Царь-дерево
Шрифт:
— Может, еще?
Девушка покачала головой:
— Нет, спасибо.
— Ну что ж, неплохо! Если хочешь руководить другими, первым делом нужно уметь руководить собой.
Цзе Цзин не расслышала его, да и вообще она не совсем понимала этого странного парня. А он тем временем продолжал:
— Уважение к человеку, к руководителю не может держаться на силе, в том числе и на силе парткома. Некоторые используют политические уловки очень умело, но сейчас эти трюки уже не удаются. Чтобы влиять на людей, нужны не только приемы, но и крепкие нервы!
Он дохнул в лицо Цзе Цзин винным перегаром.
— Я никаких трюков не применяю, а за мои нервы можешь не беспокоиться. Ты почему так резко говоришь со мной? — спросила она.
Лю Сыцзя холодно усмехнулся:
— Это вовсе не резкость. Занималась политикой, а не понимаешь. Сила человека в его
Девушка чувствовала, что с ним очень трудно говорить: все время проигрываешь и находишься в напряжении. Голова у нее еще больше закружилась, поэтому она не захотела продолжать разговор и отвернулась. Лю Сыцзя взирал на нее с сознанием своего мужского превосходства. Цзе Цзин не смотрела на него, но ощущала его взгляд. Из харчевни вышла Е Фан и недовольно спросила парня:
— Ты чего пристаешь к ней с пивом? О чем говорили?
Лю Сыцзя не ответил, вместо этого вскочил на подножку грузовика:
— Продолжайте пировать, а я отведу машину в гараж!
— Ах, ты хочешь проводить ее? — зло вскричала Е Фан, вцепляясь в Лю Сыцзя. — Где же твое постоянство? Только что ненавидел ее, влил ей водку в пиво, чтоб она свалилась, а теперь провожать хочет! Ты что задумал?
Цзе Цзин хоть и плохо соображала, но кое-что поняла и в страхе хотела выпрыгнуть из машины, однако Лю Сыцзя удержал ее, оттолкнул Е Фан и уселся за руль. Та успела обежать кабину и протиснуться между парнем и Цзе. Сыцзя включил зажигание, машина дернулась, как пьяная, и помчалась навстречу ветру.
Е Фан, не в силах сдержать ярости, колотила кулаками по плечу Лю Сыцзя, а потом прижалась к нему и заплакала. Тот продолжал сидеть абсолютно прямо, глядя вперед, и его руки, лежавшие на баранке, даже не шевелились.
— Не сходи с ума, — сказал он, — поучись у нашей новой начальницы! Тот, кто занимался политикой, всегда выдержан. Что бы ни случилось, он не взволнуется, глазом не моргнет — не то что ты: то холодная, то горячая!
— Скажи, что ты задумал, почему решил ее провожать?
— Водку в пиво подлил Хэ Шунь. Ты что, не видела? А провожать я решил потому, что ты перепила, боялся, что машину разобьешь…
Е Фан от избытка чувств поцеловала его, даже не беспокоясь, видит ли это Цзе Цзин, а может быть, специально демонстрируя, что парень, дескать, мой, не смей на него заглядываться. К сожалению, Цзе не видела всего этого: сморенная усталостью, да еще пивом с водкой, она заснула.
Цзе Цзин поднималась по лестнице хорошо знакомого ей заводоуправления, но оно почему-то казалось ей совершенно чужим. Что же здесь изменилось? Девушка пригляделась: нечетные комнаты по-прежнему принадлежали администрации. Двести первая — кабинет директора, двести третья — зал для собраний, потом шли кабинеты заместителей директора, производственный отдел, отдел сбыта. А четные номера — это партком и прочее. Двести вторая комната — приемная парткома, двести четвертая — орготдел, затем кабинет Чжу Тункана, вооруженная охрана, особый отдел. Ничего не изменилось, даже таблички прежние, только лак на них немного пожелтел. Эти таблички она писала сама, когда впервые обнаружила свои способности к каллиграфии. И плевательницы стоят на прежних местах. Да, вокруг все осталось прежним, это она изменилась. Два года назад Цзе покидала заводоуправление с тревогой и пустотой в сердце, а сейчас научилась водить машину и стала одним из полноправных руководителей автоколонны, уверенным, крепко стоящим на ногах. У нее даже походка изменилась. Раньше, работая здесь, она не ощущала себя хозяйкой этого здания, а сейчас вдруг ощутила. И все же, открыв дверь в кабинет Чжу Тункана, она испытала волнение — такой трогательной была старческая голова с редкими седыми волосами, уже не прикрывавшими блестящую лысину и вздувшиеся жилы на висках. В сердце Цзе Цзин разом всколыхнулись самые противоречивые чувства: и благодарность, и какая-то неясная обида.
— Товарищ секретарь, вы звали меня?
