Бюро темных дел
Шрифт:
Во время всей этой процедуры Валантен лежал неподвижно с закрытыми глазами. Лишь невнятное бормотание и слабые стоны порой срывались с его губ и служили Аглаэ подтверждением, что он еще не впал в кому. Так или иначе, молодой человек потерял много крови и через четверть часа после того, как она его перевязала, погрузился в глубокий сон без сновидений.
Следующие двое суток лихорадка не утихала, долгие периоды сна сменялись краткосрочным беспокойным бодрствованием. Аглаэ, которая сказалась больной, чтобы оправдать свое внезапное отсутствие в театре и все свободное время посвятить уходу за раненым, в такие моменты успевала напоить его жаропонижающим отваром, но ничего не помогало. Она начинала корить себя за то, что, послушавшись Валантена, не вызвала врача, и уже собиралась бежать в больницу, когда на
После полудня Валантен очнулся и смог проглотить целую тарелку бульона со свиным салом. Ему сразу сделалось лучше, тем не менее боль в плече, сильно отдававшаяся в спину, мешала собраться с мыслями и выработать линию дальнейшего поведения. Он сумел убедить своего ангела-хранителя, что врача звать все-таки нельзя, но, поскольку было ясно, что так просто лихорадка не пройдет, попросил девушку срочно отправиться в аптеку Пеллетье с запиской владельцу и принести оттуда корпию, камфорный уксус, а главное – лауданум [72] , чтобы утолить его страдания.
72
Лекарство на основе опия, опиумная настойка, которая использовалась как болеутоляющее. – Примеч. авт.
Напоследок, когда Аглаэ уже выходила из комнаты, он ее предупредил: записку нужно передать лично Жозефу Пеллетье, только ему и никому другому, при этом аптекарь не преминет забросать ее вопросами и захочет выяснить, где находится Валантен, но она должна во что бы то ни стало сохранить это в тайне. На обратном пути ей также надо удостовериться, что за ней не следят.
Валантен, оставшись один, постарался мысленно восстановить всю хронологию событий последних дней, чтобы понять, каким образом вокруг него могла закрутиться такая кутерьма. Но в голове мутилось, перед глазами плыло, образы перед мысленным взором дробились, двоились, растворялись. Он снова чувствовал себя ребенком в лабиринте кривых зеркал, в окружении неосязаемых миражей и неуловимых теней. Портрет Клариссы Верн, освещенный пламенем свечи, пустой неподвижный взгляд виконта де Шампаньяка, недовольное лицо комиссара Фланшара, безжизненное тело приемного отца в антикварной лавке, блаженная улыбка на мертвом лице Люсьена Доверня в морге, железная клетка в погребе, тонущем во мраке… Когда эта круговерть наконец замедлилась, Валантен весь взмок от пота и чувствовал полное опустошение. В конце концов он перевернулся на другой бок, зарывшись в подушки. Он смертельно устал от борьбы, которую приходилось вести вслепую; устал от кошмарных снов, преследовавших его столько лет почти каждую ночь; устал от безумного мира, где волки ненасытны и негде спрятаться агнцам, преследуемым без передышки; устал от лжи, несправедливости и воспоминаний, выжигавших его изнутри. Устал от всего.
Тем временем Аглаэ, взбудораженную событиями последних дней и постоянно думавшую о том, что в ее отсутствие раненому может стать хуже, терзало беспокойство совсем иной природы. Она тревожилась о здоровье Валантена, но при этом задавалась вопросом, в какую опасную историю он мог ее втянуть. Девушка старательно гнала от себя мысль о том, что совершает невероятную глупость, однако мысль эта преследовала ее неотступно. Тем не менее свою миссию она выполнила со всем тщанием и осторожностью, как бравый маленький солдатик.
