Cap ou pas cap?

asti martini

У Занзаса в голове не укладывалось даже не то, что у его почти-невесты вообще никаких отношений в жизни не было, а то, каким тоном она об этом сообщала. Как о погоде говорила.

— Если хочешь, я могу заставить патлатого придурка петь у тебя под окнами серенады.

— Ну, спасибо, врай! — немедля откликнулся Сквало.

Монитору высказывать свои претензии бесполезно, зато безопасно. Телевизоры стаканами не кидаются.

Цуна уже представила себе злого как черт Сквало, дерущего глотку у нее под окном каждый

вечер и вставляющего в конце каждой строчки любой песни свое любимое «врай», и подняла руки:

— Нет-нет-нет, спасибо, обойдусь. Мне еще дороги мои уши. — Она повернула один из листов к Занзасу. — Вот эту цифру нужно урезать в два раза. И пусть до генерала Дзабареллы наконец-то донесут, что если он не перестанет выдрепываться, то ему придется передать свой пост кому-нибудь еще. Посмертно.

— Слушаю и повинуюсь. Кстати, зря отказываешься.

Теперь глава Варии уже не пугал Цуну. Он ее неимоверно раздражал.

— Не желаю ничего слушать. Так и быть, вот вам парочка сладких заказов. Для Хибари берегла, он так хотел художественно выпустить кому-нибудь кишки на этой неделе. Цени.

— Я знаю, о чем говорю! У этого дебила отличный джазовый басище, тебе понравится.

— Никаких серенад! Увижу под окном шевелюру твоего Скайуокера — убью к чертовой матери. — Выражение вежливой доброжелательности на лице удавалось удерживать только каким-то чудом.

— …Так и быть, пошлю еще и Бельфегора со скрипкой.

Цуна перестала улыбаться, глубоко вздохнула и, решив, что сегодня ей можно все, быстро сгребла все бумаги в папку и запустила ей в Занзаса.

— Пошел вон!

Этот гад только весело скалился, мало что не ржал.

— Ты меня выгоняешь?

— Да! Вон отсюда!

— Ты все-таки подумай… поставь чашку, это твой любимый сервиз.

— В тебя я хочу ее кинуть больше, чем люблю этот чертов сервиз! Катись!

Только когда вариец, по-кошачьи вальяжно подхватив с вешалки шляпу и плащ, удалился, Цуна задумчиво опустила взгляд на голубую чашку из китайского фарфора, которую все еще держала в руке.

И подумала, что что-то странное творится в Датском королевстве.

«Это ведь и в самом деле мой любимый сервиз… Только откуда он об этом знает?»

— Спаннер, где… Что вы все здесь забыли? Святая Мария, вы что, шпионили за Десятой?!

— О, ну вот, сейчас начнется…

— Почему меня не позвали?!

— …

Было в Цуне что-то от мазохистки. Она терпеть не могла все кокососодержащее, но каждый раз, оказываясь в баре у Мукуро без необходимости садиться потом за руль, заказывала себе пина-коладу и, морща нос, медленно цедила ее через соломинку.

Как раз за этим занятием ее и застал Реборн.

Он, к вящему неудовольствию Цуны, как обычно, не спросив разрешения, отточенным движением кинул свою

шляпу на стол и сел напротив.

— Дай-ка угадаю. Я — позорная баба, бесполезное существо и никчемный босс.

— Вот видишь, ты сама все знаешь.

Цуна фыркнула и щелкнула пальцами, выискивая взглядом официантку.

— Девушка! Принесите мужчине коктейль. Безалкогольный, в мартинке, выглядит как зеленая кучка непонятно чего.

Девушка слегка улыбнулась: все официанты уже привыкли к тому, что подруга хозяина патологически не запоминает названия коктейлей и поэтому описывает по-своему, часто с применением потрясающих метафор. Ту же пина-коладу, например, она называла просто: кокосовая гадость.

— Хорошо, мятный бриз с базиликом. Вам повторить пина-коладу?

Цуна перевела взгляд на свой пустеющий бокал, а затем на Реборна.

— Я полагаю, ты пришел совокупляться с моим мозгом? — узрев подтвердившую все ее худшие ожидания улыбку, Цуна мрачно повернулась к официантке. — Водки.

— Графинчик? — проницательно, с явным сочувствием на лице предложила официантка.

— Да… или нет… Соблазняете вы меня, девушка. Двести грамм.

Когда девушка отошла от столика, Реборн поднял бровь.

— По этому поводу я тоже хотел с тобой поговорить. Ты слишком много пьешь.

Он вытащил портсигар, и Цуна поморщилась: она терпеть не могла «вонючие нагнетатели пафоса» Реборна.

— Во-первых, это — немного, я что, похожа на Занзаса? Во-вторых, пошел к черту, мне уже давно можно. В-третьих, ты сам в этом виноват. У меня очень нервная работа, и если бы ты, скотина, не отбирал у меня успокоительное…

— Твой любимый Элениум в наши дни применяют для лечения шизофрении, мне уже начинать беспокоиться?

— Пошел ты. И да, это мое отношение ко всем твоим нотациям относительно того, как я гроблю свое здоровье в свое свободное время.

Реборн уже попыхивал сигариллой, и Цуна, морщась, отгоняла от себя дым рукой.

— Дура. Твои маленькие пристрастия не были бы проблемой, если бы ты была парнем.

— Я не алкоголик, блин!

— Ну-ну, — Реборн ехидно улыбнулся: им как раз несли заказ. — Ты — не просто босс Вонголы, ты еще и молодая незамужняя женщина. Мы на Сицилии, детка, здесь махровый патриархат, смирись с этим.

— Пока я не устраиваю дебоши и не попадаю в газеты, все в порядке, — закатила глаза Цуна, пододвигая к себе стопку. — А если старым интриганам из Альянса что-то не нравится, всегда можно послать к ним, например, Хибари. Или сладкую парочку Ямамото-Сквало.

Реборн с нечитаемым выражением лица проводил взглядом в последний путь порцию гадкой огненной воды.

— Учти, если увижу, что ты пьешь раньше пяти вечера — упеку на реабилитацию.

— Да без проблем.

Киллер хмыкнул и попробовал свое зеленое подозрительное нечто.