Бытовик
Шрифт:
— Да не было этого, господа полицейские, не было, кого хотите спросите! — пуча глаза, заорал Еремей, оборачиваясь к своим соучастникам: — Барин с утра не в себе. Мы ни о чем таком даже мыслей не держали, сидели, мирно ужинали, когда барин с дворником Бориской в кухню ворвались и стали нас оружием бить, всех покалечили…
Сбившаяся в угол прислуга от таких речей немного приободрилась, и одобрительно зашумела, мол, так и было, добропорядочных подданных оклеветал сумасшедший барчук.
Увидев сомнение в
— Вы господа смутьянов этих немного посторожите, а я своим правом владетельного господина воспользуюсь. За то, что хозяйскую еду без спросу взяли, да вино дорогое из погреба самовольно достали, я свою прислугу накажу… кнутом. Или кто-то скажет, что и этого не было?
Кулинарный погром господских запасов никто опровергнуть не посмел, и я внимательно осмотрел примолкшую дворню.
— Борис, бери вот эту! — я ткнул в, самую молодую и свежую мордахой, служанку: — Пойдем, эту кралю на конюшне поспрашиваем, что было, чего не было и кто-тут прав.
Девка испуганно вскрикнула, после чего коротко поклонилась Еремею.
— Ты Еремей Панфилыч меня прости, но возьмешь меня с собой или нет, это бабка надвое сказала, а шкуру мне барин кнутом сейчас портить собрался, а, я гляжу, дело серьезное, мне она еще пригодится в тюрьме или на каторге. Ты уж прости меня… — после чего обернувшись к, превратившимся в одно сплошное ухо, полицейским, молодуха поклонилась: — Каюсь, господа полицейские, говорил Еремей прелестные речи. Я половину не поняла, но про государя императора и деньги — господин управляющий рассказывал.
— Ой же блядь ты, Акулька, ой же тварь! — схватился за голову бывший управляющий.
— Ну что, служивые, вопросов больше нет? — я улыбнулся полицейским чинам: — Ну так вяжите этих мазуриков, вас же этому учить не надо?
Полицейские, гремя саблями, начали вязать, вновь развопившуюся, прислугу, а я оттащил в сторону предательницу Акулину.
— Свободу хочешь?
— Ну так кто ее не хочет…- вспыхнули огнем надежды глаза дважды предательницы.
— Знаешь, где Еремей деньги, у моей семьи уворованные, прячет? Покажешь — на свободе оставлю?
— Тыщу рублей мне, и я тебе все расскажу. — выпучила та глаза.
— Десять рублей или кнут, выбор за тобой.
— Умеешь ты барин уговаривать. — зыркнула глазами Акулина: — Хорошо, все скажу, только на каторгу не отправляй.
— Уважаемый. — я помахал рукой городовому со шрамом: — Можно вас на минутку.
— Городовой первого разряда Гришкин. — козырнул тот, подходя.
— Уважаемый, я вот эту девку оставлю, она во всем раскаялась и повинилась, а если что-то новое поведает, важное для следствия, я, непременно, в околоток весточку передам.
— Воля, ваша, ваше благородие. — равнодушно кивнул полицейский: — Только, если при дознании выяснится, что эта девка хулу на
— Нет, она только слушала, я ее за это своей властью… розгами накажу. — Акулина поморщилась, но согласно закивала головой.
— И еще, ваше благородие, завтра к вам чиновник из участка приедет, опросит по происшествию, что-то подписать даст, вы уж, будьте любезны, до обеда дома поприсутствуйте.
— Всенепременно, Гришкин, и тебя вечером завтра жду, кой чего дам для поправки здоровья. — я кивнул на «фингал», получив в ответ заверение, что городовой вечером непременно будет.
Когда связанных задержанных поволокли на выход, я дал команду Борису запереть ворота и закрыть Акулину в какой-либо кладовой, без окон, с крепкой дверью, чтобы хитрая девка не сбежала, а сам пошел спать. Есть уже не хотелось, хотелось только разуться, упасть и закрыть глаза.
Глава 5
Глава пятая.
Всю ночь я провел, изучая книги — история, география, основы государственности, пил крепкий кофе, и просматривал книги по диагонали, чтобы хотя бы в первом приближении, понимать, куда я попал.
Не настолько знаю историю до монгольской Руси моего мира, но здесь существовала оголтелая феодальная раздробленность, лютая междоусобица, в которой удельные князья, воеводы и прочие ближники, применяли магию, как бы не чаще, чем меч и копьё.
Иисус из Назарета со своим всемирным учением здесь, на Руси, не случился, а вот что-то типа магометанства было, видимо к чудесам и магии — это учение было более приспособлено. Европа же «погрязла» в учении Христа, которое на католичество и иные течения разделилось, без православия, и даже пап там было двое, каждый из которых считал себя истинным. На Руси же, до настоящего времени, царило исконное язычество, в своем многообразии, но с условными католиками. Летоисчисление, за отсутствием даты рождения Христа, в местном Русском государстве исчисляли примерно с девятисотого года моей прошлой истории, с года основания Киевского княжества, которое захватил и сделал центром своего Великого княжества легендарный Вещий Олег.
Дальнейшая история государства до четыреста восьмидесятого года, по местному летоисчислению, была для меня сплошной Терра Инкогнито, выражаясь в постоянных походах, осадах и завоеваниях.
Так бы и воевали все против всех, изредка ходя в походы к соседям или призывая соседей на помощь, пока не пришла беда с юга, из жарких степей. Не помню, когда в моем мире строил Азию Железный Хромец, но местный Тимур привел свои многочисленные тумены на завоевание Руси в четыреста восьмидесятом году от основания Руси.