Бывшие. Соври, что любишь
Шрифт:
Да, на самом деле тут достаточно мрачно. Дико сыро и неуютно. Мебель ледяная, на пол без обуви не ступишь.
Надо придумать какие-то причины, чтобы Ульяна с Лешкой перебрались к нам с Глебом. Окончательно.
— Ульян, давай не будем задерживаться? Тебе нужна помощь, чтобы вещи Леши собрать?
— Нет, я возьму самое необходимое на первое время. А ты пока можешь осмотреться. Присесть или чаю не предлагаю, — пожимает плечами.
Ободрительно ей улыбаюсь. Уля уходит в комнату сына, а я заглядываю в спальню. Подхожу к книжному
Лешка улыбается беззубой, искренней улыбкой, наполненной светом. Растрепанный, чумазый, но невероятно счастливый.
Рассматриваю фото, чувствуя, как сердце обливается кровью. Мой сын рос без меня. А девушка, которую я полюбил, одна воспитывала его.
От осознания того, что в их жизни был Денис, накрывает ревностью. Я прекрасно понимаю, что никакого права не имею на это чувство. Ульяна вольна быть с тем, с кем ей хочется.
И да, я прекрасно понимаю, что Денис положительно повлиял на Лешку. Был отцом, в то время как я был отцом Глебу и даже не осознавал, что где-то за океаном у меня есть еще один ребенок. Здравая часть меня по-своему благодарна Денису за то, что он оставался рядом. Но чаша весов все-таки перевешивается в сторону ревности и злости на самого себя.
— Это мы на рыбалку с отцом ездили, — Уля подходит со спины и продолжает с теплотой в голосе: — Мы тогда ловили рыбу до самого захода солнца. Лешка отказывался возвращаться домой, уж больно рыба шла.
С трудом проглатываю ком в горле. Дыхание спирает.
Как же много я пропустил из жизни Леши… И к сожалению, этого не наверстать. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, это та часть его жизни, где меня не было.
Огромная дыра в душе, которая не затянется никогда. Не зашить ее, не прикрыть ничем, как ни старайся все исправить.
— Есть еще фото? Можно посмотреть? — спрашиваю сдавленно.
— Конечно, — Ульяна отвечает не сразу.
Обходит меня, открывает створку шкафа, достает большой альбом, проводит по нему рукой, будто гладит.
— Это альбом с Лешиными детскими фотографиями. Тут все, что есть: и фото с дедом, и со мной, и с Денисом.
Протягиваю руки. Ульяна вкладывает его мне в ладони, смотрит прямо в глаза.
— Можно забрать? Я хочу посмотреть дома.
— Можно, — отвечает тихо.
— Расскажешь мне?
— Провести тебе экскурсию по жизни собственного сына?
Звучит жутко. Но другой правды у нас нет.
— Да.
— Расскажу, — кивает.
Больно. В грудине тянет, голова каменная. Прижимаю к себе альбом и перевожу взгляд на спортивную сумку, которая стоит на полу.
— Ты готова? Можем ехать?
— Поехали.
Подхватываю сумку, сильнее прижимая к себе альбом. Ульяна у меня за спиной. Выходим из квартиры и едем домой. Ульяна молчит, только смотрит на дома, мелькающие в окне.
В квартиру заходим вместе, я пропускаю
Это стало настолько привычным. Возвращаться вместе, быть в одном пространстве рядом друг с другом.
Я сразу прохожу в гостиную и опускаюсь на диван, Ульяна садится рядом. Открываю альбом и провожу пальцем по гладкой поверхности фото, на которой изображен новорожденный Лешка.
— Тут ему несколько часов, — голос очень мягкий, нежный.
— Как прошли роды?
— Не могу сказать, что легко, — хмыкает она. — Лешка был такой нетерпеливый, что родился на тридцать восьмой неделе. И уже тогда весил три шестьсот.
— Это много? — спрашиваю с интересом.
Я правда не понимаю ничего в этом. У самого воспоминания после рождения Глеба затерлись.
— Для такого срока немало. Если бы отходила весь срок или, наоборот, переходила, то не факт, что получилось бы самой родить.
— Как ты справлялась, Уль? — смотрю ей в глаза.
Она медленно выдыхает и отвечает без жеманства:
— Все оказалось сложно. Очень. Я была молода и откровенно не готова к такой ответственности. Мне здорово помог мой отец, а впоследствии и Денис, — ее бровь дергается, Ульяна не щадит меня.
И правильно делает… Я готов к этой правде. Уж лучше она, чем снова незнание действительности.
— Он помог мне встать на ноги, участвовал в воспитании Леши, но у нас.. — отводит взгляд, — не сложилось. Максим, ты должен понимать: Леша знает, что Дэн ему не родной отец, но тем не менее любит его.
— Я понимаю это, Ульяна. Помню, как они общались на прогулке, — выдавливаю из себя слова. Откровенничать тяжело.
Кивает, принимая мои слова.
— Лешка никогда не был проблемным ребенком, хорошо ел, слушался, в меру баловался, в меру шкодничал. Тот случай с деньгами и драки — единственное темное пятно на его биографии.
Сжимаю до скрежета зубы и цежу сквозь них:
— Мне жаль, что тогда я не смог вас защитить. Если бы я знал…
— Я предлагаю рассказать Леше, когда он приедет сюда, — меняет тему на не менее важную.
— Я буду только рад этому. Считаешь, уже можно?
— Думаю, да. Затягивать не стоит, — ведет плечом.
— Глебу тоже нужно рассказать.
Уля задумчиво хмурится.
— Он может отреагировать очень болезненно, Максим. Другая страна, вдали от привычного и понятного дома. Где, кстати, его мать?
— Где-то, — веду рукой в воздухе и хмыкаю. — Она человек мира. Куда ее поведет природа, туда и отправится. С Глебом она связь практически не поддерживает. Вся в модных ретритах и турах с просветлением.
Уля опускает глаза, никак не комментирует мои слова.
— Тогда тем более. Глеб в этой ситуации более уязвим, чем может показаться.
— Почему ты так считаешь? — удивляюсь искренне.
— Потому что Леша приобретает, а Глеб лишается части внимания.
— Я не допущу, чтобы Глеб чувствовал себя ущемленным.