Бывшие. Я до сих пор люблю тебя
Шрифт:
— Была — не была. Все быльем поросло, Ирма. И я прошу тебя, не ковыряйся в этом. Ну сколько можно?
Битый час я уговариваю свекровь не совать свой нос в мои дела и дела Германа, прошу оставить в покое Инессу. Когда выпроваживаю гостью, голова становится просто чугунной.
Но вместо того чтобы лечь спать и расслабиться, я отвечаю на звонок Титова, который звонит странно-поздно.
— Герман? — спрашиваю встревоженно.
— Мы с Эмилей попали в аварию. Она в больнице. Приезжай.
Глава 18.
Тамила
Самолет приземляется в аэропорту Шарль-де-Голь, и я сразу попадаю в гущу человеческих тел.
Людей просто немерено. Все толкаются, суетятся, спешат.
На улице тоже вакханалия. Заваливаюсь в такси, устраиваю рядом с собой ручную кладь. На сборы времени не было, потому что после того, как позвонил Герман, я поспешила искать билеты, а ближайший рейс был через три часа.
Пока бывший муж покупал мне билет, я хаотично скидывала в сумку вещи первой необходимости.
— К больнице Сен-Жозефа, пожалуйста, — прошу по-английски.
С французским у меня все сложно, да и в панике я даже обычное «S'il vous plait» выговорить не смогла бы.
Дорогу до больницы запоминаю с трудом — в Париже я была лишь один раз и задержалась тут ненадолго, всего на три дня. В дороге телефон у меня сел, поэтому дозвониться до Германа нет возможности.
Когда такси останавливается, я выскакиваю из машины и бегу к ресепшен, где пытаюсь выяснить, где моя дочь и ее отец. В конце концов мне называют этаж и номер палаты.
Поднимаюсь на нужный этаж и залетаю в палату.
Она одноместная. На больничной койке лежит бледная Эми. Подхожу к ней, кладу руку на щеку.
— Доченька… — шепчу хрипло и уже готова разреветься.
Но не успеваю это сделать, потому что меня обхватывают за плечи и прижимают к себе.
Я без труда узнаю Германа. Разворачиваюсь в его объятиях и утыкаюсь носом ему в грудь.
— Все хорошо, врачи сказали, у нее легкое сотрясение, вкололи успокоительное, и теперь она спит, — отчитывается он быстро.
Поднимаю взгляд и смотрю на загорелое лицо Титова. У него рассечена бровь, и я невольно поднимаю руку и пальцами касаюсь виска.
Запоздало ловлю себя на этой вольности и хочу отдернуть руку, но Герман перехватывает ее и прижимает к своему лицу.
Эта близость ненормальна. Она невозможна между нами. Мы друг другу практически никто, но одновременно с тем внутри проносится куча мыслей, эмоций. И страх, боль, радость оттого, что все хорошо.
Герман на секунду прикрывает глаза, и я замечаю мешки, которые залегли у него под глазами. Устал. Не спал. Наверняка испугался за дочь.
— А ты как? — спрашиваю его и все-таки забираю свою руку.
Нам не стоит переходить границ, нужно оставить все так, как есть.
— Все
— А это? — указываю пальцем на рану.
— Мелочи, — отмахивается.
— Как это произошло?
Герман берет меня за руку и тянет к небольшому диванчику, который стоит тут же в палате. Сажает меня, сам садится напротив.
— Ехали мы по Парижу на арендованной тачке, и нам в зад прилетел автомобиль. У чувака отказали тормоза, — Герман пожимает плечами.
— Какой кошмар! — прикрываю рот рукой.
— Я был в панике, когда звонил тебе, — Герман устало трет шею. — Наверное, не стоило сразу тебя дергать, ведь, по сути, мы легко отделались, оба были пристегнуты. У Эмили легкое сотрясение. Ее оставили до завтрашнего вечера, если все будет в порядке, то отпустят уже завтра. Она, конечно, больше испугалась, но все обошлось.
Кладу руку ему на плечо:
— Ты правильно сделал, что позвонил. У меня на ближайшие дни нет никаких проектов, так что я лучше проведу время с дочерью.
— Сколько у тебя есть дней? — я вижу, как его глаза загораются. — У нас осталось пять дней отпуска. Проведешь это время с нами? У нас двухкомнатный номер, недалеко от центра — всем хватит места.
— Думаешь, это уместно?
— Думаю, это идеально. Эмиля будет рада видеть тебя.
— Ну хорошо, — сдаюсь. — Только при одном условии. Сейчас ты поедешь в гостиницу и ляжешь спать. На тебе лица нет.
— Брось, я в порядке, — отмахивается.
— Нет, не в порядке. И посмотри на этот диван. На нем едва хватает места одному, а вдвоем мы с тобой не поместимся.
Герман улыбается уголками губ:
— Помнишь крохотный диван в нашей квартире? Мы почти месяц спали на нем, пока ждали новую кровать. Почти каждую ночь ты забиралась и спала на мне, как кошка, — под конец голос Германа скатывается в хрип.
А у меня перед глазами совсем другое воспоминание: как мы спим в обнимку на неудобном диване в еще закрытом ресторане. Это было совсем недавно, не нужно далеко ходить.
— Помню, Герман, — опускаю взгляд на свои пальцы. — Я все помню.
— А говорила, что забыла, — звучит как укор.
— Как можно такое забыть, Гер? — поднимаю глаза и смотрю в его черные омуты.
Зависаем друг на друге. Взгляд стирает много лет, разделяющие сегодняшних нас с теми, молодыми и горячими, безрассудными. Это непросто, скорее даже болезненно.
Но что еще более важно — бессмысленно.
— Мама! — зовет меня Эми тихим голоском.
— Доченька! — подбегаю к ней, расцеловываю. — Как ты себя чувствуешь? Позвать доктора?
Эми обхватывает меня за шею и прижимается доверчиво, совсем по-детски, а я глажу ее по голове, чувствуя, как постепенно успокаиваюсь. Все хорошо, мой ребенок цел.