Быть человеком
Шрифт:
Ретроспект: Быть человеком
Книга была написана в 2014 году, в период активных боевых действий на Донбассе, и имеет две концовки, два возможных завершения...
Пролог
Несвершённому Грядущему...
Рыхлый, ноздреватый снег прятался под кустами, стыдливо обнажая прошлогоднюю листву. Весенний лес может казаться скучным только людям, у которых ни нюха, ни ума, ни особого понимания. Разве могут разглядеть они в черных, словно обожженных стволах, начало новой жизни и вечного
Игрек скосил глаза на лесника и махнул пушистым хвостом. Ирис больше кен нежели человек, ему можно верить, он поймет зачем и куда ушли лобастые кены. Смешные людишки слишком много смотрят вверх, на красивые, но далекие и чужие звезды, не понимая простого — вселенная всегда и везде, а не где-то и когда-то. Как можно исчезнуть из мира если он везде один? Реальности не где-то, они всегда тут. Прямо под незрячими глазами и глухим носом.
Лесник почти не оставлял следов ни на вязкой болотистой земле, ни в клубке реальности. Кены не станут звать зря. Если позвали, значит что-то случилось, и где-то что-то очень не так.
— Что случилось, Игорешь? — лесник присел на корточки, и помня, что кены не терпят дыма, выдохнул дым в сторону.
— Случается, что и всегда, беда. Если люди употребляют голову что бы есть или кричать, вместо думать.
— Этим нас не удивишь, атавизм личности. Даже у нас такие есть, редкость, словно гады в террариуме.
— Исток вверху, внизу тень. Черное и белое наоборот. Вывернуто.
Лесник напрягся, не донеся сигарету ко рту.
— Не хочу, очень не хочу, но это так. Ты не думал куда делись изгнанные владыки, выворотники?
Глава 1
Ретроспекция, НИИ им. Шумана
Весна пора обновления и жизни, восьмого марта и мыслей что подарить. Дарить что-то банальное пахнуще-мажущее или сверкающее не хочется. Хочется чего-то необычного, другого. Сорока прострекотала над ухом и перескакивая по ветке березы почти что добралась до балкона. Браму не пугалась ни одна скотина, он сам без особого желания мог напугать кого угодно. Но особо назойливых отгонял, иначе ходить бы ему в окружении зверинца словно Ною.
— И что ты принесла на хвосте, сорока-белобока?
Сорока скосила любопытствующий глаз взблескивающую на сером бетоне на бусинку «хрусталя».
— Поклон от Ириса Витальевича — неожиданно ответила она, встряхивая перья.
Брама от удивления выронил сигарету, и она, кувыркаясь огненными зигзагами, устремилась вниз. Благо жил не высоко, и успел убедится, что она не свалилась кому-либо на голову, а упала в набежавшую от подтаявшего сугроба лужу.
— Е-мае. Белобока, предупреждать надо. От того что ты обрела дар речи, я его едва не потерял.
Белобока не ответила, а продолжала чистить перья, словно и не говорила. Скрипнула дверь и вздыбив шерсть на балкон выполз баюн. Глазищи сверкали диким огнем, он облизнулся здоровенным языком и сорока отодвинулась подальше.
— Молчит? Сейчас мы ее…
— Перетопчешься, Эксик. Это связной с агентурными донесениями. Наташи дома нет?
— Нет — облизнулся баюн — но сдается агент не больно спешит с донесением. Разговорить?
— Увидев тебя ночью в подворотне можно умолкнуть навеки от разрыва сердца. Весной прибило, опять гулял?
— Не гулял, а совершал профилактическое патрулирование. Устав позволяет.
— То-то пьяные враз трезвеют, а бабки крестятся вслед. От почтения что ли? Не бойся, Белобока, прыгай.
Сорока робко засеменила по ветке, спрыгнула на руку, не отводя взгляда от облизывающегося баюна. Брама осторожно погладил крошечную головку посланницы,
НИИ «им. тов. Шумана» возмужал, раскинулся на зеленой груди леса во все стороны, стороннему глазу ни за что не рассмотреть его средь ветвей, если бы не пробивающиеся вверх иглы-спицы орбитальных лифтов. Колыбель стала слишком тесной для возросшего, преодолевшего раздробленность вариантов человечества. Вдоволь настрадавшись и дозрев до прозрения оно переросло пелену иллюзий и шагнуло в россыпь звезд. Туда, откуда однажды сошло во множестве миров и времен. Грядущее истекает из прошлого, произрастая в настоящем. Со времени ретроспекции витка прошло десять лет, рядом с вечностью мелочь, а для кого-то целая жизнь. Глубокая, исполненная до краев страданием, из которого ковалось прозрение и понимание что есть человек, и зачем он нужен.
Предаваясь этим мыслям Брама вздохнув почесал голову, но вожделенная сигарета была утрачена. Учитывая какие ограничения устроила Наташа, целый конец света. Вздохнув закрыл дверь и шагнул в квартиру. Типичную совдеповскую, со стенкой на всю высоту, набором застывших на хвосте фарфоровых рыбок, пыльным рядом томиков Драйзера и Чехова, которых никто не читал, но которые должны быть, голографическим панно новокрымской, Агартийской степи, в которой при желании можно прогуляться. Типичная советская квартира, в которой не хватало сквозняков, шума и тараканов. Тараканы не очень любили «хрустальную» эмульсию и сбегали целыми полчищами, обещав вернутся, не зная, что уходят навсегда. Так уходит прошлое, оставляя зрелость и уроки истории. Кстати, о истории. СССР неожиданно исчез, шокировав общественность, только и идеологические противники радовались не долго, поскольку и США, и прочие архаические конгломераты также канули в лету. Остались Континентальные Советы Объединенного Человечества. Вскоре исчезло обозначение «объединенного», зачем подчеркивать очевидное, затем «континентального, осталось обозначение Совет Человечества. Приставки всемирный не требовалось, Совет охватывал не только Землю, но и новые колонии.
Скрипнула дверь, Эксик отворил лапой шкаф, в котором была видна старая потертая броня и посмотрел на Браму.
— Нет, дружище. «Как горячи мы были и сколько натворили». Исключительно для торжеств: день победы, синхронизация Агарти и ретроспекция. Чтобы защищать родину не обязательно стрелять, нужно делать все для победы, или хотя бы для торжества справедливости в одном отдельно взятом случае, на своем месте.
— Ирис не станет звать зря.
— Иногда помощь оказывается тем, что человек должен сам найти пути и возможности. Ты главное Наташе не говори, она у нас знаешь, добрая, но строгая — вякнешь, мало не покажется. Кстати, тебе на работу не пора, нет?
— Тяжела жизнь советского баюна — надулся Эксик — что поделать, служба.
— А чего это советского — натягивая уник поинтересовался путник — двадцать первый век, на дворе союз человечества…
— В СССР родился, в СССР и помру — огрызнулся кот — изменилось лишь название, но в сердце моем он будет всегда.
— Екелемене… даже коты у нас советские, Госдепу в бреду не снилось.
Взглянув на часы пулей вылетел из квартиры не закрыв двери, от кого закрывать, и припустил по ступенькам. Лифты не любил, толи память о подземельях Лабиринта и Эксов, толи стыдно мужику, когда можно размахом пролететь два три пролета, попутно уклоняясь от старушек. Кстати, сейчас они пристроены, передают богатый жизненный опыт молодежи, работая по мере желания. Много нужно старому человеку? Правильно, внимание. Если чувствуешь, что не нужен, ум поневоле слабеет и впадает в маразм. Востребованность, лучшее лекарство от слабоумия.