём в такой транс, о котором не стыдно будет вспомнить и на смертном
–Да и в нашем роду сохранилось предание о том, что все мужчины, пострадавшие ещё в столетнюю войну, были слабы на голову, но неуёмны в постели. Хорошо бы, если и у тебя такая же болезнь,– и она наклонилась над кроватью.
Лучше бы она этого не делала! Во мне сразу же проснулся весь основной инстинкт неуёмного самца и если бы не стакан в руке, Катрин не смогла бы разогнуться до самого утра. Ведь есть святое правило – поднял стакан, не ставь его обратно даже в помутнении сознания. А как тут не тронуться всеми своими военными мозгами, когда на расстоянии вытянутой руки пред тобою развернулось цветное и широкомасштабное зрелище, сравнимое разве что с крупом нашей незабвенной кобылы Розы в молодости или широтой души неимущего паломника в святые места. А объёмом своим этот вздыбленный, без признаков загара объект заслонял всю переднюю часть склоненной к кровати девушки. Что было в общем-то кстати, так как не отвлекало от созерцания бескрайней казённой части Катрин. Конечно, бывает что некоторые женщины разрастаются в этой части тела до неприличия, как, скажем, в Центральной Африке. Но чтобы так! Вот почему Катрин была в тесных панталонах! Чтобы загодя не сбивать с ног клиента и не отвлекать посетителей от важных разговоров и выпивки! Теперь это для меня было ясно как день, как и то, что я не прогадал в выборе. Да и кто откажется от прикосновения к великому и прекрасному, будь то хоть культурное наследие предков, хоть годами вынянченная гордость и краса чужой ненаглядности? Заверю вас, что никто, потому как от добра добра не ищут, тем более когда оно рядом и даже в некотором излишестве. А уж когда я взглядом и пока что без помощи рук скользнул вниз по разделительной полосе этого двухголового и налитого чувственной силой исполина, вплоть до выступившей между основанием крепких ног парой кучерявых и плотоядных воланчиков, каждый толщиной чуть ли не в три музыкальных пальца пианиста, в испуге прижавшихся друг к другу, то впал в лёгкую прострацию и умственное недомогание из-за накатившего желания немедленного общения с осязанием. И даже стакан дрогнул в моей крепкой руке. Будучи далеко не мальчиком и желторотым юнцом, мне приходилось, когда позволяло время, наблюдать снизу подобное раздвоение личности прямо перед пытливым взором, но тут предстал верх творения природы своею законченностью округлых форм и заманчивостью глубины содержания. Но недолго любовался я на эту пейзажную акварель небесной красоты. Катрин, закончив возится с постелью повернулась ко мне передом, опять принеся сердечное недомогание, и буднично произнесла:
–Ладно, так и быть, посидим перед дорогой,– и она сделала шаг к столу.
И этого вполне хватило, чтобы я вперился торопливым взглядом в её первичные половые признаки настоящей женщины. Однако, вопреки ожидания, ничего интересного там не увидел, так как всё обитаемое пространство от пупа и до ляжек было покрыто столь буйной чёрной шерстью, что иной баран, шествуя на стрижку, позавидовал бы лютой завистью.
« Трудновато придётся мне в поисках подступов к путям проникновения. Надо будет в ближайшие дни облагородить бедную женщину мыльной пеной и бритьём»,– практично подумалось мне. А что? Такое богатство натуры да ещё в голом виде! Тут не только умом двинешься, а всю свою судьбу перекраивать начнёшь заново без пределов разумности.
Катрин села напротив и тоже подняла стакан. Я ласково посмотрел на неё и мы выпили. Вино оказалось сухим и явно не для меня. Поэтому я вновь внимательно посмотрел на женщину. Но, собственно говоря, смотреть было не на что. После того, как я под собственным носом лицезрел, говоря армейским безыскусным языком, отменные окорока бесподобной Лу, вид хоть и внушительного бюста на мог вытравить из памяти прелести и неосознанной притягательности её оборотной стороны, а поэтому не внушал прежнего застольного трепета и нездорового любопытства. Да Катрин и сама видимо хорошо это понимала, так как всего-то пару раз передёрнула плечами, приведя в волнительное движение свои мягкие излишества передней части тела.