На обратном пути ей удалось обзавестись ценными сведениями, что, впрочем, не потребовало от нее никаких усилий: все газеты последние несколько дней наперебой потчевали почтенную публику деталями головокружительного побега в центре столицы и подробно писали об обвинениях в убийствах, выдвинутых против инспектора из бригады «Сюрте». Некоторые репортеры считали эту историю доказательством того, что, несмотря на отставку прежнего начальника сыскной службы, знаменитого каторжника Видока, «Сюрте» так и осталась сборищем бандитов и проходимцев. Одни призывали к чисткам в полиции, другие пользовались случаем подчеркнуть, что новые власти не лучше своих предшественников.
Но что больше всего поразило Аглаэ в гуще газетной полемики, так это суть обвинений, предъявленных Валантену. Они казались
Валантен, которого лауданум спас от раскаленных тисков боли, заметил смятение девушки и счел необходимым ее успокоить. Открыть ей свое мрачное прошлое без утайки он, однако, не решился: время пока не настало. Но как-никак Аглаэ пошла на риск, согласившись ему помочь, и молодому человеку казалось справедливым хотя бы отчасти поделиться с ней своими тайнами.
Он был еще слишком слаб, чтобы вести подробное повествование, поэтому вкратце поведал, что в детстве попал в руки монстра, похожего на страшных людоедов из сказок. Рассказал о Дамьене, таком же мальчишке, с которым он провел в погребе несколько недель и сбежал, едва ему представилась возможность. А Дамьен остался. Не без волнения Валантен говорил о встрече с тем, кто стал ему приемным отцом и в чьей смерти теперь его обвиняют. А под конец признался, что пошел в полицию только ради того, чтобы продолжить дело Гиацинта Верна и положить конец злодеяниям Викария.
Аглаэ по ходу его рассказа испытала бурю эмоций. Когда он замолчал, на лице девушки отражались смешанные чувства: сострадание, ужас и недоумение.
– Как можно было обвинить вас в заказном убийстве человека, которому вы обязаны всем? – воскликнула она. – Любой судья сразу поймет, что обвинение противоречит здравому смыслу!
– Я и сам ломаю над этим голову. До недавних пор я и вовсе был уверен, что мой приемный отец стал жертвой несчастного случая. Подозрение в том, что это могло быть убийство, ни разу не приходило мне в голову. Все это кажется безумием! Каким образом полиция спустя четыре года после той трагедии пришла к выводу, что смерть моего отца была не случайной? И почему это давнее дело снова вытащили на свет именно сейчас?
– Что вы хотите сказать?
За разговором Аглаэ успела разложить на тумбочке у кровати все, что она принесла из аптеки Пеллетье, и теперь меняла Валантену повязку. Тот, успокоенный болеутоляющей настойкой, безропотно доверился заботам своей благодетельницы.
– Мне кажется по меньшей мере странным тот факт, – сказал он, – что обвинения против меня выдумали, как раз когда мое расследование очень быстро движется к концу.
– Вы про самоубийство Люсьена?
– Не только. Тут речь идет не об отдельно взятой смерти. Сейчас я уже не сомневаюсь, что Люсьен Довернь был лишь одной из жертв. Его разумом манипулировали в преступных целях, которые еще предстоит прояснить, но уже очевидно, что все это связано с готовящимся судебным процессом над министрами Карла Десятого. Если я не ошибся, кто-то хочет дестабилизировать новый режим.
Валантен поделился с Аглаэ своими недавними открытиями. Объяснил, что побудило его заподозрить доктора Тюссо в использовании животного магнетизма и метода внушения с помощью зеркал, для того чтобы получить контроль над поведением некоторых своих пациентов. И упомянул, что Эмили де Миранд может быть соучастницей.
– Просто невероятно! – воскликнула Аглаэ, которую рассказ молодого инспектора о таинственной силе гипноза заворожил и одновременно встревожил. – Вы хотите сказать, что человека можно одурманить настолько, что он будет совершать определенные действия против своей воли, а потом ничего и не вспомнит об этом? У меня кровь стынет в жилах от одной мысли, что такое возможно!