Быть собой
Шрифт:
– На задворках Лютного нас ни авроры не найдут, ни Пожиратели, – сказал Лайелл, оценив кислое выражение лица Гарри. – Есть у меня один знакомый, обязанный нашему отделу. Он вас спрячет на пару дней.
Лайелл отправился вперед, показывая дорогу – фонари здесь не горели, и видеть что-либо в сгущающейся темноте становилось затруднительно; Элиза не разрешила взять себя за руку, но послушно шла за Гарри, шлепая прохудившимися ботинками по мутным лужам.
Когда проходили мимо кучи отбросов, под ноги кинулась крупная серая крыса, с изъеденной паршей
Идти было недалеко. Очередной дом с покосившимся крыльцом и окнами-бойницами, ничем не отличался от соседних, однако Лайелл с безошибочной точностью человека, знакомого со здешними лабиринтами, миновал подьезд и стал подниматься по крутой лестнице. Пахло известью и кошачьей мочой. На третьем этаже свернул в похожий на кишку коридор, соединяющий этот дом с соседними; прошел насквозь еще с полквартала, следуя приходливым изгибам нырявшего то вверх, то вниз коридора, и остановился перед выкрашенной светлой краской дверью. Удивительно неуместной в таком месте.
Гарри окутало сладкое душное облако ароматов, пробивающихся из-за щели под дверью. Лайелл отбил по дереву условный стук – так быстро, что Гарри не запомнил комбинацию.
Послышались шаги и грохот – такие звуки сопровождают двиганье тяжестей; дверь распахнулась. Гарри выбрался на свет, вытягивая за собой Элизу, и заморгал. Ярко-красные лучи преломлялись в стеклах и длинными полосами ложились на пол комнаты-теплицы. Стол уставлен был кадками с незнакомыми растениями; мясистые фиолетовые листья их слегка покачивались.
– Нечасто к нам забредают такие гости, – сказал очень знакомый голос. И Гарри взглянул в глаза Регулусу Блэку.
*
Элизу отправили спать, а Лайелл устроившийся за столом, устало подперев голову рукой, рассказывал Регулусу и его жене о череде злоключений, приведшей его сюда. Энид, плетущая из бесцветных и прочных как капроновая леска нитей, плащ, внимательно слушала, не отрываясь от работы.
Фото на туалетном столике невольно притягивало взгляд. Круглые исцарапанные коленки, шрам над левой бровью, черные волосы, четко очерченный упрямый рот. Пятьдесят фунтов чистого родительского счастья…
Гарри закрыл глаза. И осознал, что снова падает.
*
– Принесла вам чай, – Энид затворила за собой дверь библиотеки, поставила поднос на стол и поправила щипцами плавающий в луже воска свечной фитиль. Пламя вспыхнуло ярче, свет разогнал таящиеся в углах тени. Энид подняла за корешок «Диаволово искуство чародейское», пролистнула. Гарри слышал, что по Лютному прокатилась волна облав и арестов – так что Литтен погиб в потасовке удивительно вовремя. Гарри бы ничуть не удивился, помоги Энид своему нанимателю умереть. От этой женщины – уравновешенной, терпеливой как притаившаяся под камнем кобра, всего можно ожидать. Унаследовав лавку, она все чаще стала бывать в доме на Гриммо, оставаясь на многие часы – обосновывала это Энид тем, что в Лютном нынче небезопасно не то, что торговать, но и просто появляться.
– Вряд ли вам пригодится эта
Гарри насыпал в чай две ложки сахара и потянулся за молочником. Труды средневекового итальянского монаха надоели ему больше Волдеморта. Последний хотя бы не был столь нудным. Еще немного, и Гарри начал бы думать на латыни. «Диаволово искуство» написано было в четырнадцатом веке и ни одного английского слова автор не знал. Лингвистическое заклинание работало из рук вон плохо, проще читать книгу со словарем – только скорость работы от этого уменьшалась катастрофически.
Отсылок к Ветхому и Новому завету, которых в книгах чуть более чем чересчур, Гарри не понимал. Тетя Петуния не была ревностной христианкой и о спасении души племянника, проклятого своим колдовским даром, не заботилась.
– Иногда мне кажется, что в воздухе здесь плавают какие-то флюиды, заставляющие людей говорить правду, – буркнул он, размешивая сахар.
– Кто знает, что строители закладывали вместе с фундаментом этого дома. Блэки славились параноидальными настроениями. Говорят, бетон они замешивали на сыворотке правды.
Гарри порой не мог понять, когда она от серьезности переходит к шутливости. Иногда это смешило, чаще злило. Энид прошла к окну, убрала скалывающую тяжелые лиловые шторы булавку, раздернула их, впуская в библиотеку вечерний свет.
– Раз уж вы на стенку готовы лезть от безделья – поможете мне с приготовлением ужина?
*
На кухне горько пахло миндальным маслом и кисло тестом – острый, почти раздражающий запах. Громадная плита, в духовке которой поместился бы целый баран, излучала слабый жар.
– Займетесь фруктами? – Энид вручила Гарри нож с широкой режущей кромкой и отвернулась к столу – присыпать мукой. В движениях ее – механически бездумных и привычных, – не было ни суетливости, ни излишней медлительности. И при Гарри – да и, как он подозревал, не только при нем, – Энид не использовала магию. Миссис Уизли заставляла половник мешать суп, губку – намыливать грязную посуду, деревяную лопатку – переворачивать отбивные. Глупо не распоряжаться тем, что дано тебе, идет ли речь о магической силе или уме. Энид даже камин растапливала по-магловски. Подозрения, что она теперь сквиб, со временем переросли в уверенность.
Гарри достал из вазы, стоящей в центре стола, яблоко, потер восково-блестящий бок и располовинил. Вырезал сердцевину, нарезал яблоко дольками и высыпал в чистую тарелку. Энид, раскатывающая тесто, наблюдала за ним с нескрываемым любопытством. Когда Гарри обдал пакет с замороженными сливами теплой водой, она не выдержала.
– Вы прекрасно знаете, что нужно делать на кухне, – заметила она, вымешивая жидковатое тесто. На секунду остановилась, чтобы подсыпать муки, и вновь принялась энергично мять его руками.