Быстрее империй
Шрифт:
— А заодно и остров, — поддержал я шутку. — Вот только в этом случае Ванкувер не придёт сюда ещё раз и как нам тогда заполучить офицера Пьюджета, чтобы назвать и залив?
— Ну, во всём нужно меру знать, — смеялся Тропинин. — Ты же не будешь ждать американского президента, чтобы запечатлеть его имя на куске Орегона? А вообще любопытно, как бы ты назвал здешние земли, случись тебе стать первооткрывателем?
— Я и есть первооткрыватель! — воскликнул я.
— Нет, серьёзно.
Я задумался. Называть что-либо своим настоящим или любым из вымышленных имён? Как-то глупо. Перед кем гордиться таким патронимом, да и зачем, если я и без того создавал
— В наше с тобой время на западе Канады будет проживать много украинцев. А чем они хуже тех же шотландцев или зеландцев? Так что назвал бы я остров, например, Новой Украиной.
— Н-да, — Тропинин как-то скис. — Уж лучше продолжай называть, как начал.
Он махнул рукой и ступил на сходни.
— Тут ещё одна тема нарисовалась, — сказал я ему в спину.
— Какая? — обернулся Лёшка.
— Чукотка объявила независимость.
— Шутишь?
— Шучу. Отчасти. Но казаков конкретно попёрли. Анадырский острог сожгли, чтобы врагу не достался.
— Ну, допустим, — нехотя признал Лёшка. — А нам-то что с этого?
— Вот я над этим и думаю. Жалко, что такое добро пропадает.
— Нашёл добро. Ну, устрой чукчам республику, — пожал плечами товарищ. — Мало тебе Беньовского?
— Мало.
В общем, Тропинин темой не заинтересовался. Взошёл на мостик «Колумбии» и с большим удовольствием стал наблюдать за суетой отправления. Матросы отдавали швартовы, крепили на палубе грузы. Кто-то перекрикивался с товарищами на других кораблях, или с теми, кто оставался на берегу. Комков озвучивал последние наставления заместителям. Гвалт. Крики. Ругань.
Проводив корабли, я продолжил размышлять в одиночестве. Что бы там ни рассказывали в дурных анекдотах, а чукчи — великое племя. В смутные времена, когда империя трещала по швам, многим народам удавалось от неё отложиться. На время или навсегда. Чукчи единственные кому это удалось тогда, когда империя пребывала в силе. Великая Екатерина разгромила Польшу, захватила причерноморские степи и Крым, а перед горсткой дикарей отступила. Может империи были неинтересны заполярные тундры? Вот это вряд ли. Никогда она не отказывалась по доброй воле ни от засоленных степей, ни от снежных гор, ни от пустынь. А Чукотский полуостров не только лучшие меха поставлял. Он стоял на водном пути к Камчатке и всему Дальнему востоку. Был частью будущего северного морского пути. До самого обретения Амура, единственной альтернативой являлся Якутско-Охотский тракт, где каждый пуд груза становился золотым.
Самое любопытное, что этот успешный пример национально-освободительной борьбы, строго говоря к национально-освободительному не относится. Чукчи опровергали грядущие выкладки учёных и политиков о механизмах революции. Они не имели чёткой организации, не имели политической иерархи, только временных боевых командиров. Им были чужды национальная идея, сама концепция государства. Они вообще не осознавали себя, как единый народ. И всё это не только не повредило сопротивлению, но и напротив сделало его возможным и успешным.
Русские давно заподозрили неладное. Когда попытались действовать проверенными на других племенах способами — кнутом и лаской, но всякий раз терпели неудачу. Местных вождей подкупали. Те признавали царскую власть и соглашались выплачивать ясак. Вот только сразу же переставали вождями быть.
Разумеется, с высоты положения я знал, что и чукчей со временем одолеют. Ни один туземный народ не смог выдержать натиска европейцев. Но одолеют их не силой оружия, а силой торговли. С помощью табака и чая, железа и мыла. А затем без особых хлопот уничтожат с помощью водки. Всё что успели сделать русские купцы до поражения — это подсадить аборигенов на зелье. Именно торговля, в конце концов, и привела к падению независимости.
— Стоп! — сказал я вслух.
А почему, собственно, русские? Ведь американцы торговали с Чукоткой до самого товарища Сталина. Только тогда границу закрыли на замок окончательно. А мы кто сейчас есть? Мы и есть американцы.
Вот вернутся шхуны и отправлю, пожалуй, одну из них на Чукотку.
Пока Тропинин участвовал в испытаниях, я воспользовался удобным случаем и завёз некоторый запас снастей и железа. И то и другое понадобится, чтобы взяться за дело, как только мы определим победителя. И не нужно будет объясняться с товарищем, откуда что взялось? Скажу, всегда здесь лежало, вот и пригодилось.
Парням Ватагина и Чижа опять пришлось заниматься несвойственной им работой — перетаскивать по ночам в Косой Дом и Контору скатки парусины, бухты канатов, якоря, гвозди.
В середине мая шхуны вернулись из похода. Целыми и невредимыми, полностью выполнив программу испытаний. Торговые посты были основаны, шхуны проверены в открытом море и в устьях рек, при крепком ветре и сильных течениях. Не случилось ни стычек с индейцами, ни кораблекрушений, ни серьезных поломок.
Для забытых богом уголков приход корабля всегда большое событие, а тут целая эскадра вернулась из похода. Весть облетела городок, и быстро достигла даже отдалённых посёлков вроде кирпичного заводика или карьеров. Народ стекался отовсюду, обступал мореходов, поздравлял, расспрашивал о плавании. Но больше всего люди интересовались победителем.
— Вечером решать будем, — отвечали капитаны и корабельщики.
К вечеру в город подтянулись соседние индейцы «саньки» и их родичи с другого берега нашего фьорда. Некоторых интересовала гонка, другим корабли были до лампочки, но всякое шевеление масс привлекало приближением какого-нибудь потлача. Предчувствие не обмануло детей природы. Встреча кораблей обернулась настоящим народным праздником. И хотя время для потлача было неурочным, я не стал возражать против лишних расходов, считая подобные мероприятия необходимым элементом культуры, который сплачивает народ воедино. И даже подумал, не устраивать ли такие регаты каждый год?
Праздник быстро перерос в попойку. Из кабаков Бичевина и Тыналея на набережную доставили бочонки с самогоном. Мужики вытащили из атриума столы, лавки и поставили их прямо на мостовой. Местные достали из погребков всевозможную закуску, индейцы принесли рыбу и дичь, которую быстро поджарили на гостиничной кухне.
Набережная превратилась в фестивальную площадь, где обжорный ряд соседствовал с выставкой достижений. Наши шхуны стояли как на параде. И каждый, поднимая кружку, мог видеть причину празднества. Звучали тосты, поздравления, приветствия. Звучали и вопросы. И главный из них — кто всё же одержал победу?