— А, маленькая Цзе, садись! — воскликнул Чжу Тункан, выходя из задумчивости. Он взволновался не меньше, чем она. К этой девушке у него было особое отношение, в котором, помимо заботы начальника о подчиненной, присутствовало нечто отцовское. После того как он разочаровался в двух своих непутевых детях, это чувство еще больше усилилось. Сейчас он радостно поднял голову, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь в Цзе Цзин за столь долгое время, но застеснялся своего взгляда и спрятал уже набежавшую
Месяц назад, когда Е Фан учила ее водить машину, Цзе Цзин в раздевалке взбрело в голову примерить брючный костюм своей наставницы. Надела, взглянула в зеркало и не узнала себя — она и не думала, что так красива! Вот уж верно говорят: человек нуждается в одежде, а лошадь в седле. Цзе Цзин обрадовалась и в то же время смутилась. Е Фан подзадоривала ее сделать себе такой же, девушка не соглашалась, но потом все-таки сшила серый брючный костюм на западный манер. Сначала она не решалась ходить в нем на завод, только дома надевала иногда. Затем осмелела, стала надевать на работу, однако, и тут боясь насмешек, не садилась в автобус, а ездила на велосипеде. Постепенно она привыкла к этому костюму и сегодня просто забыла сменить его на обычный комбинезон. Член партии, начальница в рабочее время расхаживает в модном западном наряде, да еще является в нем в заводоуправление, что люди скажут?! Впрочем, ясно, что скажут. Цзе Цзин покраснела. Лучше уж не думать — чем дальше, тем мрачнее получается! Сделала так сделала, нечего раскаиваться. В конце концов, западный костюм не преступление… Она взяла себя в руки, и на ее порозовевшем лице появилось самоуверенное, даже упрямое выражение. Затем она попыталась принять официальный вид, чтобы помешать секретарю парткома расспрашивать о ее собственных делах. Ей очень не хотелось вновь стать объектом чьей-либо заботы, поэтому она сразу перешла в наступление:
— Товарищ секретарь, у вас какое-нибудь дело ко мне?
Но Чжу Тункан все-таки сказал, хотя и с нарочито равнодушным видом:
— Я хотел узнать, как тебе работается среди шоферов.
В Цзе Цзин взыграл дух противоречия: «Если хочешь спросить о Лю Сыцзя и его лепешках, так спрашивай, а иначе незачем таскать меня сюда! Увидел мой наряд и сразу брови нахмурил, неприятно ему… А я не нуждаюсь больше ни в чьей заботе, жалости и опеке!» Но впрямую сказать это она не могла и лишь напустила на себя еще более официальный вид:
— В каком смысле?
«Действительно, в каком? Зачем спрашивать об этом, когда все происходит на твоих глазах?» — подумал Чжу Тункан и внутренне похолодел, поняв, что допустил серьезный просчет. В парткоме он отвечал за кадровые вопросы, но после назначения Цзе Цзин всерьез не интересовался ее судьбой. Конечно, до него доходили некоторые слухи о том, что она не занимается своим непосредственным делом, а учится водить машину, не участвует в разных собраниях и так далее. Он защищал ее, однако ни разу не поговорил с ней самой. Такая хорошая девушка, подававшая большие надежды, и вот во что превратилась! Кого же винить в этом? Его, секретаря парткома, который слишком мало влиял на нее, или Лю Сыцзя с его разлагающей компанией? Современные молодые люди напоминают какие-то трудные загадки. И его сыновья, и Лю Сыцзя, а теперь и Цзе Цзин туда же.
Он закурил и вдруг протянул сигарету девушке:
— Хочешь?
— Спасибо, я не курю.
— А я слышал, ты тоже научилась, — сказал он, недовольный тем, что предложил ей закурить.
Эти слова задели Цзе. Да, она научилась, но лишь для того, чтобы не болтали, будто ей не нравятся курящие. Она не испытывала от курения никакого удовольствия и курила редко. То ли из духа противоречия, то ли назло Чжу Тункану, она все-таки взяла предложенную сигарету и затянулась. Ей было неловко, но она старалась держаться непринужденно и испытующе глядела на секретаря парткома. А Чжу Тункан не ожидал, что девушка так себя поведет, и не решался смотреть на нее. Ему было неприятно, что она пытается держаться с ним на равных, и в то же время хотелось поговорить откровенно. Раньше, когда у нее возникали сложности, она сама без всяких подсказок с его стороны обращалась к нему, а сейчас вот что получается. Внешне их отношения не изменились, однако в действительности перемены грандиозны. Он в ее глазах уже больше не олицетворение партии, не второй отец. Ее взгляд, фигура, одежда, сама манера поведения, еще не лишенная девической стыдливости, но сдержанная и выжидающая, показывают, что Цзе Цзин повзрослела. Прежде он хотел этого, даже торопил события, а сейчас, когда она действительно стала взрослой, испытывал безотчетный страх. Они слишком отдалились друг от друга и уже не могут говорить так откровенно, как раньше. Стараясь поскорее закончить беседу, Чжу Тункан спросил: