Бывший муж. Я к тебе не вернусь
Шрифт:
Я открываю мусорку и выбрасываю туда не только воспоминания, но и свою боль и обиду, а получается с трудом. Даже пропав с глаз долой — хранитель справляется со своей задачей слишком хорошо. Увы и ах, Ян в который раз оказался прав: он большой, он будет беречь нас на все сто процентов.
А лучше бы ты сберег. И, полагаю, я тоже?
Не могу отделаться от мысли, что где-то все-таки серьезно ошиблась, свернув не на ту дорожку, и это горько. Я совершенно не знаю, как надо было поступить правильно, и, видимо, не узнаю.
Раздается
— Кого принесло в такую рань?!
На мгновение думаю, что…вдруг это Ян вернулся? И сердце подскакивает, а на губах появляется улыбка, но тут же гасится. Я же помню. Помню, как он сидел с ней в ресторане и как целовал ее, так что…если это он, ему здесь больше не рады.
И я не рада.
Не. Рада.
Откладываю миску с тестом и иду открывать. Вот прямо так ему и скажу, если нелегкая принесла! Вали, мол! Вали-вали! К собачонке своей!
Но это не Ян. Только если наполовину…
— Тамара Георгиевна? — удивленно шепчу и вижу через камеру дверного звонка, как она поджимает губы.
— Да, Полина Михайловна. Это я. Откроешь?
Ну, разумеется.
Я спешу с замком, а когда отворяю дверь, снова ловлю свое прошлое состояние за хвост. Во мне нет злости, нет агрессии, только слепое благоговение и надежда, что сегодня она не заметит никаких косяков в моем поведении или сервировке стола.
Такая тупость.
Ау, Полина! Приди в себя, пожалуйста! Тебе больше не нужно пытаться стать для своей свекрови идеальной! Потому что нет больше никакого брака. Его. Нет.
Эта мысль отрезвляет.
Я бью себя по рукам, хмыкаю и встаю в проходе сложа руки на груди. Пускать ее не спешу, хотя меня и коробит собственное поведение. Тамара Георгиевна — требовательная, жесткая женщина, но она никогда меня не оскорбляла. Да и не обижала вообще…Никогда! А я веду себя по-детски глупо и даже грубовато. Мне так не нравится. Все-таки это ее сын мне изменял, а не она, правильно?
— Если вы пришли, чтобы убедить меня…
— Я пришла, чтобы поговорить с тобой, Полина Михайловна, — перебивает она меня, — И нет, не о том, что ты должна простить моего сына. И даже не о том, что он такой хороший, а ты — нет. Потому что он не хороший. А ты все сделала правильно.
Хлопаю глазами и под таким вот соусом абсолютного недоумения, отступаю в сторону и пропускаю свекровь в дом.
Она, как обычно, выглядит безукоризненно идеально. Строгий, хороший костюм из приятной ткани цвета пудовой розы. Шляпка, под которой у нее идеальная укладка. Правильный макияж. Легкий, но правильно подчеркивающий все достоинства.
Нет, эта женщина…великолепна. Ее осанка, ее поведение, ее взгляд. Наверно, нет ничего удивительного в том, что я хотела быть на нее похожей? Никто Тамару Георгиевну никогда не поставил бы в неудобное положение. Не обидел бы. Никогда!
Ей, конечно, можно только позавидовать в стойкости. У меня получалось также, ну…или мне просто хотелось в это верить? Хотя нет, все-таки за двадцать лет я стала почти на нее похожа. А поначалу было не так…ой, не так…мне многое пришлось вынести от женщин их круга, и я много плакала в подушку, пока Ян меня обнимал и шептал, что это не имеет значения. Это для него неважно. Их слова — пустой звук, и я самая лучшая. Но я не была лучшей, и в этом главное фиаско. А мне хотелось. Взять и заткнуть их всех также красиво, как это делала свекровь.
Поэтому я училась.
У нее.
А сейчас вот сижу и учусь дальше: как себя вести с почти бывшей свекровью? Она ведет себя потрясающе, хотя я замечаю, что движения ее слишком резкие, а взгляд слишком взволнованный.
Маска упала? Неужели? Из-за чего? Не понравилась будущая невестка?
— Перейду, пожалуй, сразу к делу, — Тамара Георгиевна начинает первой сразу, как садится за стол и складывает руки на нем.
— Может быть, чаю?
— Нет-нет, сейчас не об этом, но может быть, позже.
И говорит слишком быстро…черт, почти тараторит. Да что случилось? Серьезно из-за Лолы? Хотя я понимаю. Она выглядит вульгарно и ведет себя слишком откровенно. Тамара Георгиевна волосы на макушке рвать начнет, когда ее сын выведет ее в высшее общество на поводке.
Издаю смешок.
Свекровь удивленно поднимает глаза, а я мотаю головой. Черт, слишком ярко представила, как Лола описает светским дамам их дорогие туфельки. Вот будет потеха…
— Простите, задумалась.
— Ты улыбаешься — это хорошо. Во-первых, я хочу узнать, как твои дела? Вижу, изменила прическу. Тебе очень хорошо.
— Спасибо, Тамара Георгиевна. А как дела? Ну...даже не знаю. Наверно...нормально?
Отворачиваюсь к плите, чтобы она не видела лжи. Я не хочу, чтобы она видела. Не хочу…
Но она даже по моей макушке это определяет, и дальше я слышу.
— Полина Михайловна, передо мной не нужно притворяться. Я вам так скажу! Мужчины, как дети. Их порой вообще не поймешь, но…
— Тамара Георгиевна, я вас прошу. Пожалуйста. Только не начинайте его защищать и говорить, что я должна быть мудрее…
Она молчит, а потом я слышу, как ножки стула скрипят по плитке, а потом и ее шаги. Мягкие, почти невесомые, как руки бережные на моих плечах.
Тамара Георгиевна никогда этого не делала прежде, а сейчас она обнимает меня. Обнимает! Она! Я застыла. Ничего не понимаю, что происходит?!…
— Поля, я и не собиралась, — свекровь шепчет мне на ухо, а потом сжимает чуть сильнее, — Я сказала, что они, как дети, но это не значит, что им можно прощать все их дурные поступки. Даже наоборот. Когда дети шалят, взрослые их наказывают. Чтобы неповадно было.